Читать интересную книгу Мандарины - Симона Бовуар

Все бросить — такова была первая мысль Анри после пробуждения; он не позвонил Дюбрею, и в течение всего дня повторял про себя эти слова, подобно успокаивающему припеву. Обсуждать, идти на уступки, договариваться, тогда как газета была его неоспоримой вотчиной, — нет, такая перспектива вызывала у него отвращение. Анри безусловно предпочитал удалиться на лоно природы, снова вернуться к своему роману, к писательскому ремеслу: он не без интереса будет читать у камелька «Эспуар». Это был такой заманчивый проект, что, когда в десять часов вечера открылась дверь его кабинета, ему захотелось, чтобы идея, которую Ламбер пришел ему предложить, оказалась негодной.

— Вчера ты проявил великодушие, оставшись ненадолго! — произнес Ламбер скорее с извинением, чем с благодарностью в голосе. — Отец был так доволен!

— Мне интересно было познакомиться с ним, — сказал Анри. — Вид у него усталый, однако в нем чувствуется былой шарм, да и сейчас еще кое-что осталось.

— Шарм? — удивился Ламбер. — Нет, он был властным и полным презрения; впрочем, по сути, он и сейчас такой же.

— О! Нетрудно себе представить, что с ним было нелегко!

— Нет, совсем нелегко, — согласился Ламбер, махнув рукой, словно прогоняя воспоминания. — Есть что-нибудь новое относительно газеты?

— Ничего.

— Тогда слушай, что я тебе предлагаю, — сказал Ламбер; он вдруг смутился: — Ты, может быть, не захочешь.

— Давай выкладывай.

— Ты и Люк против Самазелля и Трарье: вы рискуете быть съеденными, но предположим, что я буду вместе с вами?

— Ты?

— У меня хватит денег, чтобы выкупить столько же акций, что и Самазелль; тогда, при условии, что решения принимаются большинством голосов, нас будет трое против двух, мы выиграли.

— Ты сомневался, оставаться ли тебе в журналистике?

— Это ремесло не хуже любого другого; и потом, «Эспуар» и для меня тоже была маленькой эпопеей, — заметил Ламбер с притворной иронией в голосе.

Анри улыбнулся:

— Мы не всегда сходимся политически.

— Плевал я на политику, — сказал Ламбер. — Я хочу, чтобы ты сохранил свою газету; во всяком случае, у тебя будет мой голос. Впрочем, я не теряю надежды, что ты переменишься, — весело добавил он. — Нет, главное, это знать, согласится ли Трарье.

— Он должен быть доволен, заполучив такого прекрасного репортера, — сказал Анри. — Хорошо, что ты не отказался от репортажа, — добавил он, — твои статьи о Голландии необычайно удачны.

— А все благодаря Надин, — сказал Ламбер, — ее это так увлекает, что и я вместе с ней увлекаюсь. — Он с тревогой взглянул на Анри. — Думаешь, Трарье согласится?

— Полагаю, если я уйду, им будет досадно; а если я соглашусь на Самазелля, они наверняка сделают мне уступку.

— Судя по виду, ты не в восторге? — немного разочарованно спросил Ламбер.

— Ах, вся эта история мне осточертела! — ответил Анри. — Я сам не знаю, чего хочу... Ты на мотоцикле? — спросил он, намеренно переводя разговор на другую тему.

— Да, хочешь, чтобы я подвез тебя куда-нибудь?

— Отвези меня на улицу Лилля, Скрясин проживает у матушки Бельзонс.

— Он спит с ней?

— Не знаю. Клоди всегда привечает кучу писателей и артистов, не знаю, с кем из них она спит.

— Ты часто видишь Скрясина? — спросил Ламбер, когда они спускались по лестнице.

— Нет, — отвечал Анри, — время от времени он настоятельно требует меня; раз десять увильнув, я под конец являюсь.

Они сели на мотоцикл, который с шумом проследовал по набережным Сены. Анри с некоторым сожалением смотрел в затылок Ламберу. Это было мило, то, что он предложил; ему совсем не хотелось входить в состав газеты, он делал это исключительно ради того, чтобы оказать услугу Анри. «А я не поблагодарил его как следует, — подумал Анри; но, по правде говоря, он вовсе не был ему признателен. — Самое лучшее — бросить. Я, конечно, предпочел бы все бросить», — твердил он про себя. Сохранить газету, остаться в СРЛ — это означало продолжать работать рука об руку с Дюбреем, разве можно работать рука об руку, когда на сердце столько обиды; он не нашел в себе силы порвать с треском, но и дружбу изображать не станет. «Нет, этому конец», — сказал он себе, когда мотоцикл остановился перед особняком Бельзонс.

— Что ж, я покидаю тебя, — разочарованно сказал Ламбер.

