Тем не менее нидерландское присутствие еще долго ограничивалось торговыми факториями, расположенными на морском побережье. Власть губернатора не распространялась далее китайско-европейской агломерации, которая жила под защитой цитадели с гарнизоном из солдат Компании. Об остальной части страны не было известно ничего. До 1630 года, похоже, никому не приходило в голову убедиться в плодородии Явы. До 1648 года никто не отважился проникнуть в глубь новых земель. Компания поначалу была далека от мысли о территориальных завоеваниях. Так, в 1644 году ее руководство заявило Генеральным штатам, что «города и крепости, завоеванные в восточных Индиях, не могут считаться достоянием государства, но личной собственностью заинтересованных негоциантов, кои могут продать их, кому сочтут для себя удобным, будь то сам король испанский».{248} Потребовалось целое столетие, чтобы компания мало-помалу, без каких-либо экспедиций, подчинила себе весь остров Ява.
Между тем компания пыталась упрочить торговые пути, организовав сеть учреждений, разбросанных по всему Дальнему Востоку. В 1624 году под ее власть подпал остров Формоза. Сорок лет спустя он был легко отбит китайскими пиратами; маленькая голландская колония, включая женщин и детей, была вырезана или обращена в рабство. В 1641 году в нидерландские владения вошла Малакка, а в 1656 году — Коломбо. Обе колонии были завоеваны у португальцев.{249}
Зато отношения с континентальным Китаем и Японией сохраняли доколониальный характер. В этих странах к «голландским пройдохам» относились с добродушным презрением. После изгнания иноземцев только нидерландцам удалось получить от правительства Японии право заходить в порты этой страны. Ежегодно нидерландское посольство отправлялось в Джедо. Как-то раз их попросили исполнить песни и танцы своей страны, чтобы… позабавить наложниц сёгуна! Что до китайцев, чьи пути в море коммерции постоянно пересекались с голландскими, то они не испытывали на счет своих конкурентов никаких иллюзий: «Рыжебородые (то есть голландцы) живут на берегу Западного океана. Жадные и хитрые, они хорошо знают цену вещам и умело борются за наибольший куш, рискуя жизнью и бесстрашно забираясь в самые удаленные уголки мира. Кто встретится с ними в море, непременно будет обобран до нитки».{250}
Основным этапом этой истории стало основание колонии на мысе Доброй Надежды. Голландское присутствие в этом важном перевалочном пункте на пути в индийские колонии к середине века, казалось, установилось всерьез и надолго. В 1651 году Совет семнадцати направил сюда под командованием Иогана Ван Рибекатри корабля с поселенцами и скотом. С этого времени в построенный здесь порт ежегодно заходило добрых три десятка больших кораблей. Климат был благоприятным, и колония процветала, занимаясь скотоводством, виноградарством и выращиванием фруктов. Тем не менее поселение, имевшее сельскохозяйственную направленность, что само по себе было редким явлением в нидерландской колониальной империи, долго не представляло большого значения. Подобная попытка создания поселения колонистов была сделана и на острове Маврикий, в то время необитаемом. Ост-Индская компания разместила там около сорока крестьянских семейств.
С конца XVI века Уссенликс пытался обратить взоры своих соотечественников к американскому континенту, где бы они могли нанести удар непосредственно по источнику испанского могущества. Однако его призыву последовали только корсары. Лишь перемирие открыло двустороннее сообщение с Новым Светом. С севера маршрут пролегал вдоль побережья современного штата Нью-Йорк Эта территория, названная «Новыми Нидерландами», дала имя компании, которая была основана в 1641 году и занималась торговлей пушниной. На юге торговый путь приводил в Бразилию. К концу перемирия Нидерланды держали в руках 2/3 всего экспорта тростникового сахара из этого региона. В 1621 году Генеральные штаты дали согласие на создание Вест-Индской компании, которой была пожалована монополия торговли на всем западном побережье Африки и Америки.
Однако несчастья преследовали это предприятие. Удача улыбалась Нидерландам скорее в Азии, нежели в Америке. Капиталовложения, преимущественно от амстердамских купцов, поступали крайне медленно. Чтобы снарядить первый корабль к американскому континенту, ушло целых два года. Наконец компании удалось открыть несколько факторий в Бразилии. Но несмотря на 800 судов, отправленных ею через Атлантику за 13 лет, только «серебряный конвой» 1628 года позволил компании выплатить своим вкладчикам первые дивиденды.
