покалывание, словно я стоял на стекловате.
Надо было выбираться отсюда, трудностей с перемещением, когда надо было не столько идти, сколько хотеть идти, вроде бы не возникало. Попробую добраться до пелены тумана и посмотрю, что за ней. Если я попал в некое подобие сна, то ониксовая его часть явно была враждебна мне, агрессивно воздействовала на мое состояние, пыталась разрушить меня или как минимум усложнить существование. За туман осквернение почвы вроде не пошло, значит там хотя бы стоять будет не больно, но возможно начнутся другие проблемы, например удушье.
Как только я сделал первый шаг в направлении тумана, послышался басовой гул, низкий и неживой. Он словно голос одинокого горлового певца раскатился по округе. Оникс откликнулся, отреагировал на голос, стал мелко-мелко, едва заметно подрагивать. Вновь усилились болезненные ощущения в стопах. В тумане на границе пораженой зоны стали проскакивать белые сполохи, словно искорки по наэлектризованной кошке.
С телом сверххищника начались жутковатые перемены. Дым, которым он струился после моего обстрела, словно бы стал жидким и вязким, он по-прежнему поднимался вверх, но теперь делал это медленно, претерпевая по ходу подъема метаморфозы, на подобие тех, что претерпевает вода в невесомости. Рваные раны на его теле наполнились жидкостью, потеряли глубину и восстановили, словно бы «выгнули», повреждения обратно. Остальное тело со стеклянным нутряным звуком начало кристаллизовываться, становясь непрозрачным подобием почвы. Стыки конечностей потекли мглистым туманом, таким же туманом становились шипы на гриве, делая ее визуально более мягкой и шелковистой, как после просмотра рекламы шампуня хэдэншолдерс. Происходившие с мертвым давеча телом изменения ничего хорошего мне не предвещали. Вероятно, ониксовая скверна действует на него не в пример благоприятнее, чем на меня, а горловой гул, по всей видимости еще и лечит. К гадалке не ходи — наша битва еще не закончилась, а может как раз только и начинается. Вероятно, это существо действительно было неким драконом, раз вокруг происходит такая мистика…
К первому звуку-голосу присоединился второй, такой же мерзкий и замогильный, но звучащий в другой тональности. В теле зверя начала разгораться алая искра, словно тлеющий уголек, раздуваемый ветром, и его тело скрючило судорогами. Искра выглядела сверхъестественно даже на фоне всего происходящего — она словно находилась где-то в глубине тела, но при этом как-то умудрялась просвечиваться сквозь него, вызывая разлад в восприятии и вообще в сознании. Сила судорог, сотрясающих дракона, увеличивала интенсивность, но уменьшала амплитуду, тело теперь словно дергалось само в себя.
Третий голос присоединился к хору замогильщиков, и вибрирующий хищник стал проваливаться, погружаться в почву, а у меня в левом верхнем углу появился таймер и повел неспешный обратный отсчет. Активизировавшаяся часть интерфейса с одной стороны порадовала — значит есть он, и даже в кошмаре может проявиться, с другой стороны удручила — жить мне оставалось всего ничего. Цифры в этот раз были черными, словно тени самих себя прежних, что только прибавило и без того переливающегося через край драматизма всей этой ситуации.
Когда мечущееся в судорогах тело монстра полностью утонуло в ониксе, раздался четвертый голос, и таймер слегка ускорил свой роковой бег.
Итак, умирающий дракон как-то сумел затащить меня в свой кошмар. Хотя кошмаром происходящее было как раз для меня, а не для него, ведь здесь у меня не было главного, одежды. Ну и так, еще по мелочи: ульты, боевого тела, заряда огня, лука, рогатины и времени на «подумать». Почему одежда главное? Ну не знаю, зачем-то же ее с меня снимают, значит есть в ней сила. Вот, например, я русалок видел совершенно голыми, или все-таки совершенными и голыми?.. Как бы там ни было, видел их такими именно я, то есть мое подсознание или что там у людей во сне, облачало их в эти формы. Полагаю, что я был во сне голым по той же причине — таким меня видели и отоблачали русалки. Если бы я мог сам задать свою форму во сне, то, скорее всего получил бы над ним власть. Как Фредди Крюгер, например. И победа над драконом во сне превратилась бы в избиение младенца, он действительно бы попал в кошмар, как кур во щи. Я так думаю.
Пока же в жир ногами встрял я. С самого начала этой истории меня не покидало стойкое ощущение, что меня сейчас будут бить, поэтому я затравленно озирался по сторонам, ожидая нападения с любой из них, особенно с низу. И оказался-таки прав, в толще оникса появилась тень и пошла на стремительное сближение с поверхностью.
Чтобы уйти с линии контакта, я побежал в сторону, обратив при этом внимание на то, что на браслете загорается желтая точка. И чем дольше я бежал, тем сильнее она разгоралась. Однако стоило мне остановится как она стремительно затухла. Значит какие-то из моих способностей все же здесь работают, хоть и не пойми как криво.
Вообще, я не то, чтобы сам остановился, скорее меня отбросило взрывной волной от выныривающего на поверхность дракона. Твердый оникс вел себя с ним как жидкость, хоть и маслянистая, но при этом для меня оставался твердым. Чем не повод для когнитивного диссонанса? Волной меня ударило, как тараном, а брызги от всплеска вонзились в тело стеклянной шрапнелью. Я упал на живот, сгруппировался и поднялся, разворачиваясь к противнику.
Он изменился, стал аморфным твердо-жидко-дымным. Суставы и грива сочились дымом, тело было жидкокристаллическим, когти и клыки блестели черным металлическим блеском. Задние лапы то и дело пропадали, вливаясь в ставший толстым как у китайского дракона хвост. Внутри тлел угрожающий алый уголек. От прежднего дракона осталась только золотая маска с щелями-провалами глаз.
Дракон медленно и тяжело, словно во сне брел в мою сторону. Казалось, что он шагает по луже воды, оставляя всплески от шагов и пуская по проклятой почве мелкие волны. Волны и рябь достигали меня и прокачивали как при землетрясении, стараясь при этом начисто отрезать ступни.
Голосов звучало уже с десяток. Окружение убивало меня, голоса крутили таймер обратного отчета, ониксовая почва постоянно наносила режущий урон, с каждой секундой я слабел. Спасало лишь то, что дракон двигался как сонный, был заторможен, и при этом обладал огромной инертностью. Разбегаясь, он не сворачивал в мою сторону даже если видел, что я уже отбежал с его пути, а проносился мимо словно аморфная лавина, либо нырял, полностью или частично погружаясь в грунт. От таких нырков по почве шли особо высокие волны и летело множество губительных стеклянных брызг. Приходилось подпрыгивать, пропуская под собой волны и