Все хотели познакомиться с ними, а публика хотела знать о них через прессу.
— Словно мы какие-то кинозвезды, — сказала Ханичайл, удивленная таким вниманием и своим эффектным изображением на фотографиях в газетах.
Она незамедлительно вырезала одну из них и отправила Элизе вместе с длинным письмом, в котором рассказывала о бале и о том, что влюбилась в «чудесного человека». Она писала, что понимает — нельзя влюбляться так сразу, но она ничего не может с собой поделать.
Джинни Суинберн увидела фотографию в «Экспрессе» и сразу позвонила своей внучке:
— Я смотрела на тебя и думала: неужели это наша Лаура? Но конечно же, это ты, потому что ты всегда была красивой девушкой. Просто я никогда тебя не видела в красивом платье, а только в старой одежде, которую ты носила, работая в конюшне.
— Приготовь себя для худшего, ба, — осторожно сказала Лаура. — Я познакомилась с человеком, у которого конюшни гораздо больше и лучше, чем у Хаддона. И у меня такое чувство, что я буду проводить там все свое время.
— Где? — потребовала ответа Джинни. — Запомни, что ты должна весело проводить время в Лондоне, чтобы найти себе приятного молодого человека и выбросить из головы этого Хаддона.
— О, я нашла, ба, нашла, — заверила ее Лаура. — Он один из тех, кто владеет собственными конюшнями.
Джинни вздохнула:
— Мне только остается надеяться, что он лучше, чем Хаддон.
— Я тебе это обещаю, — ответила Лаура, и что-то в ее голосе заставило Джинни в это поверить.
Анжу десятки раз перечитывала каждое слово, особенно то, что было написано о ней: «Красивая мадемуазель Анжу д'Аранвиль Маунтджой, дочь графини д'Аранвиль, была ослепительной в своем бледно-зеленом платье от Хартнелла».
Когда Агнес принесла ей поднос с завтраком, она откинулась на подушки и, счастливо улыбаясь, стала думать о тех мужчинах, которых она встретила и с которыми танцевала. Она решила, что Джеймс Матрингтон был интересным мужчиной; он сидел с ней за ужином и рассказывал о своем загородном доме в Глостершире, куда он ездит на охоту при первой возможности. Она с разочарованием подумала, что страсть англичан к лошадям — это уж слишком. Стоит посмотреть на Лауру: ни о чем другом она не может думать, а сейчас, когда она познакомилась с Билли, того и гляди свихнется от них. Анжу подумала о Гарри: она понимала, что он плут, но плут привлекательный, а такие мужчины всегда ей нравились. Но не так сильно, как Алекс Скотт, «загадочный мужчина», как его называли.
Он был мужчина, достойный женского интереса, и она знала, что многие женщины очень интересовались им. Это были женщины красивые, большинство из них богатые и хорошо известные. Говорили, что он сопровождает их на обеды, приемы и приглашает на свою яхту. Но ни одной из них не удалось пленить его, и это делало его еще более загадочным.
В десять часов в дом стали посылать букеты цветов. К полудню среди прочих букетов — но Лауру интересовал только этот — прибыл букет роз от Билли, привезенный в Лондон поездом из сада поместья Сакстон-Моубри. «Ты вошла в мою жизнь такой же свежей и красивой, как эти садовые розы», — написал Билли на карточке, вложенной в букет. Лаура даже не предполагала, что Билли может быть столь поэтичным. Тронутая его вниманием, она приложила карточку к губам.
Ханичайл была в гостиной, просматривая с тетей Софи утренние газеты, когда ей принесли от Алекса корзину пармских фиалок с простыми словами на карточке: «Я никогда не забуду вчерашний вечер».
Ее лицо озарилось счастьем, и, чтобы скрыть смущение, она уткнулась носом в фиалки, вдыхая их аромат.
От взгляда тети Софи никогда ничего не ускользало, особенно когда девушка краснеет: за этим обычно скрывается целая история.
— Скажи мне, ради Бога, от кого эти фиалки? — спросила она.
— От Алекса Скотта, — как можно небрежнее ответила Ханичайл.
— Алекс Скотт прислал тебе цветы? — удивилась тетя Софи. — Я даже не знала, что ты знакома с этим человеком.
— Мы познакомились с ним на лайнере, когда плыли в Лондон, — ответила Ханичайл, стараясь скрыть смущение. — Мы подружились и в последний вечер вместе ужинали.
— Как странно, — произнесла тетя Софи, удивляясь, как она могла пропустить такое, хотя дом был переполнен гостями и ей было трудно уследить за всеми тремя девушками сразу. — Он кажется мне достаточно порядочным несмотря на то, что о нем говорят.
Ханичайл очень хотелось знать, что говорят об Алексе, но она решила не спрашивать. Она была так счастлива от его цветов и слов «никогда не забуду», что ей хотелось поскорее остаться одной, чтобы снова пережить каждую минуту общения с ним.
Зазвонил телефон, и горничная позвала тетю Софи, которая тотчас же удалилась в кабинет. Когда она вернулась несколькими минутами позже, на ее лице сияла довольная улыбка.
— Лаура, дорогая, — сказала она, — это звонил Билли. В этот уик-энд он устраивает большой прием в Сакстон-Моубри и приглашает всех нас. Говорит, что хочет отпраздновать свой день рождения, и обещает, что будет весело.
Лаура с облегчением вздохнула: она не была уверена, что тетя Софи разрешит им поехать. Но кажется, Билли ей понравился.
— У него там такие чудесные лошади, — сказала она с жаром, — Лаки Дансер и Игл Ридж, обе победительницы скачек Дерби. Сейчас они отдыхают на пастбище в Сакстон-Моубри. Он сказал, что я смогу покататься на них.
— Как чудесно, моя дорогая, — с облегчением сказала тетя Софи. — Но там будут и другие развлечения. Он устраивает обед в субботу вечером, после которого будут танцы. — Она вздохнула, пожалев, что уже немолода и может выступать только в роли женщины, сопровождающей трех юных леди.
Алекс был удивлен, когда Билли позвонил ему и спросил, не хочет ли он приехать к нему на прием в уик-энд.
— Это как бы п-п-празднование м-м-моего д-д-дня рождения, — объяснил он. — Я купил себе в подарок нового жеребенка и подумал, что вам будет интересно посмотреть на него. Мне кажется, что со временем он станет призером. И к-к-кстати, все девушки Маунтджой тоже приедут.
— Конечно, я приеду, Билли, — ответил Алекс. — Мне не терпится посмотреть вашего жеребенка.
Когда он положил трубку, и он сам, и Билли знали, что ему не терпится снова увидеться с Ханичайл.
Сакстон-Моубри, красивый дом в стиле эпохи королевы Анны, был построен из красного кирпича, который с годами поблек и стал светло-кораллового цвета. Позже к нему пристроили два крыла из котсволдского, медового цвета, камня, которые никоим образом не портили старую постройку, а лишь придавали ей дополнительное очарование. Это был более уютный дом, чем-то похожий на пещеру Маунтджой-Хаус с его огромными комнатами и галерейными холлами, и Лаура влюбилась в него так же быстро, как влюбилась в Билли.