— Что? Ты что-нибудь знаешь про господина? — Ниард. В свете событий сегодняшнего дня она совсем забыла о нём, о своём муже, о Господи, как она могла?
— Он ранен, мне сказали на кухне по секрету. Его охраняют в Большой башне, потом, наверное, переведут в тюрьму.
— И серьёзно ранен?
Анна пожала плечами. Вэллия устало села в кресло. Она не уйдёт отсюда, пока не спасёт Ниарда. Вот, кто нужен ей, вот, кто дорог ей, вот, кого она любит. "Ниард… Я люблю тебя. Держись. Я смогу спасти тебя, даже если мне придётся просить помощи у этого Алдора".
* * * * *
Она изменилась. Ну конечно, во-первых, она сейчас здорова, не то, что в прошлый раз, когда они виделись ещё в Ротбурге. Похорошела. Чуть поправилась, ведь те голодные дни в лесу высосали из неё последние силы, она была похожа на тень. Сейчас же совсем другое дело. А во-вторых, она теперь замужняя женщина, она маркграфиня. И пусть все её здесь приняли за баронессу Касла, Алдор-то знал правду. Как она держится, как одета. Миледи. Конечно. Госпожа. Чёрная траурная вуаль, барбет на подбородке. Она в трауре, наверное, по барону Дарлу, он же был её дядей.
И эти дети. Это, верно, дети баронессы, наследники Касла. Интересно, а помнит ли она его? Помнит ли те дни, проведённые в лесах, в скалах, в Ротбурге?
Всё складывалось удачно, так выгодно их перепутали. Выходит, Бог и на его стороне, не только оберегает маркграфа. Самое главное, чтобы она сейчас молчала, да и баронесса — тоже, если, конечно, они не сделали это всё специально.
Всё это надо как-то узнать, поговорить, а для этого надо хотя бы встретиться с ней. Как это сделать? Просто так не придёшь, её могут охранять, хотя вряд ли, сейчас не до этого. Чем может быть опасна пленная женщина с малолетними детьми? К тому же вдова. Сейчас её мысли должны быть только о детях. Так, по крайней мере, должен думать граф.
Алдор не находил покоя все эти дни, пока брали башни и донжон. Сейчас всё складывалось удачно, самое главное, чтоб оно сохранялось пока так, как есть. Баронесса в тюрьме, с ней тоже надо будет поговорить. Маркграфиня занята детьми и играет роль баронессы. Маркграф болен и пока не может отвечать на вопросы, и внести какую-то ясность. Так бы всё и было.
Через слуг он узнал, где разместили пленную "баронессу" с детьми, и с наступлением темноты решил встретиться с ней. Он и не думал, что это будет стоить таких усилий. Сердце стучало в груди, будто решался вопрос жизни и смерти, даже руки, кажется, дрожали. Как она встретит его? О чём будет разговор? И давние чувства, покрытые коркой льда, растаяли вдруг. Она… Он опять увидит её.
Догадается ли она о его чувствах к ней? О том, что он так тщательно прятал ещё с Ротбурга. В груди потеплело, словно вместо сердца за рёбра вложили раскалённый камень.
Не наделать бы глупостей, и не сболтнуть чего лишнего.
Её не охраняли, как он и думал, и она не спала. Когда Алдор вошёл без стука, в комнате догорал камин, алые угли освещали женскую фигуру в кресле у каминной решётки. На столике горела одинокая свеча.
Вэллия ещё не спала, услышав осторожные шаги, вскинулась и поднялась на ноги. Из полумрака навстречу ей выдвинулась мужская фигура. Вэллия чуть не закричала, но, узнав вошедшего, задавила в груди крик. Алдор! Что он делает здесь? Господи! Что у него творится в мыслях? И Анна уже спит.
Вэллия сделала шаг назад, упёрлась в кресло, сердце, кажется, застучало прямо в горле. С какими намерениями он пришёл? Не со злым ли умыслом?
— Я закричу, — шепнула, предупреждая.
— Зачем? — ответил он вопросом на вопрос так же шёпотом. — Я просто хочу поговорить. Поговорить и всё. Я не сделаю ничего плохого.
Вэллия молча рассматривала его лицо. По нему пробегал дрожащий свет горящей свечи. Она помнила каждую мелочь, каждую чёрточку, знакомые глаза и губы, обветренная кожа скул, и волосы, длинными прядями падающие слева и справа от лица. Он и сейчас, как тогда, рождал ощущение силы и надёжной безопасности. Взрослый человек, взвешивающий каждое сказанное слово.
В груди всё замирало от воспоминаний, от пережитых к нему чувств. И тот поцелуй в Ротбурге. Разве можно такое забыть?
— Вас можно поздравить? Вы — новый правитель Берга? — спросила она первой, помня об обещании графа Доранна.
— Пока ещё нет…
— Мечта сбылась?
— Почти что, да.
— И вы счастливы?
Он не ответил. Они разговаривали друг с другом на "вы", почтительно, как равные. Алдор отвёл глаза, посмотрел на угли в камине за её спиной и заговорил о другом:
— Я не ожидал встретить вас здесь, я вообще не ожидал когда-нибудь встретиться. Вы же собирались в монастырь, а сами… Что так?
— Это отец, он не отпустил меня, и он сам нашёл мне мужа… в Берге.
При этих словах Алдор усмехнулся, он помнил того маркграфа-мальчишку, сопляк, какой из него муж? Он и Берг-то получил случайно, если бы старший брат не умер, так и был бы сейчас чьим-нибудь рыцарем с жалким куском земли. Как и Алдор…
От взгляда Вэллии не ускользнула эта усмешка.
— Вы видели его? Видели маркграфа?
— Я сам взял его в плен. — Короткая улыбка тронула тонкие губы. Он вспомнил, как хотел тогда убить его, а она, вот, переживает. Неужели любит? Любит этого мальчишку?
— Где он? Как он? Скажите, умоляю… — Голос Вэллии сорвался на беззвучный шёпот.
— Он под арестом, его наблюдает врач. Что вы так переживаете за него? Ничего с ним не случится.
— Он — мой муж.
Алдор опять усмехнулся. "Откуда такие чувства? Если бы я был твоим мужем, ты тоже так же защищала бы меня?"
— А разве не отец выбрал вам его в мужья?
— Отец. Он дан мне Богом, мы связаны супружеской клятвой. Разве этого мало?
— А если бы граф выбрал другого? Старого вдовца, например, с пятью детьми, всё было бы так же? — Вэллия не ответила, только громко сглотнула, не понимая, о чём он. А Алдор продолжил:- А если бы вашим мужем стал я? Вот, сейчас и здесь? Если бы святой отец обвенчал нас, что тогда?
Вэллия нахмурилась, поджимая дрожащие губы. Алдор в полумраке следил за выражением её лица. Он и сам не думал, что сможет сказать ей это всё. Он же практически делал ей предложение. Что ответит она?
— У меня уже есть муж. Я не понимаю вас, о чём… — Он не дал ей договорить, перебил:
— Муж-муж… Что вы заладили? Муж сегодня есть, а завтра нет! Раз — и уже вдова!
— Что? — Вэллия нахмурилась. — О чём вы говорите? Что с ним? Что вы сделали с ним? Как вы посмели? — Она повысила голос, на сколько позволял это сделать шёпот, сверкала глазами с болью.
— Да всё нормально с ним. Успокойтесь. Он жив, не скажу, что здоров, но жив. Пока… — добавил.