она со вздохом.
– Нет, мне это нравится. В чем дело?
Леди Уиндвард откровенно посмотрела на нее.
– Меня беспокоит моя единственная неприятная тема. Лейчестер снова уехал.
– Я знаю, – был тихий ответ.
– Я не знаю куда, он сказал, что в Лондон. Я не знаю, почему я должна чувствовать себя особенно неловко, но я чувствую. Между ним и лордом Чарльзом затевается какой-то заговор.
– Я знаю это, – улыбнулась Ленор, – лорд Чарльз не умеет хранить секреты. Из него получается очень плохой конспиратор.
– Он сделал бы для Лейчестера все, что угодно, любое безумие, – вздохнула леди Уиндвард.
Красивое лицо задумчиво улыбнулось ей на мгновение, затем Ленор сказала:
– Как вы думаете, вы могли бы задержать лорда Чарльза на теннисной площадке, здесь, на полчаса?
– Зачем? – спросила леди Уиндвард. – Да, я так думаю.
– Тогда сделайте это, – ответила леди Ленор, – я потом расскажу вам, почему. Лорд Чарльз, без сомнения, очень умен, но я думаю, что я умнее, не так ли?
– Я думаю, что ты – все, что есть хорошего и прекрасного, моя дорогая, – вздохнула встревоженная мать.
– Дорогая леди Уиндвард, – тихо пробормотала красавица. – Хорошо, держите его прикованным здесь в течение получаса, а остальное предоставьте мне. Я не склонна просить необоснованно, дорогая.
– Нет. Я сделаю все, что ты захочешь или скажешь мне, – ответила леди Уиндвард. – Я полна тревожных страхов, Ленор. Ты знаешь, что это значит?
Леди Ленор колебалась.
– Нет. Я не знаю, но думаю, что могу догадаться. Смотрите, вот он идет.
Лорд Чарльз шагал рядом, размахивая ракеткой.
– Вот вы где, леди Ленор. Эта та самая?
– Да, – сказала она, – но я больше не могу играть. Мне так жаль, но я поранила руку. Нет, это просто пустяк.
– О, ужасно жаль, – сказал лорд Чарльз. – Мне очень жаль. Что ж, игра окончена. Мы должны разыграть это в другой раз. Я поеду в деревню и зайду в аптеку за лосьоном. Я полагаю, вы растянули руку. И вдруг, вспомнив о своей миссии, он направился к своему пальто, но Ленор взглянула на графиню, и леди Уиндвард остановила его одним словом.
– Мы не можем остановить игру, – сказала она. – Вот мисс Далтон умирает от желания поиграть, не так ли, дорогая? – сказала она, поворачиваясь к молодой девушке, которая наблюдала за игрой. – Да, я знала это. Ты должен взять ее вместо Ленор. Продолжай, моя дорогая.
Мисс Далтон или мисс кто-либо другой с таким же успехом могли бы подумать о неповиновении леди Уиндвард, как о том, чтобы спрыгнуть с верхнего этажа Зала, и девушка послушно встала и взяла ракетку, которую Ленор с улыбкой протянула ей.
Тогда что сделала Ленор? Она неторопливо подошла к пальто лорда Чарльза, уронила на него свой браслет, наклонилась, подняла браслет, извлекла письмо и, спрятав его под зонтиком, скользнула к дому.
С быстро бьющимся сердцем она добралась до своей комнаты и заперла дверь.
Затем она вытащила письмо из-под зонтика и посмотрела на него, как вор мог бы взглянуть на сейф, в котором лежало сокровище, которого он жаждал.
Затем она позвонила в колокольчик и заказала горячую воду.
– Я растянула запястье, – объяснила она, – и мне нужна очень горячая вода.
Служанка принесла воду и предложила вымыть запястье, но леди Ленор отослала ее и снова заперла дверь.
Затем она поднесла конверт к дымящемуся кувшину и посмотрела, как бумага расходится.
Даже тогда она колебалась, даже когда записка лежала перед ней открытой.
То, что она намеревалась совершить, было самым подлым поступком, в котором мог быть повинен смертный, и до сих пор она презирала всякую низость и подлость. Но любовь у некоторых женщин сильнее чувства добра и зла, и это преодолело ее сомнения.
Внезапно сжав губы, она вытащила записку и прочитала ее, и когда она прочитала ее, ее лицо побледнело. Каждое ласковое слово пронзало ее прямо в сердце и заставляло корчиться.
– Мой дорогой! – прошептала она. – Мой дорогой! Как он, должно быть, любит ее! – и какое-то мгновение она сидела с письмом в руке, охваченная ревностью и страданием. Затем, вздрогнув, она встрепенулась. Пусть случится то, что может случиться, это не должно случиться. Эта девушка не должна быть женой Лейчестера.
Но как это предотвратить? Она сидела и думала, пока драгоценные мгновения тикали сами по себе в вечности, и вдруг она вспомнила Джаспера Адельстоуна, вспомнила его с презрением, но она все еще помнила его.
– В шторм в любом порту, – сказала она, – утопающий цепляется за соломинку, а он не соломинка.
Затем она вложила письмо в конверт и, достав письменный футляр, написала на надушенном листе бумаги: "Встретимся у плотины в восемь часов". Это она вложила в конверт и адресовала Джасперу Адельстоуну, эсквайру, и с двумя записками в руке вернулась на теннисную лужайку.
Они все еще играли. Лорд Чарльз был поглощен игрой и снова совершенно забыл о письме.
Она постояла и с минуту наблюдала за ними, затем подошла, опустилась рядом с курткой и, прикрыв движения зонтиком от солнца, вернула письмо Лейчестера на место.
Через несколько минут единственная строка, которую она написала, была на пути к Джасперу.
Глава 25
– Я Фрэнк Этеридж, – сказал Фрэнк, глядя на лорда Чарльза, когда тот остановился у маленькой калитки в переулке. – Да, я Фрэнк Этеридж. И когда он повторил фразу, в его глазах появилось застенчивое, почти робкое, опасливое выражение.
– Хорошо, – сказал лорд Чарльз, оглядываясь с совершенно непоследовательным выражением осторожности на своем откровенном, красивом лице. – Тогда у меня есть письмо для тебя.
– Для меня! – сказал Фрэнк, и его лицо побледнело.
Лорд Чарльз посмотрел на него с удивлением.
– В чем дело? – спросил он. – Что тебя так встревожило? Я не судебный пристав, я всего лишь Меркурий. – И он усмехнулся своей шутке. – У меня есть письмо для тебя, от моего друга лорда Лейчестера.
Лицо Фрэнка озарилось, и он быстро протянул руку.
Лорд Чарльз вынул письмо из кармана и быстро перевернул его.
– Оно смялось, – сказал он. – Дело в том, что я должен был отдать его тебе час или два назад, но меня завели на теннис, и я забыл о нем.
– О, ничего страшного, – с готовностью сказал Фрэнк. – Я вам очень признателен, сэр. Вы не зайдете? Мой отец и моя кузина Стелла будут рады вас видеть.
Но лорд Чарльз покачал головой и взглянул на красивый дом, окруженный атмосферой покоя, с чем-то похожим на укол раскаяния.
– Я очень надеюсь, что все будет хорошо, – подумал он. – Лейчестер хочет как лучше, и он, скорее всего,