А как Эдуард принял своего брата? Сколько времени понадобилось Шарлю, чтобы решиться? Он, наверное, расспрашивал людей в Эгальере и Авиньоне, пытался установить, кому Эдуард донес на невестку. А потом однажды ночью он пришел и предъявил счет. «Я хотел, чтобы он сам во всем признался». Без этого признания он бы не выстрелил. Какой же мистический ужас испытал Эдуард, когда понял, что Шарлю известно все, и об изнасиловании, все до мельчайших подробностей? Когда понял, что их гибель не спасет его? Когда понял, что брат его убьет?
С горящими глазами, не глядя ни на кого, Винсен поднялся и, подойдя к окну, широко распахнул его.
– Я тоже дочитал, – пробормотал Даниэль.
Они стояли рядом и опирались на перила из кованого железа. По мостовой медленно двигалась машина с включенными фарами, но уже светало.
– Это чудовищно, – вздохнул Даниэль.
Не мешая остальным, они с Винсеном молчали, оглушенные, не способные думать о ком-либо, кроме отца. Они, наконец, получили объяснение его высокомерному молчанию, его холодности.
– Возьмите блокноты, – вдруг сказал Ален у них за спиной.
Винсен первый решился обернуться. Кузены смотрели друг на друга так, будто виделись впервые. Винсен протянул руку к блокнотам, и Ален опустил глаза, не в силах выдержать его взгляд.
Мертвенно бледная Мари так и осталась сидеть на канапе. Готье стоял, прислонившись к стене, около раскрытой дверцы сейфа.
– Больше нечего добавить, и мы все это понимаем, – хрипло начал он. – То, что произошло, – отвратительно… Но все эти годы мы жили в неведении, и нас это не касалось. Шарль ничего не говорил, он не рассказывал о Юдифи, ни разу не произнес ее имени… Все хотели забыть войну… А об отце вспоминала только мама…
Он растерянно посмотрел на двух кузенов: те все еще стояли рядом.
– Я знаю, о чем вы думаете. Все мы думаем об одном. Мне стыдно быть его сыном. Это меня… унижает. Я не хочу, я сын убийцы.
– И мы все тоже, – резко заговорил Ален.
Все сразу же повернулись к нему, как будто он сказал чушь. Он стоял напротив Винсена и обратился прямо к нему.
– Как я прочел здесь, мой отец изнасиловал твою мать, а потом послал ее и твою сестру на смерть. И, как я услышал в больнице, твой отец пустил моему отцу пулю в голову. Не думаю, что мы можем друг друга в чем-то упрекнуть. Мы все здесь ни при чем. Положи этот ужас обратно в сейф. У нас есть Клара. И мама.
Винсен сделал какой-то неопределенный жест, но Ален вдруг резко схватил его за руку.
– Ты что, собираешься им все это рассказать?
– Нет, нет, конечно… Отпусти меня, Ален. Удивительно, но именно он встал на защиту Мадлен. А хладнокровие, с которым он говорил, просто поражало.
– Как вы думаете, Клара что-то подозревала? – спросила Мари.
Она, наконец, вышла из ступора и вернулась в реальность парижского рассвета.
– Это невозможно! – тут же возразил Готье. – Это абсурд! Может, она и замечала его взгляды, но ни о чем не догадывалась. Иначе она бы не пережила. Ты понимаешь, что натворили ее сыновья? Думаешь, мать такое может выдержать?
Но они прекрасно понимали: их бабушка могла выдержать все.
– Ну, что решим? – выдохнул Даниэль.
Ему было противно до тошноты. Младший из пятерых, он не принимал решений. Через несколько часов он отправится в министерство и там, в своем кабинете, будет продолжать начатые дела. И это после всего, что он узнал. Его мать умерла не потому, что была еврейкой, а потому, что была слишком красива; его дядя был не «бедным Эдуардом», а последним негодяем; его отец отомстил за жену и дочь и хладнокровно пристрелил брата. Вся семья Даниэля купалась в крови и ненависти.
– Я согласен с Аленом, – сухо проговорил Винсен. – Эта история не должна выйти за пределы этих стен. От этого все равно никому лучше не станет.
Он поддержал решение кузена, но не сразу: поведение Алена шокировало его. Смогут ли они сохранить прежние отношения? Устоят ли перед таким ударом их единодушие, их полное взаимопонимание, оставшиеся со времен войны? К счастью, у них была Клара – связующее звено, и с этой мыслью Винсен убрал блокноты в сейф.
Кладбище Эгальера не вмещало всех людей, пришедших на похороны. Адвокаты, судьи и политики, клиенты, журналисты, а также целая толпа друзей семьи – все приехали отдать Шарлю последние почести. Его смерть получила большой отклик в прессе, появлялись хвалебные статьи, и Кларе приходилось отвечать на сотни соболезнований.
Прямая и гордая, она твердой поступью шла во главе траурного шествия. Позади нее Винсен и Даниэль внимательно следили за тем, чтобы ей вдруг не стало плохо. Дальше шли Готье и Шанталь, Мари с детьми и Магали с Мадлен. Винсен нервно оглядывался. Алена не было, и это оскорбление Винсен никогда не сможет ему простить.
Два часа назад, когда они собирались в церковь, Ален уже отсутствовал. Магали оставила детей дома, с Хелен, решив, что они еще маленькие и им нечего делать на похоронах. Но Мари не стала делать поблажек: Сирил и Лея были с ней. Магали поняла, что приняла неправильное решение, но было уже поздно.
– Ты нигде его не видишь? – сквозь зубы спросил Даниэль. – Вполне в его стиле…
Винсен раздраженно тряхнул головой. Он никак не мог поверить, что Ален может так поступить. Клара это обязательно заметит и начнет задавать вопросы.
Процессия остановилась в нескольких метрах от семейного склепа. Служащие похоронного бюро склонились и поставили гроб, по толпе прокатился удивленный ропот. Рядом с надгробным памятником Морванов стоял новый, и было совершенно очевидно, что Шарля похоронят там.
Быстро переглянувшись, Винсен и Даниэль шагнули к бабушке. Та осторожно подняла вуалетку и смахнула слезы.
– Он хотел лежать отдельно, – сказала она.
Больше она ничего не стала объяснять и не сказала, что поручила Алену организовать похороны, и тот все успел вовремя. Он первый вернулся в Валлонг, связался с мэрией, похоронным бюро и местным муниципалитетом. Могилу вырыли вчера вечером, стенки цементировали ночью, и они едва успели просохнуть. Надгробный камень и стелу Ален выбирал сам, на них уже была нанесена гравировка. Согласившись заняться формальностями, он заявил Кларе, что сам на похороны не придет.
Вперед вышел священник и начал говорить. Это он семнадцать лет назад благословил гроб Эдуарда, пошел навстречу бедной матери.
– И теперь ваши сыновья соединились на небесах, и Господь уготовил им вечное блаженство, – проникновенно говорил он.
Было тихо, его слова сопровождались только всхлипыванием Мадлен, затем служащие похоронного бюро начали опускать гроб. Клара ухватилась за руку Винсена: ей стало плохо. Она поклялась выстоять всю церемонию и не падать, но теперь усомнилась в своих силах. В церкви ей удавалось сдерживать слезы: сказывалась сила характера, да и Готье постоянно пичкал ее лекарствами. Она хотела выстоять до конца ради внуков, ради Винсена, но к горлу подступила дурнота.