- Люблю… - неожиданно прошептала я по-русски.
- Что? Повтори на английском, Эл, я не понял, - между поцелуями попросил Джордан.
- Люблю… - повторила я, словно пробуя эти слова на вкус, на звук.
- Эл, так не честно, я не понимаю, что ты говоришь…
- И не надо, чувствуй… Чувствуй, как люблю тебя… Ты мой… - я продолжала шептать на родном языке.
Ночь веяла осенней прохладой. Уже нельзя было спутать, что осень взяла бразды правления, оставляя теплые деньки лета за спиной.
Я стояла у окна и смотрела в темноту сада. Наблюдала за тенями, что отбрасывала лампа на веранде, играя с ветвями деревьев.
Из окна комнаты Джордана желтый свет озарял клумбу, с которой вечером Элеонора срезала последние хризантемы. Желание пробраться к нему в комнату было настолько сильным, что я сжала край подоконника с такой силой, что побелели костяшки пальцев. Весь вечер мы не могли оторвать взгляды друг от друга, не обращая внимание, что домашние могут это заметить. Компрометировать нас еще больше, было преступным. Все были настолько рады нас видеть невредимыми, что весь день только и разговоров было про ураган и про переживания друг за друга. Миссис Кларк ругала себя, что уговорила ехать меня кататься верхом и попросила прощения за вкуснейшим десертом, который приготовила – лимонный крамбл. Элеонора периодически вытирала слёзы, которые выступали на её глазах, от переживаний за нас с Джорданом, как мы и где переждали стихию. Кэт удивляла спокойствием. Эта суматоха и очень длинный вечер вымотал всех, заставив пораньше идти спать. Но нам не спалось. Мы оба смотрели в окно, вспоминая ночь в хижине Грэма. И мы точно знали, что делаем это - оба.