«Надеюсь, кто-нибудь заберёт…» Макс открыл заднюю дверцу, кот сердито зыркнул на него сквозь пластиковое окно, повернулся задом. Макс взялся за ручку переноски:
– Вик, не сердись, пожалуйста! Ты же понимаешь, что у нас нет другого выхода!
Он подошёл к двери, набрал номер квартиры.
– Да?
– Света, это я…
…Макс забрал Лёню из больницы, несмотря на недовольство наблюдающего его врача.
– Доктор, Вы сами сказали, что физически он здоров.
– Он не ходит.
– Он не ходит с семи лет. Я знаю, что ему нужно, это ведь мой сын. Мы сейчас, отсюда, едем в Пулково и летим к моей матери, в Сузу.
– Мм… Суза это…
– Итальянский городок на границе с Францией, в Торино. Там уже тепло, солнце, птицы поют. У них свой дом. Там моя сестра, его ровесница, они очень близки, несмотря на расстояние, они постоянно на связи. Посмотрите-ка в окно и скажите, что будет лучше для его психики – итальянская весна или… вот это?
Доктор пожал плечами:
– Всё так. Но он очень травмирован, гибель животных…
– Его собака и кот спаслись, – Макс бросил взгляд на часы, – Они выжили, находятся в безопасном месте, и он это знает. Я беру всю ответственность на себя. Он мой единственный сын и я никогда не наврежу ему.
– Что ж… Вы меня убедили…
– Вот и хорошо… – кивнул Макс.
Немного расслабиться и выдохнуть Макс сумел только в самолёте. Только когда они набрали высоту, отстегнули ремни, когда Лёня привалился к его плечу и засопел, а сам Макс залпом выпил двойной виски без закуски, он, наконец, разжал кулаки. Первый шаг был сделан. Нужно быть, действительно, фантомом, чтоб добраться до его сына за тысячи километров от Березени, в сердце Европы. Дудки! За Бомку и Викинга он тоже был спокоен, хотя кот смотрел на Макса, как на последнего жалкого предателя, когда Макс уходил из квартиры Светланы, бросая его с незнакомыми людьми, знакомым, но очень глупым питбулем, нуждающимся в постоянном присмотре, и в придачу с пустоголовым биглем, который, увидев недоброго высокомерного кота, от страха забился под диван, и которого придётся ещё воспитывать и воспитывать! О-хо-хо…
Света впустила Макса, приняла животных и задала один единственный вопрос:
– Я ещё чем-то могу тебе помочь?
Сердце ныло. Эта женщина так искренне любила его и, не надеясь ни на какое продолжение их романа, от полноты души, от доброты и человечности, предлагала ему свою помощь. Он смотрел в её серые глаза, окружённые сеточкой морщин, на увядающее лицо и робкую улыбку, и ясно видел, что да, она по-прежнему любит его, ничего не изменилось. Сам Макс чувствовал только благодарность и бесконечную нежность, как к сестре, как к матери. Он любил совсем другую женщину… Где она? Что он упустил? Что сделал не так?!
В душе ворочалась тревога. Убегающая женщина, которую он принял за Эсфирь, не могла быть Алекс. Её на таком расстоянии он узнал бы и в полной темноте, и в любой одежде. А призрак, отравивший его собак и сделавший его сына опять инвалидом, не мог быть Владом: Покровский, с его ростом и фигурой античного дискобола, не смог бы выдавать себя за хрупкую женщину, не касающуюся стопами пола. Лёнька уж на что был напуган, и то разглядел бы подвох. Макс, сперва, думал попросить Светлану съездить в Березень, под любым предлогом встретиться с Покровским и посмотреть, нет ли у него царапин на руке, оставленных разъяренным Виком, но потом понял, что только зря потратит её время, а, возможно, и подвергнет её опасности – можно не сомневаться, что никаких царапин у Влада нет. Это был не он. Но Мотька взял, а Бомка был готов взять из рук фантома отраву. Человек бывал в доме, собаки его знали.
У Влада были необъяснимые, загадочные отношения со всеми четырьмя женщинами – с Эсфирью, с Амелией, с Алекс и, даже с собственной женой он был связан, казалось, не узами брака, а какой-то странной болезненной связью. Фира, Мила и Алекс терпеть не могут жену Покровского, а его самого чуть ли не обожествляют.
Алекс обнимает Влада, гладит ему волосы…
Фира, в насквозь промокшем платье, пьёт коньяк и выкрикивает: «Она сломала ему жизнь… Он несчастен страшно, глубоко… Мягкий, чуткий…»
Снежана, на берегу озера, с тяжёлой корзиной в руках и с полными отчаянья глазами шепчет: «Ни дня без него жить не стану!»
Мила, в одночасье постаревшая и огрубевшая, курит трубку и пьяно выплёвывает слова: «Петный мальчик… попал в сети к этой ветьме…» Чертовщина какая-то! Она любит мужа и переживает его смерть как трагедию. Андрей погиб из-за Покровского, или от его руки или по его наущению. Но Мила, будто в шорах, не видит этого, защищает Влада! Нужно как-то в этом во всём разобраться. И, если Снежа ещё жива, то попытаться спасти её…
В аэропорту Турина их встречал Роберто. Положив руки на инвалидное кресло, он стоял, смотрел на выходящих пассажиров и безмятежно улыбался. Волосы и аккуратная модная бородка были у него уже полностью седыми, загорелое лицо испещрили глубокие и мелкие морщины, но очень стройный, сухой и гибкий, в светлой одежде и с белоснежной радостной улыбкой, он был вызывающе хорош собой и молод. Макс мельком бросил взгляд на своё отражение в большой витрине и тут же недовольно отвернулся от лживого стекла.
Они усадили Лёню в кресло, Роберто расцеловал мальчика в обе щеки, потом высыпал на него дождь из пакетиков со сладостями, судя по всему купленных тут же в аэропорту в ожидании посадки борта. Затем он крепко обнял Макса, несколько раз сильно хлопнул его по спине, чмокнул в ухо.
– Паоло, сынок! Как я рад, как я рад! Девочки остались дома – стряпают. Сегодня из дома ни ногой – итальянский семейный ужин. Я весь вчерашний день потратил на вино, хотел, чтоб всем было по вкусу. У моих девчонок совершенно разные предпочтения – твоя мама любит белое, Анетта, наоборот, красное сладкое вино…
– Аня пьёт вино? – удивился Макс, устраивая Лёню в машине Роберто.
– Давай, помогу, – сказал отчим, ловким движением сложил кресло, положил в багажник, – Конечно, пьёт! Ей ведь лет, как Леону! От стаканчика хорошего вина за ужином вреда не будет!
– Ну, не знаю… – пробормотал Макс, садясь на переднее сиденье.
– Так и есть, – с улыбкой говорил Роберто, выруливая на дорогу в Сузу, – А завтра твои матушка с сестрой готовят настоящий русский обед. Будем жарить на углях шиш… иш…
– Это азиатское блюдо, Робби!
– Я знаю сынок! Но кто об этом помнит? И это так