не замечать заливистого мальчишеского смеха, звучащего рядом.
- Так вот его владения, - страж порядка показал на основательный, словно древняя крепость, дом. – Ишшо дед строил, когда на бабке женился.
- Благодарю, - я кивнул городовому и направился к дому, но меня опять ухватил на рукав Игнашка, незримый никому, кроме меня:
- Сердце, барин, слушай, оно не обманет, любую личину, даже самую пригожую сбросить поможет, правду откроет.
- Слушай, Сват Самохвал, - я строго посмотрел на мальца, - я сам разберусь, что мне делать и как. Благодарю за заботу, но…
- Не любит она его, - прошептал парнишка и исчез.
К дому купца я едва ли не летел, а улыбка моя была столь яркой и ослепительной, что две прогуливающиеся под ручку барышни застыли на месте, неуверенно улыбаясь в ответ, а тащивший мешок мужик одобрительно крякнул, молодцевато тряхнул кудрями и залихватски сдвинул на бок засаленный картуз.
Удача продолжала сопутствовать мне. Не успел я дойти до дома, как из ворот вышел светловолосый крепкого телосложения мужчина с густой, в ладонь длиной, бородой. Судя по одежде, пошитой опытным мастером из дорогой ткани, господин сей явно не был слугой, да и держался он с достоинством человека, знающего себе цену и привыкшего более повелевать, чем подчиняться. Я решил рискнуть.
- Господин Пряников, я полагаю? – я вежливо коснулся края шляпы, вопросительно глядя на мужчину.
Тот удивлённо приподнял ровные дуги бровей, которые так и хотелось назвать соболиными, окинул меня проницательным взглядом серо-зелёных глаз:
- С кем имею честь?
- Следователь Корсаров, Алексей Михайлович.
- А-а-а, как же, как же, весьма о Вас наслышан, - мужчина сдержанно улыбнулся, в глазах вспыхнула лукавая искорка, - почитай, все дамы в городе только о Вас и говорят. Вы произвели фурор в обществе.
Интересно, и когда это я успел? Вроде бы никуда, кроме мест преступления, не выходил, ни с кем, кроме подозреваемых да жертв, не общался, неужели родственники Софьи Витольдовны обо мне рассказывали?
- Родственницы госпожи Абрамовой о Вас своим подругам поведали, а те благую весть дальше понесли, - словно прочитал мои мысли купец и усмехнулся в бороду, - теперь ждут не дождутся бала, чтобы воочию Вас увидеть, ни о ком другом и думать не могут, сын у меня уже даже пожаловался за завтраком, что невесту свою скоро к столичному следователю ревновать начнёт.
- Не надо, - я поспешил откреститься от сомнительной чести стать провинциальным Казановой, тоже мне, героя-любовника нашли!
Купец расхохотался, дружелюбно глядя на меня серо-зелёными глазами, протянул широкую лопатой ладонь:
- Глеб Захарович я, Пряников. Милости прошу в дом, за счастье приму Вас гостем своим назвать.
- Благодарю, - я ответил на рукопожатие и чуть задержал руку купца в своей ладони. – Только повод для визита к Вам у меня нерадостный: госпожу Васильеву зарезали, я расследование веду.
Глеб Захарович нахмурился, став похожим на воеводу Мороза из поэмы Некрасова:
- Во-о-от оно что… О смерти Дарьи Васильевны я, само собой, наслышан… Значит Вы меня в душегубстве подозреваете… - купец пожевал губами, словно что-то обдумывая, а затем вскинул голову, плечи расправил, - Ну что ж, коли так, отпираться не стану, я её зарезал. Может, и грех так о покойнице говорить, но змея она подколодная была.
Мои заверения в том, что я просто провожу опрос свидетелей, застыли на губах, так и не успев сорваться. Вот оно, значит, как… Я смотрел на купца, на его гордо поднятую голову, расправленные плечи, решительную сдержанность движений и чем больше смотрел, тем отчётливее понимал: он не убийца. Глеб Захарович не отправится к женщине, да ещё и замужней, глубокой ночью, а если и пойдёт, то только для разговора, то есть без оружия. Убийца же принёс нож с собой, значит на силу одних лишь слов не полагался.
- Ну, что же Вы меня не вяжете? - купец усмехнулся, озорно блеснул глазами. - Смотрите, убегу же, потом искать придётся.
- Кого Вы выгораживаете? – я пристально смотрел на Глеба Захаровича и видел, как он вздрогнул и непроизвольно оглянулся на дом. – Сына?
- Я её убил! – рыкнул купец. – Моя вина, мой и ответ, что вам ещё надобно?!
Нужна мне была самая малость – правда, но было понятно, что её Глеб Захарович ни за что не расскажет. Он точно знает имя убийцы, потому и берёт вину на себя, прекрасно понимая, что за этим последует. И даже если хороший адвокат сможет добиться максимально мягкого приговора, для купеческой репутации ущерб будет непоправимый, мало кто захочет иметь торговые дела с человеком, который не гнушается и слабую женщину зарезать.
- Я убийца, - повторил купец, строго глядя на меня, - моя вина.
Вот ведь осёл упрямый, и что мне теперь с ним, потаковщиком, делать?! Впервые в жизни я понял майора Самохина, который после очередной рискованной вылазки пытался узнать, кто из нас, Сашка, Никитка или я, эту самую вылазку предложил устроить. Мы как один дружно брали всю вину на себя, выгораживая друг друга, а майор грозно сопел и переминался с ноги на ногу, словно медведь на ярмарке. Так и не добившись правды, Самохин ярился и щедро раздавал наряды вне очереди, понимал собственную несправедливость, злился ещё больше и увеличивал число нарядов. Теперь я понял майора, загнанного в угол с одной стороны собственными представлениями о справедливости, а с другой – требованиями воинского устава.
- Хорошо, я Вам верю, - я решил пойти по пути наименьшего сопротивления, - идите сейчас к городовому, от тут, недалеко, скажите ему, что я приказал доставить Вас в участок. Если спросит, по какому поводу, скажете…
- Я скажу, что это я убил Дарью Васильевну, - Глеб Захарович степенно кивнул и уже направился было туда, откуда долетал строгий рык городового, но, не сделав и двух шагов, остановился, прищурился и, чуть склонив голову к плечу, попросил:
- Дозвольте только с родственниками проститься, жена у меня хворая, ей волноваться нельзя. Сердце слабое, с утра не встаёт, на боли в груди жалуется.
Я старательно скроил физиономию сурового стража закона:
- Родным Вашим я сам всё объясню, за жену не волнуйтесь, постараюсь сильно её не беспокоить. А теперь ступайте. А то кликну городовых, они Вас под стражей через весь город, точно карманника, проволокут.
Купец тяжело вздохнул, укоризненно качая головой, пробормотал чуть слышно:
- Эх, а ведь таким приличным