Читать интересную книгу Дочь Господня - Татьяна Устименко

Цвет луны постепенно менялся, из золотисто-желтого перетекая в багрово-красный оттенок сытости и довольства. Ночь продолжала без устали пить человеческую кровь – утробно икая, хлюпая взахлеб, вульгарно срыгивая избытки, каждую секунду досуха опустошая десятки и сотни тел. Мир безудержно скатывался в пучину Тьмы и беззакония. Время стригоев наступило!

Стараясь не поддаться эмоциям, не позволяя ночи затянуть себя в водоворот безумия и желания убивать, Конрад продолжал безостановочно идти вперед, контролируя эмоции и сдерживая себя на каждом шагу. Мерзлая земля горела под его ногами. Несколько раз ему самоуверенно преграждали путь, и тогда вервольф дрался, обреченно понимая, что зря растрачивает силы и время. Минуты убегали в пустоту, замедляя его движение. Словно какие-то незримые силы сконцентрировали на Конраде все свое внимание, пытаясь любым способом не пропустить его на площадь. Туда, куда его направил умирающий брат Бонавентура – видимо, посвященный в высшую тайну, пока недоступную разуму вервольфа. И Конрад непременно должен был дойти до площади, ведь он обязался это сделать!

На всем протяжении пути Майера неотступно преследовал образ загадочной рыжеволосой незнакомки. Она так прочно запала в душу вервольфа, что он даже уже и не пытался подавить эту неожиданно возникшую любовь, быстро превратившуюся во всепожирающий огонь страсти. Все произошло так нелепо и спонтанно, что Конраду только и оставалось, что иронично посмеиваться над самим собой: надо же – спокойно прожил семь сотен лет, и ничего. А тут на тебе – влюбился по-настоящему. Причем – впервые в жизни и всего за какие-то пять минут. Чудеса! И сейчас он внимательно вглядывался в каждый темный угол, в каждую сточную канаву, боясь до нервной дрожи увидеть – не лежит ли там она, обескровленная, с разорванным горлом. Он успокаивал себя тем, что она же экзорцистка, да еще и ангел. Разве такая девушка по зубам стригоям? Но наполненное потребностью защищать и оберегать сердце влюбленного мужчины неугомонно гнало его вперед, подстегивая и выстукивая: найди ее, спаси ее! И эта, ставшая самой важной цель затмила все прочее, наполняя жизнь Конрада прежде не ведомым ему смыслом и значением. В его жизнь вошла истинная любовь!

Переплетение узких переулков закончилось внезапно, открывая настороженному взору вервольфа заснеженную квадратную плошадь. Гордые стены базилик и дворцов имели непривычно жалкий вид, бронзовая отделка пустовавших скамеек покрылась траурным налетом инея, смахивавшим на могильную плесень. Статуи казались мертвыми, оконные стекла вздулись, отливая мерзкой синевой протухших рыбьих тушек. Здесь мрамор рассыпался в сизый прах, а позолота блекла на глазах, печально сползая с колонн и карнизов зданий, будто истлевшее надгробное покрывало. Здесь заканчивалась власть Бога, уступая место Тьме, холоду и смерти. А в центре всего этого ужаса неподвижно стояли двое: рыжеволосая жертва, заказанная Конраду, и сам заказчик – зловещий граф Деверо. Фигуры противников замерли, не двигаясь с места, но весьма красноречиво угрожая друг другу лезвиями обнаженных клинков. Конрад беззвучно выругался и искусно укрылся в тени массивного гранитного постамента, приготовившись смотреть и слушать…

Я раздраженно скрипнула зубами, так сильно сжимая челюсти, что у меня даже скулы свело от напряжения. Этот проклятый кровосос посмел назвать меня кисой! А не много ли он себе позволяет? Граф рассматривал меня насмешливо прищуренными глазами, пижонисто взбивая на груди пышное кружевное жабо. Несмотря на легкий наряд, состоящий из батистовой рубашки и бархатного колета, он, кажется, совсем не страдал от холода. На его губах бродила наглая улыбка. Я почувствовала, как из глубины моей до предела возмущенной души поднимается волна безудержного гнева, смешанного с дикой злостью. Выродку стало весело? Ну, сейчас я ему устрою карнавальную ночь!

– Неуважаемый стригой, ваша нелепая манера коммуникации вызывает во мне синдром конгенитивного диссонанса, смешанный с травматическим постэффектом субъективной депрессивности, – напыщенно заявила я, окидывая графа презрительным взглядом.

Глаза Деверо удивленно округлились.

– Чего? – непонятливо вопросил он. – Это ты о чем?

– Для тупых поясняю: я имела в виду, что ты просто бычара обуревший, и меня от тебя тошнит! – оскорбительно рявкнула я, наслаждаясь оторопью врага. – Я, кстати, уже заметила, что ваша порода не отличается особой сообразительностью и…

И тут граф громко расхохотался прямо мне в лицо. Его красивый рот распахнулся в безобразном оскале, бледные щеки пошли красными пятнами, дыхание сбилось, переходя на хрип. Но стригой все смеялся и смеялся, явно, будучи не в силах остановиться.

