Риккардо почувствовал, что начинает злиться. Опять.
— К чему ты это, Патриция?
— Ты казнил ее, Риккардо! Убил! Мстя за то, что однажды она тебя отвергла. Воспользовался, обесчестил, а потом, насладившись ее позором, убил!
— Не кричи, Пат! Стража сбежится. Отвечаю по порядку. Я не гнал ее силой в свою постель. Она сама сделала этот выбор.
— Спасая брата.
— Брат того не стоил. Он не держал слово. Дальше. Обесчестил? — Риккардо рассмеялся. — Я был не первым ее любовником, честь свою она отдала кому-то другому. Она пыталась меня отравить, Пат. Убить. Есть такой яд, гальт. Слышала? Анна подсыпала мне его в вино. Клянусь честью, я ничем ее не обидел. Может, даже женился бы на ней после войны. Она всегда мне нравилась. Но Анна меня предала. Простить ее я не мог.
— И отрубил голову! — Пат выкрикнула эти слова.
Он поймал ее взгляд, она тут же опустила глаза. Не из смятения. Нет. Пат смотрела на свои пальцы. Точнее на ногти. Красивые длинные ногти.
Она сейчас хочет выцарапать мне глаза, подумал Риккардо, и тоже сорвался на крик:
— Да, а что нужно было сделать?! Отдать ее солдатам на потеху?! Тихонько придушить, без лишнего шума?!
— Ты продал душу лукавому, де Вега. — Патриция отвела взор.
— Эта башня такой же высоты, как и та, что стоит напротив собора Единого в Мендоре, где ты венчалась. Четыре арбалетчика убили бы тебя и Васкеса при входе или выходе. Знаешь, как больно, когда зазубренный стальной болт входит в тело, ломая ребра? — Он схватил ее за плечи и смотрел прямо в глаза. — Это первый вариант. Второй — яд, слуги уже были подкуплены, вы умирали бы долго, очень долго, выхаркивая гниющие внутренности…
Риккардо чувствовал — ее трясет.
— Отпусти меня!
— А знаешь, почему этого не случилось? — мягко спросил он, выполнив ее просьбу. — Ястреб дает не только силы идти по выбранному пути, но учит уважать чужой выбор. Поэтому я отказался от мести и попытался проститься с тобой. Но уважение чужого пути не означает слабость. Анна хотела меня убить — она умерла.
— И меня ты убьешь?
— Нет, ты — это судьба, рок. Часть моего пути. И я тебя люблю. Тебе можно. — Риккардо грустно улыбнулся. — Спокойной ночи, Пат. Спускайся осторожнее, ступеньки скользкие.
Небо в Вильене, столице одноименной провинции, сотрясала звучная дробь. Знаменитые барабанщики — гордость скайских кондотьеров — замерли в ожидании.
Палач в черной маске закончил последние приготовления и с немым вопросом в глазах повернулся к власть предержащему.
Риккардо де Вега — граф Кардес — привычно взмахнул рукой:
— Начинайте.
Последний день второй недели — так называемый Законник — время, когда вершат правосудие и проводят казни.
На центральной площади Вильены тесно от народа. Все сословия здесь. Шумят, волнуются, но взбунтоваться не посмеют — боятся. Три ряда скайцев с алебардами наперевес, окружив эшафот, сдерживают толпу, отделяя ее от графской свиты.
Риккардо всегда нравились скайцы — люди суровые и простые, на чье слово можно положиться. Пусть и брали за свои услуги огромные деньги. Их тщательно выбритые лица с длинными волосами, собранными в одну косу под шлемом, были для него символом надежности.
Граф развел озябшие плечи — нельзя показывать людям свои слабости. Винсенту Ла Клаве, что находится рядом и со скукой на лице взирает на происходящее, хорошо — он никогда не мерзнет.
А Красавчик — черный в белых яблоках жеребец — всхрапнул и потянул поводья, его горячей натуре надоело стоять неподвижно.
Риккардо прикрыл глаза. В последние дни он спал мало.
Вильена сдалась без боя. За четыре дня до вступления в нее войск маракойских графов все местные жители вылавливали тела дворян из Дайки. Холодная вода хорошо сохранила трупы. Две тысячи тел — прекрасный устрашающий эффект.
В поход Риккардо взял с собой немногих кардесцев — две тысячи добровольцев, молодых парней, горячих и охочих до приключений, да пятьсот паасинов — очень уж хорошие они лучники.
Скайцы порадовали. Три с половиной тысячи пикейщиков да две арбалетчиков — огромная сила, особенно стрелки. Рыцарей Агриппы д'Обинье — королевского полководца — остановит шквал тяжелых болтов.
Карл де Санчо отступает к Вильене. Ему удалось поднять против короля тысяч шесть-семь дворян, но вскоре вмешался Агриппа д'Обинье и нанес ему ряд поражений.
Все решится здесь, под Вильеной. Победят Агриппу — дорога на Мендору открыта, король с остальным войском стоит на алькасарской границе: султан может ударить в любой день.
Разобьем Агриппу — король согласится на все требования, чтобы не допустить полномасштабной гражданской войны и сохранить королевство.
Резко начавшаяся и так же резко оборвавшаяся барабанная дробь вкупе с пронзительным криком вернули Риккардо к действительности.
Помощники палача быстро и деловито поднимали вверх упавший нож гильотины.
Первые преступники — так, мелочь. Три местных вора, пойманные с поличным, да свой, кардесец, что решил, будто приказ «О запрете грабежей и воровства» на него не распространяется. Изнасиловал горожанку и теперь за это лишится головы, другим в назидание.
Палач взмахнул рукой, насильника поставили на колени, шею опустили на ложе гильотины, откинули длинные немытые, слипшиеся волосы. Свист падающего ножа, хруст, и голова насильника покатилась прямо в бадью с опилками. Кровь из перерубленных вен и артерий хлестала, заливая помост. Подмастерья за ноги оттащили тело, освобождая место для новой жертвы.
— Посмотри, как шагает, — толкнул в бок Ла Клава. — Как король, словно не он сейчас голову потеряет, а мы.
Риккардо не любил казни, презирая тех, кто находил в зрелище чужой смерти развлечение, но сегодня присутствие его и Ла Клавы было необходимо.
Алонсо Рамирес, брат прекрасной Анны, один из тех счастливчиков, которых можно пересчитать по пальцам, чей конь переплыл Дайку и спас хозяина от неминуемой гибели.
Заняв город, Риккардо взял со всех оставшихся в нем дворян клятву не бороться против него в обмен на то, что забудет их «геройства» в Ла Клаве. Винсент был категорически против. Вот и сейчас он не преминул уколоть:
— Риккардо, скажи, зачем мы ссорились из-за этой амнистии, если такие, как Алонсо, тут же принялись ее нарушать.
Рамирес был пленен при попытке убить его, графа Кардеса. Клятвопреступник хотел отомстить за товарищей, «павших от рук крылатого палача», — так он выразился. Впрочем, вильенцы его преступником не считали, напротив. В их глазах он был героем.
Высокий красавец гордо шел, чеканя шаг, к эшафоту. Небрежно отстранившись от конвоиров, посылал воздушные поцелуи — одними только губами, руки были связаны — сеньорам и сеньоритам. И даже самые ревнивые мужья не думали ревновать, наоборот — сами махали ему руками.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});