Читать интересную книгу Омнибус: Кровавые Ангелы - Джеймс Сваллоу

Он отшатнулся назад, закрыв лицо руками. Каждое сомнение и предчувствие, которые когда-либо изводили Рафена, поднялись из глубин его души подобно грязному приливу. Его окутали поднимающиеся завитки отчаянья… Я Адептус Астартес, кричал его разум, я не подчинюсь!

— Но ты должен, — отвечал Штель, голос инквизитора гудел в каждой косточке. — Ты должен отдать свою жизнь за Аркио — ты не понимаешь? Это ты сдерживаешь его от настоящего величия, твое влияние опутывает его! Ты всегда рассматривал его как младшего, не готового юнца, но по правде, это ты боялся его.

Рафен в этот момент оказался на коленях и над ним возвышался дугой силуэт Штеля, огромный и чудовищный.

— Ты никогда не сможешь признать его успехи, так как они будут твоим провалом.

В глубинах разума Рафен ожил момент, когда он был изгнан из Места Падения Ангела, когда он уходил в пустыню умирать позорной смертью, вместо того чтоб признать свою несостоятельность перед племенем. Штель видел эти воспоминания, и заточил их в клинок, разрезая им волю Рафена со всей психической силой, которую смог собрать.

— Сегодня ты должен умереть. Ты должен позволить ему дальше пойти одному, чтоб выполнить свое предназначение…

— Да, — Рафен задыхался от слов, шатаясь под весом наведенного на него самоубийственного мрака, он встал на ноги. — Отец, я подвел тебя…

Штель едва сдержал холодную улыбку, которая угрожала появиться на его тонких губах. С одним окончательным усилием, он вогнал темный пси-клинок чистых страданий в измученную душу Рафена.

— Ты все еще можешь спасти его, Рафен.

Спасти его спасти его спасти его спасти его спасти его спасти его спасти его…

Слова эхом разносились по его сознанию.

— Как? — Плакал он.

— Умереть.— Голос Штеля бы раскатом грома. — Умри за своего брата, Рафен. Заверши свою жизнь и освободи его.

Освободи его освободи его освободи его освободи его освободи его освободи его освободи его.

— Нет… нет… нет!

Внезапно Рафен побежал, коридоры мелькали мимо него, город. Он пробивался через улицы, беспомощный и сломленный. Ты должен умереть, говорил голос в его голове, предатель крови, ты должен умереть.

— Я должен умереть, — заплакал он, падая на колени.

ЗРЕНИЕ Штеля затуманилось и он задыхался. Толчки крови и стук его сердца отдавались в ушах, когда он пытался добраться до кресла. Усилие, чтоб подтолкнуть Рафена иссушили его, его псионическая воля вытянула из него все жизненные силы, чтоб сохранить давление. Он кучей тряпья свалился на пол, из его губ несся гортанный, грубый смех.

— Рафен должен умереть, — вслух сказал он и затем потерял сознание.

Глава пятая

Рафен бежал. Улицы города, большинство из которых все еще было обесточено после вторжения сил хаоса, открывались перед ним. Лабиринт из закрученных каменных каньонов, отбрасывающий глубокие тени втянул Кровавого Ангела. Он перепрыгивал дрожащие крыши, натыкаясь на воронки на месте стоявших там ранее мастерских.

Он пробирался через пустоты, вырубленные в городе лансами и места, где Несущие слово были преданы смерти.

Он убегал от боли, черный миазм отчаянья давил ему на пятки, изголодавшиеся по нему щупальца тьмы следовали у него за спиной. Он был безрассудным генератором эмоций, разум отметал все остальное, кроме мучений.

Он не мог остановиться. Если остановится, уныние поглотит его, и он будет потерян, уничтожен потоком вины, выпущенным из его собственной души. То, чему он стал свидетелем, рвало его на части подобно шторму из лезвий. Трансформация его брата, смерти его боевых-братьев на Кибеле и еще раз на Шенлонге, все эти события давили и выбивали его из колеи. Абсолютное страдание душило его. Рафен видел, как вокруг умирают его друзья, не в силах остановить это. Его разум шатался, когда он вспоминал каждую душу, которую он когда-либо знал и которая угасла. Он желал оказаться на их месте.

Мать, умерла во время родов. Омег, его друг детства, умер от укуса панцирной змеи. Тоф, кандидат, разорван огненными скорпионами. Кракис, застрелен на Иксионе. Симеон, заживо сварен плазмой. Корис, впал в жажду. Галлио, застрелен…

Лица, голоса, крики, их вихрь кружил вокруг него. Какая-то далекая его часть взывала, какой-то последний не оскверненный уголок души Рафена, все еще умолял его пересилить и сопротивляться, но секунда за секундой этот голос становился все слабее и слабее. Касание психических сил инквизитора Штеля взломало потаенные места внутри космодесантника, где он хранил свои самые черные сожаления и теперь они были на свободе, вскипая в Рафене, погружая его в собственные угрызения совести.

