Читать интересную книгу "Я у себя одна", или Веретено Василисы - Екатерина Михайлова

—  Тебе пора...

—   ...Пора двигаться дальше. Я хочу на прощание взять у каждой своей надежды что-то, что оставлю себе, и отпустить их. Идите сюда, мои хорошие. Это лучше сделать молча. (Все семеро соеди­няют руки; кто-то, возможно, описал бы происходящее как "пе­редачу энергии", кто-то — как "физический контакт, дающий ощущение поддержки".) Всем спасибо, все свободны. (Мягко, но решительно освобождает руки, встряхивается. Бросает Зер­кальцу: "До встречи!" и поворачивается к месту действия спи­ной.) А вот теперь я и правда готова и мне правда пора. (Веду­щей) Похоже, часы завелись.

И мы сели в круг и стали говорить о чувствах и о том, как они связаны с личным опытом. И конечно, даже очень наивному и недальновидному че­ловеку не показалось бы, что это была работа только про "переходный воз­раст середины жизни". Хотя, конечно, и про него тоже...

Я многое тащила на горбу:

Мешки с картошкой, бревна и вязанки,

Детей, калек, чугунную трубу —

И я лишилась царственной осанки.

Но так судьба проехалась по мне,

Так пронеслись руины Карфагена,

Что распрямился дух, и я вполне

Стройна и даже слишком несогбенна.

Нет, я в виду имею не поклон —

Поклоны я отвешиваю в тоннах!

Но есть какой-то несогбенный стон

И радость, не согбенная в поклонах, —

Я говорю о том, что обрелось

Помимо воли и ценою плоти,

Прошло свою действительность насквозь

И отразилось в зеркале напротив.

Юнна Мориц

НАД ПРОПИСЬЮ ПО ЛЖИ

Боже милостивый, как они лгут!.. Вскользь, невзна­чай, бесцельно, страстно, внезапно, исподволь, непо­следовательно, отчаянно, совершенно беспричинно... Те, кому это дано, лгут от первых слов своих до после­дних. И сколько обаяния, таланта, невинности и дер­зости, творческого вдохновения и блеска! Расчету, ко­рысти, запланированной интриге здесь места нет... Женская ложь — такое же явление природы, как бере­за, молоко или шмель.

Людмила Улицкая. Сквозная линия

Лживость — это свойство, прочно и дружно приписываемое женщине. Мол, только на ложе любви и на смертном одре от нас услышишь правду. У меня возникают большие сомнения по поводу того, так ли уж нужно кому-ни­будь слышать эту правду. Сомнения эти небезосновательны. Есть женщины прямые, правдивые. Существуют такие люди женского пола, которым врать действительно тяжело, неинтересно, не нужно — короче, "не дано". Сплошь и рядом они вызывают недовольство, как будто с ними что-то не так. Нет в ней этакой непредсказуемости, слишком она правильная, поло­жительная. Пресная.

Слово "правильная" и слово "правда" одного корня. Что же худого в том, что она правильная, положительная? Похоже, все-таки правдивость — не­желание здесь умолчать, там приписать, тут польстить — не так уж ценит­ся в этом мире. Особенно когда эти свойства принадлежат женщине.

Моя оксфордская коллега Верена Бус рассказывала такую историю. Она, выросшая в швейцарской деревне, какими-то судьбами познакомилась со своим будущим мужем, который в Оксфорде защитил ученую степень. Он с молодой женой был зван на научный прием. Ужасно волновался, поскольку возможность быть принятым в этом обществе, сидеть за этим высоким сто­лом он воспринимал как серьезное достижение. Когда рассаживали гостей, она оказалась далеко от мужа, но видела все время его взволнованное бледное лицо. По правую и левую руку от нее восседали совершенно не­знакомые ученые мужи, а правила хорошего тона на такого рода приемах требуют разговора исключительно о науке. Главный вопрос, на который отвечают при положенном светском общении — пять минут с соседом справа, пять минут с соседом слева — звучит примерно так: "Чем вы зани­маетесь (в смысле: каков предмет вашего исследования)?" Сидит Вренни в окружении посторонних ученых мужей, чей предмет исследований ей со­вершенно неизвестен, смотрит на своего бледного мужа. С соседом слева разговор как-то сложился, потому что она первая задала положенный воп­рос, а он подробно ответил. С соседом справа немножко опоздала и услы­шала уже вопрос от него.

