Ритка.
— Он же партизан, вот и нашёл, потому что партизаны всё могут! — встала на защиту Муха Элька, — Ты же веришь, что поросята строили себе домики? Это же сказка. Ну, и что дальше?
— Была тёмная ночь, и задувал сильный проклятущий ветер Боря. И когда Мух стал разбрасывать по тротуару красные звёзды, злой Боря их сдувал и уносил в море. Тогда Маленький Мух встал посреди площади и закричал: «Ветер Боря! Ты могуч, ты гоняешь стаи туч! — как-то само собой вспомнилась мне сказка Пушкина «Про мёртвую царевну», которую часто читала нам Жанна на старой квартире, и я продолжила, удивившись, как, кстати, вспомнилось про ветер: — Ты волнуешь сине море, всюду веешь на просторе! Не боишься никого, кроме бога одного! Помоги победить фрицев! А то мы все погибнем!» И вдруг Боря завыл, закружился вокруг Муха и сразу улетел в море. А вместо себя прислал холодный дождь. Мух стал разбрасывать по городу красные звёзды. Они прилипали к мокрому тротуару. А когда он разбросал все звёзды, Боря пригнал мороз, и звёзды примёрзли к тротуару. А наутро полицаи отковыривали звёзды острыми штыками, но у них ничего не получалось. Тогда они забоялись и стали сдаваться нашим…. А Маленький Мух сел на верблюда и уехал из Одессы освобождать Европу.
Я замолчала. Ритка сидела, насупившись, а Элька стала тормошить меня:
— И шо, всё?
— Нет, не всё! Маленький Мух много напридумывал, я расскажу завтра, хорошо?
На самом деле я почувствовала такую усталость, что больше не могла придумывать.
— Хорошо. Только если бабушка отпустит, — как-то грустно сказала Ритка и стала собирать свои игрушки.
И тут же, как бы в подтверждение Риткиных слов, во дворе раздался низкий певучий голос бабушки.
— Маргарита! Элеонора! Вы где? Домой немедленно!
Девчонки сразу исчезли, а я сидела одна в танке и смотрела на кружок тёмно-синего неба над головой. В его глубине уже появились звёздочки. Я ощущала, будто внутри меня лопается бесконечное множество воздушных пузырьков, как в морской пене, выброшенной на прибрежный песок. Что это было, я не понимала, но совсем не хотелось шевелиться. Боялась разрушить это незнакомое, но очень приятное состояние. Хотелось тихо плакать или летать. Я стала выкарабкиваться из люка танка наверх, к мерцающим звёздам.
Ночью меня разбудила мама.
— Веточка, у тебя что-нибудь болит? Ты стонешь во сне.
— Нет, мамочка. А был «Маленький Мух»?
— Да, это такая сказка. Только не Мух, а Мук. И песенка у него была: «Я маленький Мук, я ножками тук-тук. По свету я хожу, всем счастье приношу».
Весь следующий день в ожидании вечера я мысленно сочиняла продолжение сказки про Мука. Меня мучила мысль, как бы оправдать ошибку, что Мух вовсе не Мух, а Мук. К середине дня я придумала, что соседи прозвали Мука Мухом из-за того, что он был малюсенький и неуловимый, как муха. Больше ничего не сочинялось. «Ладно, — решила я — Вчера же сочинилось само. И сегодня сочинится».
Вечером я собралась идти в танк. Выглянув в окно, увидела наряженных в красивые платья и с бантами на макушках Ритку и Эльку. Они шли по двору, держась за руки с какой-то тётей и с каким-то дядей. Я с недоумением смотрела им вслед. Вскоре они исчезли за воротами. В танк они больше не пришли. Позже я узнала — это была их мама и новый папа. Они хвастались, что мама и новый папа приехали специально из Киева, чтоб 1-го сентября торжественно отвести Ритку в школу.
БРЕХУХА
1-го сентября двор стал совсем другим. Пустым и тихим. Большинство мальчишек и девчонок пошли в школу. Ритку и Эльку отдали ещё и в музыкальную школу. Поэтому они почти не гуляли во дворе. И Найда, как назло куда-то пропала. Я часто заглядывала в халабуду. Из неё, будто с обидой на меня, выглядывал грязный рукав моей бундечки. Дни стали серыми и скучными. Иногда я ходила под окнами девчонок и тихонько звала — «Ри-ит! Э-эль!», в надежде, что они выглянут в окошко, увидят меня и выйдут погулять. Но из окон глухо доносились печальные звуки пианино, на котором кто-то из девчонок разучивал гаммы. А часам к пяти они с большими чёрными папками для нот в сопровождении бабушки шли в музыкальную школу.
Однажды я спросила маму, когда же она отдаст меня в музыкальную школу. Мама с грустью ответила:
— Вот разбогатеем, купим инструмент, тогда и отдам.
— Какой ещё инструмент? — удивилась я. Бабуня называла инструментом, вернее струментом, молоток и плоскогубцы.
— А какой тебе больше по душе?
— Никакой, — обиделась я на маму, — Я хочу пианино, как у девчонок.
— Значит, будем копить на пианино, — ласково сказала мама и крепко прижала меня к себе.
Пришла прохладная, серьёзная, с пасмурным небом и летающими на ветру жёлтыми листьями осень. В театре начался новый сезон, и поездки на халтуру прекратились. На заработанные халтурные деньги мама купила себе пружинный матрас, а мне коричневые ботиночки на шнурках, зимнее зелёное пальто — «только на выход» — и серую заячью шапку. Сказала, что у меня выросли не только ноги, а даже и голова. На пианино и шкаф денег не хватило.
Как-то утром выглянув в окно, провожая взглядом маму на репетицию, я не обнаружила во дворе танка. На его месте чернел квадрат голой земли. Проглотив глиняный ком в горле, я мысленно попрощалась не только с танком, но и с Маленьким Муком, который всё это время жил во мне, будоража мою фантазию. Боже мой, чего только мой Мук не вытворял! Он летал на самолётах, плавал на кораблях, прятал евреев в катакомбах, и наконец, верхом на верблюде дошёл до Берлина. Я так надеялась дорассказать мою сказку сидя в танке с Риткой и Элькой. Но танк исчез, пропала и надежда.
В одно из дождливых воскресений я скучала дома одна. В дверь резко забарабанили сразу несколько детских кулачков. Я сразу догадалась, что стучат девчонки, и с радостью распахнула перед ними дверь! На пороге стояли улыбающиеся Ритка и Элька. Только их улыбки были какие-то перекособоченные, со странным прищуром глаз. А