гораздо свободнее. Страйк догадался, что она ничего не ела между спортзалом и пабом: вино явно сказывалось, хотя она и была крупной.
— Ты помнишь девушку, которая взяла Дайю на пляж в то утро?
— Помню, что она была блондинкой, чуть старше меня, но сейчас я бы не смогла выделить ее из толпы. У тебя не было друзей, ты не должен был сближаться с людьми. Это называлось “материальное обладание” или как-то так. Иногда люди пытались подлизаться ко мне, потому что я была дочерью своего отца, но вскоре они понимали, что это ничего не значит. Если я за кого-нибудь замолвлю слово, Мазу, скорее всего, позаботится о том, чтобы его наказали.
— Значит, ты не знаешь, где сейчас находится Шери Гиттинс?
— Так ее звали, да? Кажется, Шерил. Нет, я не знаю, где кто из них.
— Я слышал, — сказал Страйк, — что Шери выехала на грузовике с фермы Чепмена мимо тебя и еще двух человек в то утро, когда утонула Дайю.
— Черт возьми, ты это знаешь? — сказал Эбигейл, выглядя скорее расстроенной, чем впечатленной
— Моя напарница брала интервью у Шейлы Кеннетт.
— Черт побери, неужели старая Шейла еще жива? Я думала, она уже давно умерла. Да, я, парень по имени Пол и муж Шейлы были на раннем дежурстве — надо было кормить скот, собирать яйца и готовить завтрак. Мимо нас в фургоне проехали девчонка Шери и Дайю, они ехали на овощной базар. Дайю помахала нам рукой. Мы удивились, но решили, что она получила разрешение на поездку. Она могла делать много всего, что не делали остальные дети.
— А когда ты узнала, что она утонула?
— Ближе к обеду. Мазу уже взбесилась, узнав, что Дайю уехала с Шери, а мы были в дерьме, те, кто видел, как они проехали мимо, и не остановили их.
— Твой отец был расстроен?
— О, да. Я помню, как он плакал, обнимая Мазу.
— Он плакал?
— О, да, — мрачно сказала Эбигейл. — Он может включать водопровод, как ни один мужчина, которого ты когда-либо встречал… Но я не думаю, что Дайю ему сильно нравилась, правда. Она не была его, а мужчины никогда не чувствуют того же к чужим детям, не так ли? У нас на работе есть один парень, он так говорит о своей пасынке…
— Я слышал, что вы все были наказаны — Шери и те трое, кто видел проезжавший мимо грузовик?
— Да, — сказал Эбигейл. — Мы были.
— Шейла до сих пор очень расстроена тем, что ее муж был наказан. Она считает, что все, что с ним сделали, способствовало ухудшению его здоровья.
— Это бы, черт возьми, не помогло! — сказал Эбигейл срывающимся голосом. — Шейла рассказала твоей напарнице, что с нами произошло, не так ли?
— Нет, — сказал Страйк, решив, что лучше не врать.
— Ну, если Шейла молчит, то и я не буду, — сказала Эбигейл. — Именно этого от меня и добивался тот парень Пирбрайт. Выяснить все гряз… все грязные, мать их, подробности. Я не собираюсь снова все это раскапывать, чтобы люди могли представить меня в этом гребаном… забудь об этом.
Голос Эбигейл теперь звучал очень невнятно. Страйк, который не терял надежды, что ему еще удастся узнать подробности постигшего ее наказания, перевернул свежую страницу в своем блокноте и сказал:
— Я слышал, что Шери много времени проводила с Дайю.
— Мазу часто подсаживала Дайю на девушек постарше, да.
— Ты присутствовала на дознании по делу о смерти Дайю?
— Да. Брайан к тому времени уже умер, бедный ублюдок, но я и Пол должны были дать показания, потому что видели, как они проезжали в фургоне. Я слышала, Шерил сбежала после того, как все закончилось, — не вини ее. Мазу позволила ей оставаться в живых так долго из-за дознания. Когда все закончилось, у нее было свободное время.
— Ты используешь эти слова как фигуру речи?
— Нет, я говорю серьезно. Мазу убила бы ее. Или заставила ее убить себя.
— Как бы она это сделала?
— Ты бы понял, если бы познакомился с ней, — пробормотала Эбигейл.
— Она заставляла тебя что-то делать? Я имею в виду, причинять себе боль?
— Все время, блядь.
— Разве твой отец не вмешался?
— Я перестала ходить к нему и разговаривать с ним обо всем этом. Нет смысла. Был один раз, в Откровении…
— Что это?
— Нужно было говорить то, чего стыдишься, и очищаться. Так вот, одна девочка сказала, что она мастурбирует, и я рассмеялась. Мне было лет двенадцать или около того. Мазу заставила меня биться головой о стену храма, пока я не получила контузию.
— Что было бы, если бы ты отказалась?
— Кое-что похуже, — сказал Эбигейл. — Всегда лучше принимать первое предложение.
Она смотрела на Страйка со странной смесью пренебрежения и защиты.
— Вот такую фигню Патрик хочет, чтобы я написала в своей книге. Рассказать всему миру, что со мной обращались как с дерьмом, чтобы такие люди, как долбаный Баз, могли бросить мне это в лицо.
— Я не собираюсь предавать все это огласке, — заверил ее Страйк. — Я просто ищу подтверждение — или нет — того, что Пирбрайт сказал моему клиенту.
— Ну выкладывай тогда. Что еще он сказал?
— Он утверждал, что был вечер, когда всех детей поили наркотиками. Он был моложе тебя, но мне интересно, слышала ли ты когда-нибудь о том, что кого-то накачивают наркотиками?
Эбигейл фыркнула, покрутив пустой бокал между пальцами.
— Там нельзя было ни кофе, ни сахара, ни спиртного — ничего. Даже парацетамол не давали. Он говорил мне по телефону, что люди летают. Он, наверное, предпочел бы думать, что это наркотики ему подсунули, а не то, что его обманул какой-то хреновый фокус Мазу, или что у него крыша поехала.
Страйк сделал пометку.
— Ладно, следующий вопрос странный. Кевин думал, что Дайю могла становиться невидимой — или говорил, что одна из его сестер верила, что она может.
— Что? — сказала Эбигейл, полусмеясь.
— Понимаю, — сказал Страйк, — но он, похоже, придавал этому значение. Я подумал, не пропала ли она в какой-то момент до своей смерти.
— Не помню… но я бы не стала отрицать, что она могла быть