Это и фактически неверно (в первом номере как раз стихи Анненского были), и по существу. Пытаясь представить всю историю (включая и дуэль) как начальную стадию борьбы символизма с акмеизмом (и его предшественником Анненским), Ахматова проецирует на эпоху, предшествовавшую ее вхождению в литературу, конфликты 1911–1913 годов. Если даже воспринимать все происходившее в сентябре — ноябре 1909-го как «борьбу за «Аполлон», в этой борьбе невозможно сколько-нибудь четко обозначить стороны, и тем более — приписать им какие-то определенные идеи. Башня, оплот символизма, в дни дуэли была всецело на стороне Гумилева. Анненский вместе с другими принял участие в прославлении Черубины, а во время дуэли подчеркнуто самоустранился. Наконец, именно Волошин способствовал выходу в «Грифе» «Кипарисового ларца».
Нет никаких свидетельств сколько-нибудь проявленного расхождения между Вячеславом Ивановым и Волошиным — с одной стороны, и Анненским — с другой. В Гумилеве Волошина, видимо, многое изначально раздражало просто по-человечески: например, по-юношески бескомпромиссная, невзирая на дружбу и «духовную общность», эстетическая требовательность. Для Гумми всегда существовала строгая, а может быть, и чрез меру жесткая иерархия поэтических имен, а сам он смолоду носил в ранце маршальский жезл. Волошину это казалось «литературным карьеризмом», в насаждении последнего он и обвинял Гумилева в письме к А. М. Петровой вскоре после дуэли. Дмитриева тоже говорит о присущем Гумилеву «недоброжелательном отношении к чужим стихам». Конечно, это несправедливо. В русской поэзии было мало людей, более внимательных к чужому творчеству, чем Гумилев. Но он был и взыскателен, а это не всем нравится.
Гумилев в момент смерти Анненского уже был далеко от Петербурга.
24 ноября у него в Царском Селе состоялась прощальная вечеринка (были Кривич, Кузмин, Зноско-Боровский и др.), а 26 ноября он выехал в Киев — вместе с Потемкиным, Толстым и Кузминым. Местный поэт Владимир Эльснер пригласил их принять участие в вечере «Остров Искусств». Эльснер пользовался репутацией двусмысленной. В 1909 году он составил «Чтеца-декламатора», где напечатал без согласия авторов стихи ряда столичных знаменитостей — а среди них и свои. Блок раздраженно называл его «выездным лакеем из Киева». Писал он в добротном брюсовском духе. Не в пример талантливее был его друг, студент Университета святого Владимира Бенедикт Лившиц, с которым Гумилев в этот приезд познакомился. Прежде Лившиц печатался в «Острове», а его первая книга «Флейта Марсия», выдержанная в символистском духе, была Гумилевым положительно оценена. Позднее литературная биография развела их — Лившиц стал футуристом; но в какой-то момент их имена оказываются рядом: Гумилев и Лившиц одновременно, осенью 1914 года, ушли добровольцами на фронт — и ни один сколько-нибудь заметный русский поэт, кроме них, не оказался с оружием в руках в окопах Первой мировой. Среди других его встреч две дамы — Александра Экстер, молодая художница, впоследствии видная авангардистка, и Ольга Форш, прозаик, спустя двадцать лет запечатлевшая Гумилева в своем самом известном романе — «Сумасшедший корабль».
Но литературная жизнь на сей раз была заслонена для Гумилева другими событиями.
На вечер «Острова Искусств» пришли Андрей и Анна Горенко. Гумилев пригласил Анну выпить чашку кофе в гостинице «Европейская», очередной раз сделал ей предложение… И немедленно получил согласие.
Видимо, что-то круто и неожиданно изменилось в его судьбе.
Между тем в Киеве он был лишь проездом. Путь его пролегал дальше. Как год назад, он собирался отправиться в Одессу, а оттуда пароходом — в Африку. Только не в Египет, а в настоящую, черную Африку.
30 ноября, в день смерти Анненского, Гумилев сел на поезд и отправился в Одессу.
Глава шестая
Сладкий воздух
1
Для Гумилева путешествия — перемещения в пространстве — всегда были одной из главных форм самовыражения и (с другой стороны) психотерапевтии. Видимо, это было просто психофизиологическое свойство: есть люди, у которых «номадизм» в крови. Загадочные и манящие «страны, куда не ступала людская нога», для них — в пространстве, а не в прошлом или грядущем времени и не в собственном сознании.
Но на рубеже первого и второго десятилетий века Гумилев был окружен людьми, для которых каждое внутреннее и внешнее движение должно было как-то философски или мистически обосновываться.
Отсюда — тот довольно загадочный комплекс идей, который Гумилев называл «геософией» (как вариант «теософии» и альтернативу «антропософии»?) и который поспешил в 1909 году провозгласить, но не озаботился отчетливее сформулировать.
О задуманном Гумилевым «геософском обществе» мы знаем, в частности, из письма Веры Шварсалон к брату. Из ее же полемического стихотворения («в шутливом обороте и без претензий на стихосложение»), обращенного к Гумилеву, мы можем судить (хотя бы гадательно) о сути их споров в последние месяцы 1909 года:
Мой друг поэт! ты ищешь «чудо»Чрез «пустоту»,Мое же чудо, знаю верно,Там — наверху.Идти к нему мне не «скачками»Судьба велитВ короткой юбке и с очкамиАнглийской мисс[68]Сжимать скалу гвоздем сапожным[69]И твердо лезть —Вот мой удел. И где же местоЗдесь «пустоте»?..
Видимо, каждое из выделенных слов содержит отсылку к неизвестным нам текстам (или словам) Гумилева. И все же нам кажется, вопреки мнению Н. А. Богомолова, впервые опубликовавшего это стихотворение (в своей статье «Гумилев и оккультизм», в книге «Русская литература начала XX века и оккультизм». М.: НЛО, 1999), что хотя бы в известной мере оно поддается интерпретации. Видимо, Гумилев говорил Вере и ее отчиму о постоянном передвижении в горизонтальном пространстве, в «пустоте», как средстве обретения «чуда». Естественно, хозяева Башни противопоставляли этому традиционную для христианской цивилизации вертикально ориентированную картину мира[70].
Споры носили не только теоретический характер. Гумилев настойчиво убеждал Веру и Вячеслава отправиться в Африку вместе с ним — и был не так далек от успеха. 3 января 1910 года Иванов писал Брюсову: «Чуть не уехал с Гумилевым в Африку. Но был болен, оцеплен делами — и беден, очень беден деньгами». Судя по письмам с дороги, Гумилев, уже отправившись в путь, продолжал ожидать, что Иванов поедет вслед за ним и соединится с ним в Египте.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});