ни разу не вывели из дома на улицу. Чтобы прогуляться средь бела дня, вам понадобился год, два месяца и один день. Я записала это в своем дневнике. А чтобы заговорить, и того больше. Потом вам пришлось учиться самостоятельно одеваться и мыться. Мы годами без конца упрашивали вас надевать одежду, убеждали спать в постели, а не под кроватью. Но были и последствия другого рода. Покажи ей, Джек.
Та приподнимает волосы. На тонкой коже шеи красуется шрам в виде звезды.
– Он всегда у тебя был, – говорю я, – я тут ни при чем.
– Ты воткнула мне в шею отвертку, – возражает она, – крови было просто море.
– Это не твоя вина, Роб, – чуть не плачет Мия. – Ты даже не понимала, что вы обрели свободу. И дралась на редкость отчаянно.
Потом трет рукой глаза и продолжает:
– Когда ты впервые попыталась меня убить, я проснулась с куском проволоки на шее. Ты сжимала кулачками ее концы и затягивала все туже. Мне удалось высвободиться потому, что я не была под воздействием наркотиков или алкоголя. Говорить ты еще не умела, но я все прочла по твоим глазам. Полиция думала, что та парочка прикончила друг дружку, но меня тебе было не провести. Ты поступила так, как была должна, чтобы обрести свободу. Я никогда тебя за это не винила, как не виню и сейчас. Эти люди заслуживали смерти за то, что натворили. Но вас уже никогда не будет пятеро, и мне уже не оказаться рядом, чтобы вас защитить.
– Неправда, ты лжешь! – возражаю я. – Этого не может быть. Я хорошая.
Потом, как слепая, проталкиваюсь мимо них и выхожу из кухни на свежий воздух. Не могу даже вздохнуть нормально. Закат окрашивает горы в алые тона. Алая, алая кровь. Пустыня знает, кто я такая.
Это все ложь, иначе просто быть не может. Но что-то шевелится в памяти своими мерзкими усиками, как опарыши или черви. Проволока в руках. Мрак. Клетка.
Я чувствую, как сзади подошла Мия. Ее рука ложится мне на плечо, но я тут же ее стряхиваю.
– Если не хочешь, Роб, ты не обязана слушать.
Но мне, конечно, нужно это узнать. Я иду мимо нее обратно на кухню и говорю:
– Давай дальше.
– Мы понимали, что с вами надо что-то делать. Решение далось нам нелегко. Только какие у нас были варианты? Окружающие стали обращать внимание на ваши… наклонности. И тогда Фэлкону в голову пришла мысль. Мы могли внести крохотные изменения в наш МАОА-1, самую малость его подкорректировать…
– О господи… – говорю я. – Боже праведный.
– Мы с тобой паршивые собаки… – говорит Джек. – Поняла?
– Это было совершенно безопасно, – продолжает Мия.
– Для шимпанзе – да, – возражает ей Джек и хохочет жутким смехом. – Ловко, правда? Приятно сознавать, что к делу подошли со всей серьезностью.
– Неправда, Джек, – вступает в разговор Фэлкон. В его голосе слышится боль. – С нашим первым добровольцем из числа людей мы уже добились значительных успехов.
– Каждая из вас проявила себя просто блестяще, – говорит Мия, – я видела это с самого начала и точно знала, что при надлежащем воспитании и уходе вы можете показать невероятные результаты. Вас можно было бы отдать в приют. Но с нашей стороны это было бы слишком жестоко.
– Жестоко, говоришь… – произносит Джек.
– Но идея сработала! – срывающимся голосом продолжает Мия. – Я имею в виду вставку. Вы стали абсолютно нормальными молодыми девушками. Но потом Джек вдруг стала демонстрировать признаки…
– Джек… – беспомощно бормочу я. – Надо было мне рассказать…
Она лишь смотрит на меня, качает головой, и я тут же понимаю, что за этим стоит. Некоторые вещи в жизни слишком огромны, чтобы о них рассказывать.
Я обнимаю ее и что есть сил прижимаю к себе. Вовсю стараюсь не плакать, но все равно реву. Джек не противится, но меня все равно не отпускает ощущение, что ее рядом нет. Она ушла. Сколько же с тех пор прошло лет? В голову лезут мысли о колибри. Ее сердце покинуло тело, а я даже ничего не заметила.
– Ты мне соплями все волосы испачкала, – говорит Джек.
– Знаю… – отвечаю я. – Прости меня.
Потом глажу ее по голове, размазывая сопли.
– Почему со мной замысел сработал, – спрашиваю я, – а с ней нет?
– Этого мы не знаем.
Жадные ножнички, щелкающие в естестве Джек, пожирающие ее изнутри. Чик-чик-чик. Теперь я понимаю, почему Мия осталась приглядывать за нами, терпеть наши оскорбления и злость, понурив голову. Пожертвовала ради нас молодостью и жизнью. Мы ее покаяние.
– Не смотри на меня так!
На Мию вдруг накатывает свирепая решимость, такой я вижу ее в первый раз. Она рвется ко мне, и через мгновение мы уже стоим лицом к лицу, чуть ли не касаясь носами.
– Чтобы спасти своего ребенка, ты бы, Роб, сделала точно то же самое.
Интересно, кого она в действительности хотела спасти – нас или давно брошенную младшую сестренку? Мятное масло. Носовой платок.
– Собаки! – говорю я. – Почему они…
– Скажи спасибо, что нам на головы не налепили маленькие игрушечные котелки, – говорит Джек.
– Мы должны были понимать, чего ждать от вас дальше, – объясняет Мия, – нам требовалась некая контрольная группа. И тогда мне в голову пришла мысль воспроизвести эксперимент с дистанционным управлением, когда-то поставленный в Лэнгли, хотя подобный подход к тому времени уже страшно устарел. Но благодаря этому окружающие даже понятия не имели, чем мы здесь занимаемся. Мы вроде наблюдали за сворой, хотя подлинным объектом наших исследований была вставка, которую мы провели в отношении собак и каждой из вас.
Вокруг меня кружат воспоминания и прошлое – кольцами и спиралями, распадающимися на мелкие кусочки. Все было совсем не так, как я предполагала.
– Так, значит, вся эта хрень с их мозгами и пультом управления были только для отвода глаз? – спрашиваю я, а сама думаю о добряке Келвине, которого порвала в клочья Двадцать Третья. Думаю о щенке койота, нетвердой походкой наворачивающем круги по команде Мии, и об остальных собаках, которым это не удалось, потому как они умерли если не от заражения, то от того, что им не туда вставили электроды.
Я тихонько кладу пистолет на кухонный стол и сгибаюсь пополам. К горлу подкатывает тошнота, но выплеснуть из желудка ничего не получается.
– Когда-то ты утверждала, что здесь обосновались призраки собак… – говорю я Джек. – Это вполне может оказаться правдой. Я на их месте точно не давала бы в этом доме никому покоя – из желания отомстить.
– Клянусь, я бы никогда отсюда не уехала, – продолжает Мия. Может, это она так