Ресницы ее опустились, и в уголках сочных губ заиграла улыбка.
— Ну и ну, мистер Мейкпис. Я знаю, наши уроки были короткими, но, мне думается, этого вполне достаточно, чтобы вы могли понять, зачем я здесь.
Тон ее был таким колючим, что он немедленно забеспокоился.
— Что случилось?
Она надулась.
— А что, обязательно должно было что-то случиться, чтобы я пришла сюда?
— В данных обстоятельствах — да. — Он подошел к кровати. Посмотрел на нее. — Рассказывай, Изабель.
Она отвернулась, ничего не говоря, но ее прелестные губы дрожали.
Этого Уинтер вынести не мог. Он забрался на кровать, полностью одетый, и привлек ее к себе, убрав назад мягкий локон.
— Изабель.
Она судорожно вздохнула.
— Ты помнишь, когда в первый раз пришел сюда и встретил Кристофера?
— Да, — пробормотал он ей в волосы, недоумевая, к чему она клонит.
— Я была довольно холодна с ним, — продолжала она.
— Изабель, — запротестовал он.
Она вытерла лицо.
— Да, была. Он всего лишь маленький мальчик, и это не его вина, но он напоминал мне обо всем, чего у меня нет — чего никогда не будет, — и мне просто невыносимо было его видеть. Он пробуждал во мне слишком много чувств. Я тогда горячо желала, чтобы Луиза забрала его. Нашла какой-нибудь другой дом, где он будет жить. — Она помолчала, перевела дыхание. — Ты будешь смеяться, но мое желание исполнилось.
Он закрыл глаза, переполненный грустью и сожалением. Она только начала открывать мальчику сердце. То, что Кристофера забирают именно сейчас, — жестокий удар.
— Мне очень жаль, — отозвался Уинтер. — Куда она планирует с ним отправиться?
Изабель нервно сплетала и расплетала пальцы.
— Она нашла себе покровителя, богатого импортера товаров. И утром брала Кристофера, дабы снабдить себя и сына новой одеждой за счет этого человека. Он души в ней не чает, говорит Луиза, и арендовал для нее прекрасный дом.
Уинтер нахмурился, глядя поверх ее головы.
— Нельзя сказать, что это подходящее место, где жить и расти мальчику.
Она застыла.
— Я подумала то же самое, но, боюсь, моя привязанность к Кристоферу мешает рассуждать здраво. Я желаю ему счастья. Наверняка с родной матерью ему будет лучше всего?
В голосе ее была надежда и страх, когда она задавала этот вопрос?
Он вздохнул.
— Вот уж не знаю. Знаю только, что здесь он кажется вполне счастливым. Ты, похоже, весьма довольна, что он живет с тобой.
— Да, но что я чувствую и думаю, не важно, — честно сказала она. — Я должна думать только о Кристофере и его интересах. Должна поступить правильно.
Он положил голову на нее, вдыхая ставший родным запах, радуясь уже просто тому, что обнимает ее.
— Иногда правильный поступок не жертва.
Изабель лежала, прильнув к шерстяному пальто Уинтера, укрытая до плеч одеялом, и слушала его дыхание.
— Это не все. — Голос его пророкотал у нее на щеке. — Дело не только в Кристофере, верно?
Она поглубже зарылась в его тепло. Ей не хотелось говорить об этом, не хотелось думать об этом. Неужели он не может просто заняться с ней любовью и заставить ее забыть?
Но он нежно погладил ее по голове. Никто никогда прежде так не делал, и Изабель подумалось, что ей будет так недоставать его рук у нее в волосах, когда он уйдет.
— Расскажи, — попросил Уинтер.
Она крепко-крепко зажмурилась, как маленькая, как будто, если не видеть его, рассказывать будет легче.
— Я виделась сегодня с… подругой, дорогой подругой, и она призналась мне, что ждет ребенка.
Рука его на мгновение замерла на ее волосах.
— Мне очень жаль, — тихо прошептал он. — Знаю, как тебе, должно быть, тяжело это слышать.
— А не должно бы. — Она стиснула руками лацканы его пальто и потянула. — Услышав радостную новость, я должна была порадоваться вместе с ней. Я не должна быть такой ограниченной, такой сосредоточенной только на своих проблемах. Мне следовало бы быть лучше.
Грудь его пошевелилась под ее щекой, когда он пожал плечами.
— Как и всем нам.
— Тебе незачем, — прошептала она. — Ты идеален, какой есть.
— Я далеко не идеален, — пробормотал он. — Мне казалось, теперь ты уже должна это знать.
Нет. Чем лучше она узнает его, тем идеальнее он становится: самоотверженный, сильный, добрый, заботливый… список можно продолжать до бесконечности. По сравнению с ним она чувствовала себя ничтожной, мелочной и не заслуживающей любви.
— Ты не знаешь худшего, — сказала она.
— Так расскажи.
Изабель глубоко вздохнула, готовясь к признанию.
— Моя подруга не замужем. Ребенок, которого она носит, был зачат вне брака. Естественно, она в смятении. Просто не знает, что делать. Она в отчаянии, она плакала, рассказывая мне о своем состоянии, а я только и могла думать о том, что…
Это так ужасно, что она не в силах была произнести слова вслух.
Но он все равно понял.
— Ты жалела, что ребенок не твой.
— Почему? — Она вырвалась из его объятий, но продолжала сжимать лацканы. — Почему? Почему она должна носить ребенка, который сломает ей жизнь, тогда как я… я не могу… — Продолжать было невозможно. Горло сдавили все те слезы, что она сдерживала годами.
Уинтер обхватил ее руками, и поначалу она сопротивлялась. Ее страхи, ее мелкая зависть, эти слезы — все это так ужасно. Так безобразно. Он должен ненавидеть ее или по меньшей мере жалеть, а жалость — последнее, что ей нужно от него.
Как же это несправедливо, что именно он должен быть тем, кто видит ее насквозь. Видит то, что она прячет под маской. Но в конце концов она уступила, потому что он же Уинтер, а в последние несколько дней Изабель поняла, что не может перед ним устоять. Каким-то образом он стал больше, чем любовником, больше, чем другом. Кто он для нее, она не могла объяснить словами, но очень боялась, что это неизменно и навсегда, как если б он оставил на ней свое тавро.
И молилась, чтобы он никогда не узнал этого.
Она подняла голову и поцеловала его, как неопытная девчонка, губы мягкие и сомкнутые, лицо мокро от слез. Она поцеловала его с закрытыми глазами и почувствовала, как руки его оцепенели.
Он отстранился.
— Изабель, нам не следует, когда ты в таком состоянии.
Он все-таки жалеет ее, она видела это по выражению его лица. Он собирается оставить ее, потому что больше не может смотреть на нее.
Она отшвырнула одеяло и кинулась на него, повалила на кровать и забралась сверху.
— Не надо, Изабель, — сказал он, но голос уже сделался низким, осипшим, и она поняла, что скоро одержит верх. Она ощущала ткань его бриджей и пальто на своей обнаженной коже.