Никакого предмета исследований на тот момент у Вренни не было, ей во­обще было неуютно. И не совсем понятно, что тут такого возвышенного в этих никому не интересных обязательных речах "пять минут направо, пять минут налево". И подозреваю, что невероятно трепетное отношение мужа к этому событию ее чем-то раздражало и задевало. Она ждала ребенка, не очень хорошо себя чувствовала, и когда сосед справа спросил, глядя слегка насквозь, что же в настоящий момент является предметом ее исследования, она сказала, что в настоящий момент предметом ее исследования является ее беременность, четвертый месяц. Ученый сказал: "Вот как?" — гениаль­ная академическая реакция на любое сообщение, полностью снимающая все неловкости. Услышав, в свою очередь, вопрос о предмете исследований, он обрел почву под ногами и пустился в пространные описания.

Когда Вренни и Филипп оказались дома, она рассказала об этой маленькой и, как ей казалось, забавной ситуации. Муж пришел в ужас и раздраженно сказал: "В конце концов, могла бы что-нибудь соврать!".

Мне кажется, что это занятная история. История о том, как от женщины успешной, выполняющей все правила, подтверждающей все ожидания, тре­буется невинное, разнообразное, но тем не менее вранье. Причем постоян­но, а не только на приемах. Все мы встречали иногда в каких-нибудь книжках по "интимным вопросам", что Настоящая Женщина, — мне хоте­лось бы когда-нибудь разобраться с этой мистифицированной особой, вы­яснить, что же имеется в виду, когда ее упоминают, — должна быть леди в гостиной, кухаркой на кухне и проституткой в постели. (Вообще-то не проституткой, а блядью, поскольку речь не идет о зарабатывании денег, но компьютер возражает.) Вот таков золотой стандарт — что хотите, то и де­лайте. То есть, извините, как раз не что хотите, а что надо. Тьфу, совсем завралась! Тем не менее, многие из нас стараются следовать этому стандар­ту — в той или иной степени.

Есть злой анекдот про женщину, которая перепутала три свои роли и вы­ступила в каждой из них, но не совсем уместно. И в этой истории есть что-то настораживающее. Подумайте сами: если не говорить о бесконечном разнообразии других ролей, которые требуются от взрослой женщины, то даже эти три — леди, кухарка и проститутка — предполагают временный отказ от всех остальных своих способностей, возможностей, желаний. Пре­вращение в функцию. По всей вероятности, дело должно обстоять так.

...Хорошо воспитанная и одетая, искусно ведущая беседу дама, условно го­воря, в гостиной (то есть в социальной реальности) должна полностью от­делиться — отделаться? — от того, что за час до начала этого приема она была кухаркой. Вспотевшей, пропахшей жареным луком. Причитала над пирогом, металась по кухне, плевала на обожженный палец. И даже если она готовила этот обед не сама — а в нашем случае она его все-таки гото­вит чаще сама, — мысли ее занимало, хорошо ли загустеет соус, хватит ли всего на всех, нет ли пятен на стаканах и так далее. В тот момент, когда ее приготовления закончены — а очень редко бывает, чтобы они были закон­чены строго вовремя, — следует привести себя в порядок и принарядить к исполнению роли леди.

Она должна преобразиться. Для этого преображения используются свои приемы: мы не просто принимаем душ и укладываем волосы, вымывая из них кухонные запахи, не просто лежим десять минут с огуречной маской и не просто "набрасываем основные черты лица". В этот момент, глядя в зеркало, мы говорим себе не словами, а чем-то другим: "Я уже не то, я уже это". Грянулась оземь и явилась... Что, наши гости не знают: то, что на столе, приготовлено этими руками? Они что, верят, что помогали гномики? Тем не менее, символический отказ от себя кухонной чем-то важен: с ка­кой гордостью говорится, что такая-то наготовила на целый полк гостей, а выглядела так, как будто вообще на кухню не заходила. Какую победу тор­жествуем?

Ну, а уж превращение леди в проститутку или кухарки — в нее же... Со­временная популярная литература требует от нас — именно требует — сексуальной раскованности, изобретательности. И вот она, только что на­правлявшая умелой рукой возвышенную беседу, или она, только что при­готовившая полный обед на завтра для семьи, должна опять-таки грянуться оземь. И — восстать в виде соблазнительницы в черном кружевном белье с завлекательными эротическими прибамбасами... Может быть, чуть тронув розовой губной помадой соски и мочки ушей, благоухая пряными чув­ственными запахами. Должна быть забыта усталость и суетливость кухни, должна быть забыта светскость, подтянутость и некоторая властность на­стоящей леди. Она вакханка, она всегда соблазнительна и притягательна, всегда готова... Пароль: "Девушка, что вы делаете сегодня вечером?" От­зыв: "Все". Так надо, так ожидают.