Я нахмурилась.

– Это что, истерика?

Деверо умолк, вытащил из кармана украшенный монограммой платок и промокнул выступившие на глазах слезы.

– Дорогая моя дурочка, – почти нежно произнес он, – а в твою очаровательную, но пустую головку ни разу не пришла мысль о том, что мы специально выпускали против вас самых молодых и неопытных членов кланов, усыпляя вашу бдительность и стараясь натолкнуть на идею, что нас можно взять голыми руками? Госпожа Андреа действительно очень умна! Она мудро пожертвовала несколькими для защиты многих. И вот запланированный итог – вы неосторожно разделились, тем самым ослабив свои силы. А ты, хваленая экзорцистка, избранная Дочь Господня, – в голосе графа звучало нескрываемое пренебрежение, – позволила заманить себя в ловушку, явившись под удар моей рапиры, как животное на скотобойню. И кто из нас теперь бычара? – граф провел платком по лезвию своего роскошного клинка, смахивая несколько снежинок, а потом бросил кусок вышитой ткани мне под ноги. – У нас с тобой свои, давние счеты, девчонка! Я ведь обещал тебе, что мы еще встретимся…

Я коротко рассмеялась, не прощая себе собственную глупость. О да, когда фатальная ошибка уже совершена, то остается одно – смеяться, пытаясь скрыть смертельный страх и безнадежное отчаяние. Обычно за подобные ошибки расплачиваются жизнью.

– Ты не выйдешь с этой площади, – спокойно пообещал граф, вращательным движением разминая кисть правой руки. Острие рапиры свистнуло в воздухе, описывая сверкающий круг, – она закрыта нашей магией. Но я могу оказать любезность и убить тебя почти безболезненно. Отдай мне Грааль, и в качестве благодарности я проявлю милосердие.

– А это не хочешь? – невежливо поинтересовалась я, показывая графу оскорбительно оттопыренный средний палец. – Пошел-ка ты, труп смердящий, в э-э-э… пешую эротическую прогулку! – я перебросила Кото из руки в руку, желая поскорее начать поединок.

– Почему ты используешь катану? – полюбопытствовал граф, откровенно любуясь моим клинком. – У вас, экзорцистов, что – пунктик на счет японского оружия? Помнится, тот лихой старик в монастыре тоже нехило махал таким же старинным мечом. Кучу народу моего положил. Пришлось его самолично из автомата шлепнуть…

В глазах у меня помутилось от неконтролируемого гнева. Так это Деверо убил моего обожаемого учителя! Я мгновенно вспомнила свою клятву, данную над телом сенсея Кацуо.

– Молись своему черному богу, сволочь! – с рычанием посоветовала я. – Я тебя сейчас на люля-кебаб порежу!

Уголки губ стригоя печально поползли вниз.

– Люлей мне навешать попытаешься? Ты?! Мне?! Ой, ну почему для гениальности есть границы, а для идиотизма – нет? – в его словах прозвучал упрек. – Сдавайся по-хорошему, экзорцистка!

– Ага, сдамся, когда русалка ноги раздвинет! – самоуверенно нахамила я. – Что же вас всех на словоблудие-то так тянет? Нет, не нужны мне твои подачки, кровосос. Предпочитаю умереть с оружием в руках, не утрачивая уважения к себе!

– Ну, как знаешь, – поморщился граф, – наше дело предложить…

– А наше – отказаться! – выкрикнула я и, не дожидаясь его нападения, первой нанесла удар, целясь в незащищенную грудь врага.

Долы на лезвии моего кэна нетерпеливо запели свою вечную и страшную боевую песню. Кото жаждал крови.

Всевидящий Бог нередко дает людям мудрость, заключающуюся в умении не демонстрировать собственную глупость. Дает, правда, не всем. Развитый ум позволяет достоверно просчитывать последствия любых наших действий, справедливо деля их на рациональные и нерациональные, плохие и хорошие. Если все самое плохое в твоей жизни уже осталось далеко позади, то лучше пореже оглядывайся за спину и смело иди вперед. Ну, а если ты хочешь понять, что значить – жить хорошо, тогда сделай себе плохо, но потом обязательно верни то, что было раньше. Сразу почувствуешь разницу. Все это я осознала в самую ближайшую минуту. Моя ужасающая глупость заключалась в дерзком намерении выступить против бойца, за многие сотни лет своей долгой жизни отточившего приобретенные им воинские навыки до немыслимого, недостижимого для меня совершенства. И мне тут же захотелось вернуться обратно, на улицы Венеции, где так хорошо и тихо – ведь все познается в сравнении. Но отступать оказалось поздно. А я еще считала себя умной! Вот и получается, что горе от ума слишком часто сменяется опасной эйфорией от глупости. А это уже не излечимо!