Анри заколебался; ему не хотелось так быстро расставаться с Ламбером после того, как он столь холодно принял его предложение, сделанное от всего сердца.

— Тебе интересно будет пойти со мной? — спросил Анри.

Лицо Ламбера просияло: он обожал встречаться с известными людьми.

— Очень было бы интересно, но, может, это бестактно?

— О! Вовсе нет. Будем пить водку в каком-нибудь цыганском кабаке, и, если ему захочется, Скрясин пригласит всех музыкантов. С ним нечего стесняться.

— Мне кажется, он меня недолюбливает.

— Зато любит компанию людей, которых не любит. Пошли, — с чувством сказал Анри.

Они обогнули большое здание, во всех окнах которого горел свет; слышалась джазовая музыка. Анри позвонил в маленькую боковую дверь, и Скрясин открыл. Он тепло улыбнулся, причем присутствие Ламбера его, казалось, никоим образом не удивило.

— Клоди устроила коктейль, это ужасно, в доме полно всяких проходимцев, так что некуда податься. Входите, а потом потихоньку сбежим.

Ворот его рубашки был широко распахнут, застывший взгляд затуманился. Они поднялись на несколько ступенек; в глубине коридора открылась какая-то дверь в ярко освещенную комнату, послышалось чье-то шушуканье.

— У тебя кто-то есть? — спросил Анри.

— Это сюрприз, — с довольным видом ответил Скрясин.

Анри не без опаски последовал за ним. Увидев их, он невольно отпрянул: Воланж и Югетта. Луи радушно протянул ему руку. Он почти не изменился; морщины на лбу стали немного глубже, чем раньше, подбородок более твердый: прекрасное лицо, тщательно выточенное для потомства. Анри мгновенно вспомнил, как не раз обещал себе, читая угодливые статьи, которые писал Луи в свободной зоне, двинуть когда-нибудь ему кулаком в челюсть, но тоже протянул ему руку.

— Я страшно рад тебя видеть, старина, — сказал Луи. — Я никогда не решаюсь беспокоить тебя, знаю, как ты сильно занят; но мне часто хочется поболтать с тобой.

— Вы совсем не изменились, — заметила Югетта.

Она тоже не изменилась; такая же белокурая, прозрачная, элегантная, как прежде, и улыбалась все той же приторной улыбкой; она никогда не изменится, но однажды ее слегка коснутся пальцем, и она рассыплется в прах.

— Дело в том, что я никого не вижу, — сказал Анри. — Работаю как зверь.

— Да, у тебя, должно быть, скверная жизнь, — посочувствовал Луи. — Но зато ты создал себе первоклассное положение в литературе. Впрочем, меня это не удивляет, я всегда был убежден, что ты в конце концов добьешься признания. Тебе известно, что на черном рынке твоя книга стоит около трех тысяч?

— В настоящее время все книги продаются как сосиски, — ответил Анри.

— Это верно. Но на тебя были удивительные рецензии, — заметил Луи поощрительным тоном; он улыбнулся. — Надо сказать, что ты напал на золотой сюжет; тебе везет. С таким сюжетом книга пишется сама собой.

У Луи сохранилась его беспечная улыбка, однако в голосе появилась некая услужливость, которая никак не вязалась с его прежними решительными манерами.

— А ты? Что с тобой сталось? — спросил Анри.

Он испытывал смутный стыд, не слишком хорошо понимая, кого стыдится: Луи или самого себя.

— Надеюсь на литературную рецензию в еженедельнике, который скоро выйдет, — ответил Луи, разглядывая ногти.

— Бежим отсюда, — в нетерпении предложил Скрясин. — Эта музыка невыносима. Пошли выпьем немного шампанского в «Избе».

— Я думал, ты больше не заглядываешь в этот притон после того, как они выпотрошили твой бумажник.

Скрясин ухмыльнулся:

— Красть — это их ремесло; дело клиента — защищаться.

Анри заколебался; он покажется грубияном, но почему ему пытаются навязать свою волю? Он решительно не желал проводить вечер с Луи.

— Я, во всяком случае, не смогу с тобой пойти, — сказал он. — Я забежал потому, что обещал прийти, но мне надо вернуться в редакцию.

— Я не терплю ночных кабаре, — заявил Луи. — Останемся лучше здесь.

— Как хотите, — ответил Скрясин. Он с несчастным видом взглянул на Анри: — У тебя есть время выпить стаканчик?

— Ну конечно, — сказал Анри.

Открыв шкаф, Скрясин достал оттуда бутылку виски.

— Осталось немного.

— Я не пью, Югетта тоже, — сказал Луи. На пороге появилась Клоди.

— Это прелестно! — заявила она, указывая на Скрясина. — Он является на мой коктейль полупьяный, нападает на моих гостей и разных интересных людей, уводит их потихоньку! Никогда больше я не приму у себя русского...