И все же сон начинался сладко, как те давние сны детства, когда он не знал еще, как тяжко быть сыном Эгиля.
Он плавал в запруде. Будто не человек он вовсе, а какая-нибудь не то рыба, не то птица. Но по мере того как он греб, сила во взмахах не то рук, не то крыльев все возрастала, будто бы удваивалась, утраивалась, пока ему не почудилось, что берег остался далеко позади. Вот он уже и вовсе скрылся из глаз. Гриму казалось, что он плывет быстрее, чем способен нестись пущенный во весь опор конь.
И вот мощные взмахи рук-крыльев выдернули его тело из воды, унося все выше и выше. Потом он как будто и взмахивать-то руками перестал, но сперва взбирался, а потом, когда страх оставил его, просто взмыл вверх, уносясь, как птица, все выше и выше в серо-дымчатую вышину. Земля под ним купалась в зелени и лучах предзакатного солнца, повсюду кусты и деревья начинали одеваться новой листвой, и луга мягкими перекатами уходили к далеким холмам.
И вдруг темнота. Внезапно Грим осознал, что бывал здесь уже раньше. Он был в столпе или на нем, заглядывая вдаль: ему отчаянно не хотелось снова увидеть то, что он видел тогда.
Опечаленное лицо Фрейя и расколотую будто орех надвое голову скальда Виглейка. Или это будет Тровин из сна Скагги? Если лететь осторожно, если не оглядываться, возможно, удастся не встретить оставленных мертвецов.
Осторожно, медленно-медленно блуждающая душа облетела темный ствол дерева. К нему - как Грим и знал - копьем, выступающим из правого глаза, пришпилен, будто букашка, бородатый человек. Тут Грим помедлил, не решаясь взглянуть этому человеку в лицо, боясь увидеть в нем самого себя.
Нет, это не он. И не Скагги. Единственный здоровый глаз был закрыт. Казалось, повешенному нет дела до случайной мелкой птахи.
Возле массивной чернобородой головы зависли в неподвижности две черные птицы с черными с желтым ободком клювами - вороны.
Вот, с любопытством склонив голову набок, глянул на него один, за ним повернулся второй. Ветер взъерошил блестящие перья.
Человек этот был Один, а вороны - его извечные спутники.
"Как же их зовут?" - силился вспомнить во сне Грим. Почему-то это представлялось необычайно важным. Не может же он не знать их имен. Да, разумеется, Хугин и Мунин, Хугин - это значит "разум", но нет, сегодня ему нужен не он. Как будто отосланный прочь, ворон камнем упал вниз, чтобы приземлиться на плечо своего хозяина.
Мунин - память. Именно этого он и искал.
И тут норны надсмеялись надо мной, невесело усмехнулся Грим-не-Грим, названный именем Одина отвергнут им. За все есть расплата. Внезапно и непрошено в нем поднялись слова, строка. В ней говорилось о виселице, и человеке, повешенном, качающемся на ней, неспособном поднять рук, чтобы защитить себя, в то время как прилетают черные вороны...
А птица, не понять как, вдруг оказалась прямо перед ним, заглянула хитрым глазом в лицо. Распластанные по ветру черные крылья заслонили собой весь свет, клюв, как черная стрела в двух пальцах от его глаз. Руки у него повисли вдоль тела, никак ими не шевельнуть.
Сон Скагги, успел подумать Грим. И все же как будто пальцы, кисти... Да нет же, руки вполне повинуются ему...
Он не станет, не станет шевелиться.
Стоит ли оно того?
Птица же как будто поняла, что жертва ее не шелохнется. С пронзительным победным криком ворон бросился вперед, вонзив острый как кол клюв в глазницу. Боль добела раскаленным гвоздем пронзила мозг Грима, а вслед за мукой снизошла на него память...
Он сделал, что должно. Птица отпустила его. И внезапно Грим покатился вниз с дерева, безвольно кувыркаясь, по-прежнему же сжимая пальцы в кулак, все также впиваясь ногтями в ладони. Все вниз и вниз к бесконечно далекой земле.
Точильный жезл и оборотный эриль, и руны, и украденные заклятия...
Как странно смотреть на землю отсюда, и видеть людей и армии, и корабли, и море, и буруны на нем. Теперь он знает, что ему предстоит: силу порядка опять придется укротить, выпустив на нее порождений хаоса, чтобы порядок вновь вспомнил себя, вновь стал тем, чем ему предназначено быть.
Но это все еще будет... И он, Грим, исполнит предначертанное и отдаст Тровину свой последний долг... как только дух его окажется на положенном ему месте, в теле, которое он уже видит, - вот оно спит, укрывшись плащом на охапке сена - в теле, в которое он входит...
Поначалу он даже не понял, что именно его разбудило. Слегка припекало глаза, по обратной стороне век расходились золотисто-красные неровные круги. Он поднял руку, пытаясь защитить их, и только тут понял, что это, должно быть, солнце.
Со слабым стоном повернувшись набок, Скагги заставил себя разлепить веки, чтобы увидеть, что от костра остались одни почерневшие угли, что рядом аккуратно сложены одно на другое седла, а куча смятой травы справа от него хоть и хранит еще отпечаток человеческого тела, но пуста. Откуда-то из-за одной из сохранившихся стен доносился стук зубила по камню. Именно этот такой знакомый и все же такой необычный в погорелой усадьбе звук и разбудил Скагги.
Оказалось, что Грим, удобно устроившись возле кучи камней на месте колодца, возится с какой-то каменной плитой.
Подойдя поближе, Скагги обнаружил, что сын Эгиля ловко и с тщательностью, в какой его едва ли можно было бы заподозрить, выбивает руны.
- Свет застишь, - произнес вдруг, не поднимая головы, Грим.
Скагги послушно зашел ему за спину, чтобы увидеть плотный ряд из пяти знаков, чуть ниже которого Квельдульв выбивал по начерченному угольком рисунку еще три.
"Соули, Уруз, Эваз, Уруз, Соули", - прочел про себя Скагги, а потом вслух:
- "Суеус". Разве это что-нибудь означает? - недоуменно поинтересовался он.
- Для непосвященных - ничего, для мастера рун - многоe, - без особого раздражения ответил Квельдульв, заканчивая знак руны Лагу. А что именно?
- He мое дело - тебя учить, скальд врачевательницы.
- Если уж ты разбудил меня своим стуком, - несколько обиженно возразил Скагги, - то мог бы хотя бы сказать, к чему все это.
Грим поднял на мальчишку задумчивый взгляд.
- Вовсе не обязательно, - начал было он, но вдруг почему-то передумал. - У меня был странный сон. - Он помедлил. - Нет, не могу сказать, что ты был прав во всем, но кое-что я для себя понял. К тому же, читая записи Молчальника, я осознал, что перед ним в долгу.
Долги следует возвращать.
- Какой долг? - не удержался Скагги и понял, что вот теперь Грим уж точно вспылит.
- Тровин, скальд Хеймдаля, оставил по себе плиту-знак, где искать его завещание, в ней же запись о его гибели, но здесь нет ничего в память о нем. В голосе скальда Локи действительно слышались нотки раздражения. - А кроме того, неплохо было бы "почистить" это место. Молчальник пренебрег словами Бранра о том, что усадьба проклята, и погиб в огне. Быть может, попытайся он сделать что-нибудь, этого бы не случилось.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});