class="p1">— Я знаю, но он сказал, что они чувствуют себя неловко, что меня там нет. Наверное, их часто спрашивают, почему они пришли без меня, ведь все это связано с детьми, понимаешь?
— Я понимаю. — Провел рукой по волосам, заставив ее ярко улыбнуться. — Видишь? Они наконец-то осознают преимущества рождения дочери.
Она грустно рассмеялась.
— Да, точно.
Подобрав с земли забытый баллончик, я протянул руку, прося ее взять.
— Пойдем. Давай отвезем тебя на гала-концерт, маленький страус.
Я держал ее за руку, пока мы ждали такси.
Я поцеловал ее костяшки пальцев, когда она вышла из машины и поднялась по лестнице большого конференц-зала.
Я заплатил за проезд деньгами, которые она мне дала, и вернулся домой.
Но я не вошел в дом ужасов.
Вместо этого прокрался по своему району с полупустым баллончиком аэрозольной краски и причастился к своей новой форме медицины.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Олин
— Наши дни —
Страшный звук эхом разнесся по складу и проник в спальню Гила.
Я резко вскочила на ноги, вырванная из сна, что снился мне.
Я моргнула от дезориентации, мозг затуманился, а глаза помутнели. Одеяла вокруг меня были теплыми и уютными, но то, что разбудило меня, повторилось, вытаскивая меня из постели.
Что это, черт возьми, такое?
Вскочив на ноги, я бросилась к двери и распахнула ее. Темнота зияла глубоким и бесконечным зевом, скрывая знакомые и незнакомые вещи. Одолженная одежда висела на моей стройной фигуре. Размер Гила не совсем соответствовал моему собственному, и я подтянула пояс черных треников, которые он одолжил мне, заново завязывая шнурки на бедрах.
Я сопротивлялась, натягивая его вещи. Они пахли им. Пахли успокаивающим стиральным порошком и цитрусовым запахом краски, которым была пропитана его кожа. Этот запах ранил мое сердце.
После того как Гил ушел, я оделась и застелила постель, а потом села и уставилась на дверь, пытаясь решить, что делать. Я не собиралась засыпать. Я пыталась придумать предлог, чтобы пойти домой. Но после стольких бессонных ночей и измазанного краской вечера я больше не могла бороться с усталостью.
Прохладный ветерок пощипывал мои босые ноги.
Как долго я спала?
Со стороны склада донеслось ворчание. Мой защитный инстинкт запустил адреналин.
Гил!
Выбежав из его комнаты, я пронеслась через окутанный ночью холл. Слишком большая футболка развевалась вокруг меня, пока я пробиралась по складу.
Тишину нарушило проклятие, за которым последовал удар.
Я побежала.
Проскочив через офис, я бесшумно остановилась, когда мои глаза наткнулись на Гила, крепко спящего на потрепанной кушетке у стены. Лунный свет и слабые проблески рассвета освещали его напряженное лицо.
Никто не причинял ему вреда. Здесь больше никого не было.
Только Гил и его кошмар.
Его ноги были запутаны в клетчатом пледе, а сам он лежал на спине. Одна рука лежала на заляпанном краской полу, а другая была сжата в кулак на животе. Его брови нависли над закрытыми глазами, а грудь поднималась и опускалась так, будто он убегал от чудовища во сне.
Еще один стон вибрировал в его теле, измученном и разбитом, почти мокром от слез.
Я замерла.
Мурашки пробежали по моей спине от осознания того, что я не должна была этого видеть.
— О, боже… мне так жаль. — Его лицо сменило выражение с растерянности на ярость. — Не надо! Нет…
Мои колени были готовы подкоситься.
Снилась ли я ему?
Была ли я той О, которую он умолял, или он знал другую?
— Олив… — Гил метался, словно сражаясь с наемниками жестоких иллюзий. — Я спасу тебя… я-я обещаю.
Олив.
Гил никогда не называл меня Олив в нашей юности. Овсянка, Орео, Орегано, да. Но Олив — никогда.
Его конечности охватила судорога, вызванная кошмаром, и он плотнее обхватил одеяло руками. Его рука стукнула по полу, указывая на то, что стук, который я слышала, был просто борьбой Гила во сне.
У меня была своя доля ночных кошмаров.
Месяцами мне снилось, как я падаю в окно ресторана, а стекло режет меня на куски. Я просыпалась в слезах с воображаемой кровью на пальцах.
Но это были не самые худшие сны.
Хуже были счастливые сны, в которых я летела в объятия своего партнера по танцам — легкая, гибкая и вечно грациозная.
Губы Гила сжались в линию, он хрипел, издавая все менее связные звуки, и его снова затягивало в бессознательные ужасы.
Я постояла еще немного — наблюдая в темноте, как он успокаивается и затихает. Я не двигалась, чтобы разбудить его. Я сомневалась, что он отнесется к моему вмешательству с пониманием, как и к тому, что я увидела его в самом уязвимом положении.
Я хотела успокоить его. Хотела прижаться к нему и поцелуями развеять его проблемы.
Но я уже достаточно надавила.
Гилу нужно было отдохнуть.
И мне тоже.
Отгородившись от прохладной пустоты склада, я отступила назад и направилась через его кабинет.
Войдя в его квартиру, прошла на кухню и открыла пустые шкафы. Скудная коллекция стаканов и пластиковых чашек, предназначенных для детей, выглядела призрачно печально.
Выбрав один, я наполнила его водой и отнесла на диван.
Как бы я ни нуждалась в отдыхе, сон больше не был для меня вариантом. Часы над его плитой показывали, что до рассвета остался всего час или около того. Я подожду, чтобы убедиться, что Гил крепко и спокойно спит, а потом пойду на работу.
Мне нужно было оплачивать счета.
Мне нужно было время подумать.
И никакое количество недовольных, ругающихся художников по телу не могло меня остановить.
* * *
Когда я на цыпочках ходила по складу Гила, собирая свои вещи, а он еще спал час спустя, мое сердце бешено колотилось.
Мне казалось, что я подвожу его, уходя. Я беспокоилась о нем и его кошмарах.
Но не могла остаться — ведь я была еще совсем новым сотрудником.
У меня не было другого выбора, кроме как взять одежду, которую он мне дал, забрать свои вещи — неважно, насколько они были забрызганы краской и испорчены, — и заставить себя быть взрослой и ответственной, а не девчонкой с бестолковыми желаниями.
Стараясь ступать как можно тише, я уложила белье, блузку, юбку и чулки в сумочку и свесила туфли на высоких каблуках с кончиков пальцев, осматривая разрушения, которые мы оставили после себя.
Открученные бутылки валялись на полу. Краска забрызгала полки и сцену. Видимый красный отпечаток руки Гила, когда он впился в меня на полу, был идеальной алой буквой. Заметный контур моей спины и