самой крышей в западном крыле). Поначалу ей казалось, что все здесь на прежних местах: потрескавшиеся стены, соломенный тюфяк, помятая медная ванна и сложенные кучей вещи в углу. Однако через миг она заметила, что потемневшее зеркало не отражает звезд и в нем почему-то ничего не отсвечивает.
Она подошла и встала напротив. Увиденное так ее поразило, что она даже засмеялась сперва, но потом кровь у нее застыла. Это был теплый охряной плащ из плотной ткани, хорошего кроя, с шерстяной подкладкой, повешенный так, чтобы, если посмотреть в зеркало, ей казалось, будто она уже в плаще. До отставки Эсме носила одежду только красного, королевского цвета, и все знали ее привычку донашивать вещи до дыр. Она разглядывала себя в этом новом образе, в новом цвете: не придворном и не указывающем ни на одну из провинций.
Приглашение было понятно.
Великолепный плащ не остался незамеченным – он ясно давал понять, что она отстраняется от двора. На следующий же день он вызвал град оскорблений, но и принес ей тщательно запечатанную записку, подсунутую под дверь.
«Исская Бойня, этим вечером, в полдвенадцатого».
Прочтя адрес, Эсме вздрогнула. Речь шла о скотобойне, уединенно стоящей среди просторов Центра. Она была спрятана в котловине, подальше от ранимых душ и критических взглядов, и добираться до нее нужно было по крутой лестнице, выбитой прямо в склоне. Животные часто приходили туда полуживыми, и забойщик приканчивал их, пару раз всадив нож. Для стока крови там был сделан специальный желоб. Место было до того угрюмым, что поговорка «кончить свои дни на Бойне» в тех краях приобрела особенно мрачный смысл. А в такой поздний час это будет самое безлюдное место на острове.
Но как ни дрожи, этот адрес – единственная зацепка. В одиннадцать двадцать пять, чуть не свернув перед этим шею на мшистых ступенях лестницы, Эсме толкнула дверь скотобойни. От запаха сырого мяса у нее сразу скрутило живот. Подвешенные к потолку туши покачивались, будто кто-то недавно прошел, раздвигая их. Она наугад двинулась к дальней стене сарая, но вдруг замерла. Что-то холодное коснулось ее плеча.
Это был длинный крюк, вроде тех, на каких висели туши. Кто-то скрывался впереди и тянул за него, выставив к ней руку с короткими квадратными пальцами, и рука эта чего-то ждала. Она вложила в нее запечатанную записку. Незнакомец сорвал печать большим пальцем, развернул ее. И показал ей: пустой листок.
Он тихо рассмеялся.
– Ты и есть – послание.
Крюк впился ей под лопатку.
– Ты пришла одна, это хорошо. Вовремя – еще лучше. Говорят, ты ищешь работу?
– Да, – проговорила она, удивляясь, что еще может говорить.
– У меня найдется для тебя работа. Для начала – мелкие пересылки. Потом – покрупнее, если будешь вести себя как надо.
Повисла тяжелая тишина. Щеки Эсме коснулся влажный бараний бок.
– А если не будешь…
Он сильнее потянул за крюк.
– Понятно объясняю?
– Да.
– Точно?
– Точно.
– Хорошо. Задача простая. Молчать и слушаться. Сможешь?
Эсме кивнула, потому что звуки больше не выходили из горла.
– Хоть раз откроешь записку, которую тебе дадут, твоя семья поплатится. Сестра первая, потом родители. Скажешь кому угодно хоть слово, готовься к худшему.
Эсме сглотнула подступивший к горлу ком. Зловонное дыхание скрытого тушами незнакомца заполняло все вокруг.
– И еще… Нам нужно доказательство твоей верности. Завтра, здесь же, в это же время, придворная аптечка. Она почти была у нас в руках, мы ее упустили, но вернем. Каждому свой черед, все по справедливости, так? Нельзя же два раза обещать этим болванам, Плутишу с Фуфелье, частную практику. Не открывать же им второй раз больницу, чтобы они стащили препараты.
Сердце у Эсме екнуло. Ей нужно выкрасть придворную аптечку? Во-первых, она понятия не имела, где спрятаны сокровенные склянки. Во-вторых, даже знай она это, ни за что не сможет так поступить с Лукасом. Она подумала, что сумеет обойтись лакричными пилюлями, какими-нибудь безвредными микстурами. Но незнакомец прибавил:
– Если обманешь, ты знаешь что к чему. Сестра первая.
Вновь повисла тишина, до того тревожная, что Эсме казалось, будто она слышит стоны убитых ягнят.
– Поздно идти на попятную, посыльная. Думаешь, мы идиоты? Ты прекрасно разыграла эту комедию, так что теперь держи свою роль до конца. Раз сунула палец в шестерню, уже не вытащишь – только руку оторвешь. Так-то, красавица. Ты знаешь все, что должна. Остается только скрепить твое новое подданство.
Подданство… Эсме замутило.
– Каждый делает это по-своему. Ну а ты…
Он шагнул вперед, притянув к себе посыльную крюком, и кислое дыхание ожгло ей губы. Огромной пятерней он схватил ее за подбородок и прошептал похотливо:
– Поцелуй меня, как целуешь своего доктора.
Он прижался ртом к ее губам. Жуткий поцелуй. Омерзительный, бесконечный. Наконец он отнял рот и грубо толкнул Эсме к выходу. На ватных ногах она добрела до Зодиака, вцепилась в его гриву, и ее вырвало на траву. Никогда она так ясно не чувствовала себя уязвимой просто из-за того, что родилась женщиной.
Она как можно скорее миновала высеченные в склоне ступени, так что Зодиак едва не спотыкался. Затем во весь опор доскакала до дворца и кинулась на свою жалкую постель прямо в сапогах, кусая кулаки, чтобы не заплакать. Всю ночь она пыталась придумать, как отдать придворную аптечку, не отдавая ее. Но когда небо в окне окрасилось нежным розовым цветом, все еще не знала, что делать. Утро, уже. Она вышла на улицу коротким путем, через лестницу для прислуги. Если пойти завтракать сейчас, есть шанс пересечься с Лукасом.
Однако доктор опередил ее: он уже выходил из кухни, прихватив с собой кулек булочек с шоколадом. Увидев, что Эсме идет ему навстречу, он замедлил шаг и не думая протянул ей еще горячий кулек. Она вздрогнула.
Они не заговаривали с того самого утра, когда проснулись, сплетенные в одно целое. С тех самых пор, как Лукас, натянув ей одеяло до самого уха, чтобы она не слышала, прошептал то, чего она не забудет. Он прекрасно усвоил указания короля, их причины, их важность, но всецело подчинить себя интересам государства ему удавалось с трудом. Он искал средний путь: как отвергать девушек из хороших семей, не оскорбив их, как поддержать Эсме, отвернувшись от нее, как страдать, принимая страдание. Как угостить ее шоколадными булочками, проходя мимо.
Она не взяла кулек. Лукас печально улыбнулся в ответ, и она задержала взгляд на его губах, таких же совершенных, как и все его черты. Вдруг их заслонил вчерашний мерзкий поцелуй. К горлу подступила тошнота. Пасть из