Воспрянув духом после такого успеха, компания направила в Пернамбуко в качестве генерал-губернатора Иоганна-Морица Нассауского. За семь лет правления принц сумел существенно расширить сеть плантаций и факторий в Олинде, Пернамбуко и Парайбо. Но в самих Нидерландах эти колонии вызывали к себе весьма противоречивое отношение. Когда Мориц попросил прислать войска для войны с португальцами, он не получил ни одного солдата. Предприятие было обречено. Начиная с 1640 года, голландцы начали отступать. В 1650 году командующий армией, направленной-таки Генеральными штатами на подмогу колонистам, оставил свой пост, разругавшись с агентами компании, за что был впоследствии арестован. В 1661 году Гаага уступила Португалии свои бразильские владения за 8 миллионов гульденов.
В «Новых Нидерландах» компания приобрела у индейских вождей в 1626 году территорию на острове Манхэттен, где основала колонию «Новый Амстердам». Однако это поселение{251} было предоставлено самому себе. В 1667 году, когда в нем насчитывалось уже почти 10 тысяч жителей, Генеральные штаты уступили его Англии в обмен на Суринам на диком берегу Гвианы. Эта двойная неудача нанесла по компании роковой удар. В 1674 году ее статус был изменен, а само предприятие уменьшилось до гораздо более скромных размеров. Единственными нидерландскими владениями в Америке остались Суринам, Кюрасао и несколько островков Малого Антильского архипелага.
С этого времени начался упадок великой голландской коммерции. Исключительное развитие торговли сделало невыносимой конкуренцию на внутреннем рынке. Вестфальский мир, обратив к мирным занятиям население других европейских стран, перекрыл многие внешние каналы сбыта. Все было забито колониальными товарами. Цены упали, в то время как эксплуатационные расходы возросли в связи с войнами, что вела компания, пытаясь удержать свои позиции. Темпл упоминал один весьма характерный случай: «Один моряк, с коим я свел дружбу не так давно на пути из Делфта в Лейден, рассказал мне, что перед самым отъездом из Индий своими глазами видел, как враз были сожжены три ствола мускатного ореха, каждый из которых был столь велик, что не влез бы и в кафедральный собор».{252} В то время на Молуккских островах вырубались рощи мускатных орехов, чтобы сократив таким образом урожай удержать цены на прежнем высоком уровне.
Поселенцы и рабыНаселение нидерландских колоний никогда не отличалось многочисленностью. Горстка искателей приключений, сирот, сосланных родителями сынков из хороших семей составляли наиболее четко выраженную категорию колонистов. Несколько раз губернаторы просили прислать женщин. Время от времени прибывали партии девушек, набранных в муниципальных сиротских домах. В ком компания имела нужду, так это в солдатах. Слуги Марса кочевали по империи, поступая то тут, то там в гарнизоны с довольно сомнительной боеспособностью. Суринамский губернатор Соммелсдюк был убит кучкой взбунтовавшихся наемников. Зато в высших чинах адмиралов и губернаторов, на которых лежала самая большая ответственность, долгое время оказывались порядочные люди, как правило низкого происхождения, что еще сильнее подчеркивало их таланты и способности. Но их должности становились все более привлекательными, и в конце столетия, когда забылся кальвинистский аскетизм Кона, роскошь, в которой жили колониальные наместники с их дворцами, рабами и жаждой почестей, столь не вязавшимися с простотой нравов их родины, уже воспринималась как должное.
Колонии должны были обеспечивать спокойные условия для торговых компаний. В туземных султанствах, занимавших вассальное положение, нидерландцы сохраняли местную правовую систему, оставив за собой реальную силу. Компания ревностно следила, чтобы никто не угрожал ее господству. Такая позиция повлекла за собой ряд вооруженных столкновений, иногда довольно кровопролитных, как, например, во время войны Кона против султана Матарама в 1627–1629 годах, которая сопровождалась жестокостями в отношении мирного населения, чинимыми японскими наемниками. Каждый раз, развязывая новую войну, компания продвигалась все дальше, и в конечном итоге губернаторы Батавии завоевали весь остров Ява, сами того не желая.