Отыскать Берди было нетрудно: она пристроилась на скамейке на главной улице городка, глядя на маленькую школу, где ее отец был когда-то директором и единственным преподавателем, на домик возле школы, где она выросла. Китти попыталась представить себе, как день за днем девочка выглядывала из окна, смотрела на игравших во дворе школы детей и не могла присоединиться к ним, потому что была больна, потому что ее считали слишком слабенькой даже для этого.
Китти присела рядом на скамейку.
— Простите меня, Берди. Я и думать не думала…
— За что вы извиняетесь? — очнулась от размышлений Берди.
— За то, что потащила всех сюда получать ваш выигрыш. Могла бы и сообразить, что этого делать не надо, что это личное.
— Глупости, Китти. Это был прекрасный день. Когда еще мне довелось бы потолкаться в толпе из четырехсот яиц? — Она весело рассмеялась. — И когда еще я бы поучаствовала разом в стольких приключениях? И каждый из нас — вы сделали нечто замечательное для каждого из нас, Китти, не забывайте об этом. Никто не станет винить вас за то, что вышло не так, как мы надеялись.
Добрые слова всегда приятны, но Китти они не утешили. Ей все равно казалось, будто она всех подвела: Ачар и Ендрек остались без арбитра, Берди без выигрыша, хорошо хоть Эмброуз справилась со своим страхом.
— Ведь не в деньгах дело. — Берди старалась улыбнуться, но ее слова звучали все менее убедительно. Конечно, не в деньгах: она вернулась, чтобы взглянуть в глаза призракам прошлого, а эти призраки вновь взяли над ней верх в тот самый день, когда Берди уже воображала себя победительницей. — Что у вас там? — покосилась Берди на букет полевых цветов, которые Китти прихватила, когда отправилась ее искать.
— Ах да! Ко мне приходил О’Хара-младший, — спохватилась Китти. — Он просил кое-что вам передать.
У подножия горы Боггерах, где путников окутывала легкая дымка тумана, Берди перестала наконец осматривать могильные камни и остановилась подле того надгробия, которое искала. Здесь, на кладбище возле церкви, возле маленькой школы, маленького дома, в котором она выросла, Берди возложила цветы на могилу своего первого, незабвенного возлюбленного, Джейми О’Хары, которого ей не позволили любить, с которым она рассталась, когда бежала в Дублин, подальше от цепкой опеки отца и предрассудков маленького города. Уезжая, Берди дала обещание и заключила пари — и вот она вернулась домой получить свой выигрыш и выполнить обещание, но, увы, и то и другое слишком поздно.
Китти вернулась к пабу, поковырялась в остывшей рыбе с чипсами и размякшим горохом под соусом тартар, пытаясь придумать, как же вновь поднять настроение своей команде. Себе-то как поднять настроение? Люди негромко переговаривались — вроде бы и весело, но этому далеко было до той бившей через край радости, с какой они ехали сюда.
— Ты ни в чем не виновата, — тихонько шепнул ей Стив.
Китти обернулась к нему, нуждаясь в поддержке:
— Мне так неудобно.
— Почему?
— Притащила всех сюда, а тут…
— Не твоя вина, — повторил он, протягивая ей бокал с вином. — Усвой это, и с тобой можно будет общаться. И постарайся ночью не храпеть, не то задушу тебя подушкой.
— Я не храплю.
— Еще как. Стоит тебе выпить, и ты храпишь громче моего отца.
— Не храплю. И ты почем знаешь?
Он вновь поглядел на нее тем странным взглядом, от которого по коже пробегал холодок, а внутри все плавилось:
— По крайней мере один раз я имел возможность в этом убедиться.
— Никто мне не говорил, — пробормотала Китти.
— Наверное, когда ты спала, они тоже спали.
Простая, казалось бы, мысль. Но Китти в самое сердце поразила представившаяся ей картина: она спит в студенческом общежитии, уронив голову Стиву на грудь, а юный Стив — растрепанная грива волос, длинные ресницы — не спит и прислушивается к ее дыханию.
Вдруг послышался звон: Сэм постучал ложечкой о стакан.
— О нет, Сэм! — встрепенулась Мэри-Роуз, и на этот раз она не шутила. Даже уголки ее губ не шевельнулись в улыбке.
— Эсмеральда! — воззвал он к ней.
— Эсмеральда? — удивленно переспросил Ендрек. — Я думал, тебя звать Мэри-Роуз, — крикнул он девушке, перегибаясь к ней через стол.
— Не обращайте на него внимания, — попросила Мэри-Роуз, закрывая лицо руками. — Сэм, говорю же тебе, перестань!
Но Сэм будто не замечал ее плохого настроения или, если заметил, решил, что все сможет исправить очередным предложением руки и сердца, — вот только Китти догадывалась, что ничего он таким способом не исправит. Она видела уже два таких выступления и считала себя в этом деле экспертом.
— Все в порядке, — заверил растерянных друзей Сэм. — Эсмеральда — это просто ласковое прозвище. Правда же, дорогая?
— Нет! — фыркнула она. — Вовсе нет!
— О’кей. Мэри-Роуз Годфри, — торжественно произнес он. — Мой лучший друг во всем большом мире.
— Перестань, Сэм!
— Не могу, дорогая! Не могу перестать думать о тебе. Не могу притворяться, будто мы всего лишь друзья, — и так день изо дня. Мы все время рядом, и я чувствую это и не смею тебе признаться.
Китти замерла. Даже ей стало не по себе от слов Сэма, каково же приходится Мэри-Роуз?
— Мы знакомы с шести лет. Когда ты вошла в первый класс, в наш первый школьный день, и туфли у тебя были надеты не на те ноги, я сразу захотел подружиться с тобой.
Мэри-Роуз вдруг прыснула от смеха.
— А ведь правда! — изумленно подтвердила она.
Так что же, Сэм нынче вечером не разыгрывает придуманную сценку? Он говорит… правду?
— И мы с тобой поболтали, а потом поспорили из-за желтого лего, и ты меня ущипнула, а учительница отругала тебя и поставила в угол. Вот так девчонка с яйцами, подумал я. Непременно буду с ней дружить. Не то чтобы я предпочитал девочек с яйцами, — добавил Сэм в скобках, и все засмеялись. Все, кроме самой девушки. Она даже не улыбнулась, но теперь уже не потому, что ей было неловко, а потому, что ею овладела печаль. Слова Сэма были так точны, так трогательны, что Китти усомнилась: а не всерьез ли он делает на этот раз предложение? Усомнилась и Мэри-Роуз: вскинула голову, всмотрелась в лицо «жениха». — Мы дружили в младшей школе, дружили в старшей, хоть твоя мама и отправила тебя в монастырский пансион, и тебе пришлось шесть лет кряду носить коричневую юбку до колен, которая тебе вовсе не шла, а под ней чулки. И меня вполне устраивало быть друзьями, но в последние месяцы я… — Он поглядел на нее.
— Он взаправду? — шепнул Китти Стив, и вновь по спине у нее пробежал озноб.
— Честное слово, не знаю, — шепнула она, касаясь губами его уха и чувствуя, как ее бьет током.