первых сессий парламента, известных впоследствии под названием «кодекса Кларендона» по имени Гайда, графа Кларендона, который вернулся из эмиграции и стал канцлером, носили по форме характер урегулирования религиозных вопросов. По существу, это был ряд актов, предназначенных для того, чтобы низвести пуританскую партию до положения нелегальной. Поскольку центрами влияния пуритан являлись города, первым шагом парламента, воплощенным в «Акте о корпорациях» 1661 г., стало ограничение состава органов местного самоуправления лишь теми, кто был готов признать догмы и обряды англиканской церкви. В следующем году в соответствии с «Актом о единообразии» около 2000 пуританских священников, которые не пожелали заявить о своем полном признании англиканского молитвенника, были смещены с занимаемых должностей. Такого же признания потребовали и от всех учителей. Таким способом пуритане были вытеснены из государственного аппарата и из государственной церкви. Принятый в 1665 г. «Акт о монастырях»[39] был направлен против объединения пуритан вне этих органов и запрещал все публичные богослужения, за исключением богослужений государственной церкви. Наконец, так называемый «Пятимильный акт» (1665) запрещал уволенным учителям и священникам подходить ближе чем на пять миль к городам, имеющим самоуправление, изолируя их, таким образом, от их многочисленных сторонников.
«Кодекс Кларендона» уничтожил пресвитерианство, которое представляло собой не что иное, как организованную национальную церковь. Индепендентские секты, поскольку они были чисто местными организациями, а их приверженцы являлись менее заметными фигурами, смогли продолжать свое существование как полулегальные организации мелкой буржуазии. Богатые пресвитериане вскоре, однако, нашли доступ в англиканскую церковь, где они впоследствии составили крыло партии вигов. В деревне разорение фермеров-йоменов и усугубляющееся расслоение сельского населения на сквайров, фермеров-арендаторов и безземельных батраков лишили пуритан их социальной базы и привели к полному преобладанию сквайров, сначала роялистов, затем тори, но неизменно ярых сторонников англиканства. В конце XVII и XVIII в. борьба между тори и вигами была в значительной степени борьбой между городом и деревней.
В одном отношении роялистские парламенты Карла II оказались не менее несговорчивыми, чем парламенты его отца. В начале правления парламент утвердил акциз и поземельные налоги на общую сумму 1200 тысяч фунтов стерлингов в год. На деле же они получили лишь немногим более 500 тысяч фунтов, а за дополнительные ассигнования парламент голосовал крайне неохотно и лишь после долгих проволочек. Вскоре финансовый вопрос осложнился разногласиями Карла с парламентом по поводу внешней политики. В 1665 г., после ряда столкновений на почве торговли и неофициальных конфликтов в Северной Америке и на Востоке, вспыхнула война с Голландией. Как и прежде, военные действия велись нерешительно, тем не менее они привели к захвату города, из которого впоследствии вырос Нью-Йорк. Как парламент, так и Сити видели наиболее опасного врага во Франции с ее растущей мощью, тогда как Карл всеми силами стремился установить дружественные отношения с французским королем Людовиком XIV, у которого надеялся получить финансовую помощь, что позволило бы ему стать независимым от парламента.
Авторитет антифранцузской партии вынудил правительство заключить в 1668 г. тройственный союз с Голландией и Швецией, но уже через два года Карлу удалось нейтрализовать эффект этого союза путем заключения тайного договора, в котором он обещал Людовику помощь в войне за раздел Голландии и изъявлял согласие объявить себя католиком, как только это станет достаточно безопасным. В свою очередь Людовик должен был предоставить ему ежегодную субсидию, которая сделала бы его независимым в финансовом отношении от парламента. Третья голландская война, в которой Англия и Франция выступали как союзники, началась в 1672 г. Но Карл не смог вступить в нее с достаточной эффективностью, ибо парламент не одобрял этой войны и выразил свое недовольство в крайне неохотном голосовании за утверждение военных субсидий. В те времена правительство имело обыкновение делать займы у лондонских ювелиров под обеспечение будущих налоговых поступлений. В 1672 г. правительство оказалось в настолько затруднительном положении, что ему пришлось аннулировать весь свой непогашенный долг, достигший к этому времени 1 328 526 фунтов стерлингов. Это вызвало в Сити настоящую панику. В 1677 г. была возобновлена на некоторое время выплата по займу в размере 6 процентов, вместо обычных 8 процентов, но лишь значительно позже основная сумма была включена в государственный долг. Именно из-за этого, а не каких-либо других действий, правительство Карла, скорее всего, утратило поддержку и доверие лондонских финансовых кругов.
Примерно к этому времени нам следует отнести окончание союза между сквайрархией и верхушкой городской буржуазии – того самого союза, который укрепил монархию Тюдоров и позднее оппозицию первым Стюартам, разрыв которого ослабил республику и чье временное возрождение привело к Реставрации. Теперь он отошел в прошлое, за исключением лишь того случая, когда в 1688 г. невообразимая паника затмила все привычные старые распри.
Долгое существование Кавалерского парламента (с 1661 по 1678 г.) создало все условия для появления политиков-профессионалов, для начала роста организованных политических партий, действующих под руководством всеми признанных лидеров, и для зарождения той ничем не прикрытой коррупции, которая в XVIII в. превратилась в систему. На одной стороне находились тори-сквайры, которые в результате реставрации монархии восстановили свое политическое влияние и отлично понимали, что лучшим способом его удержания является сохранение и укрепление королевской власти. За ними стояла англиканская церковь и пока еще не пробужденные массы сельского населения. Им противостояли виги, являвшие собой более странную комбинацию из торговцев и представителей финансовых капиталистов, набирающих силы, вместе с группой наиболее могущественных земельных аристократов, магнатов, таких как герцоги Бедфорд и Девоншир, которые в достаточной мере осознавали свою силу, чтобы не чувствовать необходимости, подобно своим более слабым соседям, искать поддержки у короля. Многие из аристократических семей, как, например, Петти, нажили первоначальное состояние на торговле; другие, как Расселы, владели имениями в областях, производивших зерно и шерсть для лондонского рынка. Все они, от торговцев до аристократов, образовывали собой «респектабельное лицо» виггери. Позади них стояла куда более радикальная и в значительной степени пуританская мелкая буржуазия городов, до сих пор находившаяся под влиянием республиканских и левеллеровских настроений времен республики. Политические цели этих двух группировок внутри партии вигов были, естественно, весьма различны, а потому крайне трудно было добиться их совместных действий.
И лишь неординарные способности Шефтсбери, занимавшего теперь центральную позицию, аналогичную той, на которой находился поколением ранее Кромвель, помогли создать единый фронт всех противников короны. Одно время движение казалось настолько успешным, что стали оживать надежды на новую республику. Однако придворная партия задалась целью устранить Шефтсбери и его группу и таким образом нанести урон оппозиции, расколов ее на две части, слишком конфликтующие между собой, чтобы допустить объединенные действия.
Последние годы Кавалерского парламента прошли в нерешительной борьбе, в которой сначала