Из окружающего мрака проступили серые одноцветные детали: свод потолка, у двери метелка можжевельника от злых духов, ребристый прямоугольник сундука. Ведун осторожно приоткрыл дверь, выскользнул в коридор, затаив дыхание, прислушался – и учуял на лестнице крадущиеся шаги. Стараясь ступать как можно тише, что в тяжелых милицейских ботинках получалось не очень хорошо, Олег выскользнул на лестницу, прислушался снова.
Наверху еле слышным шепотом кто-то читал заклинание на сон – у ведуна начали слипаться глаза, и он, не мудрствуя лукаво, заткнул пальцами уши, выждал так минуту, начал подниматься дальше.
– Слышишь ли ты меня, уважаемый Саркел Исай-хан?
Этот скрипучий голос было невозможно не узнать – Олег криво усмехнулся и осторожно потянул саблю из ножен.
– Терпение, друг мой, терпение, – ответил на неслышимый упрек византиец. – Силы варваров не бесконечны. Они уже нуждаются в помощи, а скоро будут и вовсе обессилены. Князь желает послать свою дружину на Итиль, и город останется в твоей власти на много, много месяцев. С малыми силами, голый и беззащитный. Опять наступила пауза, после чего монах продолжил:
– Теперь ты должен проявить внимательность, уважаемый Саркел Исай-хан. Варвары умыслили разослать гонцов за помощью, дабы набрать новые силы для защиты города. Ты должен расставить посты на всех дорогах и всех тропинках, какие только успели найти твои нукеры. Гонцы пойдут завтра и послезавтра – их нужно перехватить. Тех, что поплывут по реке, я возьму на себя…
Опять наступила заминка, после которой Кариманид раздраженно повысил голос:
– Я куда лучше тебя знаю, что такое колдовство, хан, и его возможности. На заклятие можно надеяться, но всегда нужно помнить о подстраховке. Те, что одолеют заговоренный окрест Мурома круг, должны попасться дозорам. Те, что смогут обойти дозоры, окажутся под властью заклятья. В важных делах, уважаемый Саркел Исай-хан, не стоит надеяться только на одну опору. Опора должна быть двойной. А еще лучше – тройной…
– Так я и знал, – кивнул Олег, остановившись на верхней ступени лестницы. – Кто еще может быть предателем, кроме византийского выродка? Вы всегда были известны своей подлостью.
– Хитростью, – поправил его монах с легкой улыбкой и торопливо спрятал в рукав что-то, что только что сжимал в кулаке. Покосился в сторону. Олег, отступив на шаг назад и вскинув саблю, бросил короткий взгляд в том же направлении. Но там был всего лишь караульный, который сладко спал в обнимку с копьем.
– Гнусностью, – покачал головой Середин. – Настала пора платить.
– Платить? – вскинул брови Кариманид. – Чем?
Неужели ты посмеешь убить меня, священника, духовника твоего князя?
– Еще как посмею, урод! Ты ведь опаснее греческого огня и тысячных армий, Кариманид. Потому что ты выглядишь другом, но являешься змеей. С твоих клыков течет яд, который отравляет души, а люди без души – это всего лишь двуногий скот. – Олег вытянул саблю, уперевшись ею лазутчику в живот. – Ты даже не представляешь, как я ненавижу всех вас и вашу ядовитую веру. Там, где вы появляетесь, исчезают берегини, спехи и лесавки, а остаются только оборотни, водяные и кикиморы. Там, куда вы приходите, люди больше не умеют читать, веселиться и праздновать, они умеют только молиться, постоянно страдать и искупать первородный грех, которого никогда не совершали. Вы хуже василисков – там, где вы проходите, мир становится мертвым. И притом вы требуете, чтобы все это считалось благом!
– Конечно, – облегченно кивнул Кариманид. – Ах, какая пламенная речь! Я чуть не заплакал…
Олег, почувствовав, как от резкой перемены в поведении монаха в животе зародился неприятный холодок, отвел руку для удара – но тут ему в локоть вцепились две крепкие руки. Еще две ухватили за запястье и за шиворот.
«Монахи! – заскрипев зубами и едва не взвыв от бессилья, понял ведун. – Монахи! Кариманид везде шлялся с двумя послушниками, и они наверняка караулили хозяина где-то неподалеку…»
– Ну что, оратор, высказался? – В скрипучем голосе священника сквозило торжество. – Наговорился? Ну же, подумай, дикарь, неужели вы надеялись, что все останется по-прежнему? И великая Византия допустит, чтобы дикие, безмозглые лесные варвары, недостойные даже целовать сандалии последнего из императорских рабов, обкладывали ее данью и заключали договора как равные? Чтобы ваши поганые купчишки ходили по нашим улицам, подобно полноценным людям? Чтобы требовали уважения и равноправия? Какая наглость! Вас не взял греческий огонь, вы истребили закаленные легионы, но слово… Против слова у вас оружия нет. Слово, обычное слово вернет вас в грязь, откуда вы зачем-то вылезли. Подумать только – вы посмели называть себя внуками Бога! – Монах наклонился вперед: – Вы – рабы! Запомни это крепко-накрепко: вы не внуки Бога, вы рабы Божьи! Вы рабы византийские, рабы хазарские, рабы половецкие, болгарские, вы твари без прошлого и будущего. Вы, славяне, мразь земная. И должны почитать за честь, если кто-то пожелает вытирать о вас ноги. Но ты, бродяга безродный, этой чести недостоин. Кариманид выпрямился:
– Брат Роман, перережь ему горло и скорми свиньям. Они уже давно не кушали свежего мяса.
– Подожди…
– Что еще? – высокомерно поморщился монах.
Вместо ответа Середин оттолкнулся от верхних ступеней и, повиснув на скрученных руках, со всей силы пнул его сдвоенным ударом ног в грудь. Кариманид, покачнувшись, устоял, но вот его послушники, и без того находившиеся ниже ведуна, да еще на крутой лестнице, естественно, не удержались и вместе с пленником закувыркались вниз. Пальцы на локтях Олега разжались, и он немедленно ткнул саблей в ближайшего врага. Рукоять оружия выкрутило из рук, голова еще пару раз саданулась о ступени, после чего ведун, распластавшись на спине, остановился. Один из монахов, позвякивая торчащим между ног эфесом, прокатился еще немного, замер. Второй уже стоял, выставив перед собой нож и водя им во тьме из стороны в сторону.
– Э-э, родной, – нащупал в кармане кистень ведун. – А кошачьего глаза-то у тебя, похоже, нет…
– Не двигайся! – зарычал, повернувшись на голос, послушник.
– Только один взмах, – попросил разрешения Олег и вскинул правую руку. Шипастый серебряный грузик, предназначенный как раз для истребления нечисти, ударил черноризника в висок – голова дернулась в сторону, разбрызгивая осколки кости, мертвое тело сползло вниз по стене. Ведун закрыл покойнику глаза, забрал у него нож, стал подниматься вверх по лестнице.
– Стоять! – На крутой лестнице возвышавшийся наверху Кариманид казался трехметровым. – Остановись и покайся!
Монах снял с шеи свой тяжелый бронзовый крест и вытянул его в левой руке перед собой, словно для поцелуя, придерживая тонкую цепочку пальцами правой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});