Не контролируя себя, Кровавый Ангел понял что падает, кувыркаясь, летит в стальную дверь. Люк раскололся под его весом и Рафен пролетел дальше, грудой брони и конечностей. Сжав голову руками, он перекатился на колени. Затуманенными глазами он увидел место, где он отдыхал, и на мгновение удивился. Он оказался в тусклой комнате с металлическими станами и густым химическим запахом. Стоя рядом с одной из стен, на него взирал медный идол Бога-Императора.

— Как? — Он выдохнул в насыщенный воздух. Возможно, это рука Императора направила его сюда, возможно слепой случай или какая-то животная, мышечная память, но безрассудный побег Рафена из крепости привел его к рукотворной комнате для медитаций, которую он сделал сам для себя в руинах.

Рафен потянулся дрожащей рукой и пальцами пробежался по статуэтке; желтоватый металл казался на ощупь теплым как кровь. Под немигающим взором Императора, сокрушающий вес его вины опять прижал его, и он издал мучительный стон, разносящийся эхом, дикий крик.

— Святой Владыка, я подвел тебя… Моя жизнь… ничего не значит. Я сломан и разбит, мое горе свободно…

Рука десантника очутилась у рукоятки его боевого ножа, доставая из ножен светлую сталь фрактально заточенного лезвия. Его конечности, казалось, двигаются по своей собственной воле, неохотно подчиняясь самоубийственному принуждению в разуме Рафена, порожденному темным влиянием Штеля. Кончик ножа дотронулся до его брони на груди, если его подтолкнуть, клинок неумолимо приблизится к плоти.

Им как будто кто-то управлял; Рафен был пустой марионеткой, деревянно выполняя действия, которые были навязаны ему темной силой. Нож уперся в красный керамит грудной пластины и процарапал полосу на броне, когда его рука поднимала его выше.

— Мне конец…

Нож Рафена очутился около его шеи, зазубренный край углублялся в кожу горла. Кровь потекла по спуску ножа, когда кожа разошлась, стекая про кровостоку оружия, она лилась по его суставам и запястью.

Затем пришла боль, боль и запах его собственной жизненной жидкости. Ощущения проникали сквозь саван отчаянья, который окутывал душу Рафена, пробиваясь через затуманенный разум. Он вздохнул — и в этот момент все изменилось.

Кровавого Ангела затрясло, каждый мускул в его теле дрожал, как затронутая струна. Двойные удары его сердец грохотали в ушах, разгоняя громовыми толчками кровь, внезапно ставшую ревущим потоком. Адреналиновый жар из груди заполнил всю его пустую оболочку. Он был пустым сосудом, внезапно наполненный жгучей энергией.

При мысли о густой крови на губах, рот десантника наполнился слюной. Его зрение, омраченное ранее угрюмыми тенями, теперь потемнело от красной дымки страстного желания.

Рафен встряхнул грубую энергию, которая вскипела внутри него, позволяя ей смыть коварную отраву уныния. Он хорошо знал это ощущение: это был предвестник черной ярости. Кровавый Ангел откинул голову, обнажив блестящие, белые клыки.

Красная жажда овладела им, борясь с психическими токсинами, оставленными мощным ментальным колдовством Штеля.

И его нож все еще был у горла, металл проколол кожу и угрожал вскрыть артерии. Одного маленького движения запястья будет достаточно. Внутри десантника бурлила война: гнев против отчаянья, ярость против уныния, раскаленная добела злость сталкивалась с холодным, вызывающим оцепенение души, страданием.

— Я … не… умру! — Заорал Рафен.

Он зашел слишком далеко, он сражался слишком отчаянно, чтоб пасть перед своими собственными внутренними страхами.

— Я Адептус Астартес, — ревел он, — Я Избранник Императора.

Густая кровь причудливо пролилась на его грудную броню, пачкая белые металлические крылья, окружающие рубиновую каплю-символ.

— Сангвиний, услышь меня! Я Кровавый Ангел!

Его взор затуманился еще сильнее, когда вокруг него в воздухе развернулись иглы бело-золотого света. Слова Рафена терялись в спазме, когда давление внутри его черепа росло, сдавливая границы его ощущений. Он уловил сияние медового света, испускаемое медной фигуркой за секунду до того как свет поглотил его. Сияние касалось его голой кожи с необычайной нежностью, подобно поцелую превосходным летним днем. Сердце Рафена переполнилось чувствами, боль, кровь, уныние, все это ушло.