Читать интересную книгу Красная волчица - Николай Кузаков

Вместе с ночью в зимовье пришла тревога. Не вернулся охотник. Андрейка с Вадимом старались не смотреть на Ятоку. Никто не был повинен в том, что где-то в тайге заплутал Димка. И тем не менее парни испытывали друг перед другом неловкость. Ятока молча ходила по зимовью.

— Какой из мужика охотник, если он не ночевал у костра, — успокаивала Ятока парней. А у самой сердце разрывалось на части. Только бы с шатуном не встретился.

Андрейка взял ружье, вышел из зимовья, выстрелил. Но ветер заглушил выстрел. Собаки повскакивали со своих мест, позаглядывали на деревья.

— Не трать заряды: в такую кутерьму и в двух шагах ничего не услышишь, — сказала Ятока Андрейке, когда тот вернулся в зимовье, и стала одеваться.

— Ты куда? — спросил ее Вадим.

— До Семигривого хребта схожу.

— В такую темень без глаз останешься.

— Тут тропинка у Димы протоптана.

— А мы? — Андрейка снова взялся за шапку.

— У зимовья огонь побольше разведите. Если до вершины хребта дотянет — увидеть может.

Ятока нашла тропу, перешла распадок. Здесь в покати ветер был тише, хребет сдерживал его порывы, но темень стояла — хоть режь ее ножом.

— Гэ-гэ-гэ-э-э, — прокричала Ятока.

Голое ее, не успев взлететь, утонул в лесном шуме. И в в то время Ятока ощутила толчок под сердцем. Она давно ждала этого толчка.

— Вася, дочь, однако, у нас будет…

Под вой ветра пробудилась новая жизнь. Но не знал об этом Василий.

Ночь кончилась, но в лесу было сумрачно. Ветер подул с новой силой. Над распадком проносились снежные полосы. Димка подшуровал костер. Осмотрелся: вокруг висели серые тучи. Куда идти? В какой стороне зимовье? Давал о себе знать голод. «Сейчас бы кружку горячего чая с куском сахара»… День не обещал даже беличьей тушки; в такую кутерьму ни один зверек из гнезда не вылезет. Надоедливые кедровки и те куда-то попрятались. Димка застегнул прогорелую телогрейку, подпоясался патронташем и взял ружье. Нехотя встали голодные собаки.

Димка приметил, что горы расположены в основном с запада на восток. Уходил он от зимовья на юг. Поэтому надо идти теперь поперек гор на север. Проя′снит, он с хребта увидит Седой Буркал. По распадку стал подниматься в гору. Собаки понуро шли за ним.

Перевалил хребет и пошел косогором. От ходьбы разогрелся. Но больше стал донимать голод. Димка прислушивался, не каркнет ли где кедровка. Но в лесу слышен был только гул ветра и скрип сухостоин. Собака размялись и ходили широко в поисках белки и птицы, но их старания были напрасны. Пересек распадок и очутился в сосновом бору. С неба сыпанул крупяной снег, лес вокруг исчез в белой пелене. Димка взглянул на сосенку. На ней на одном из сучков, возле самого ствола, что-то темнело. Шагнул к сосенке — гриб. Запасливей белка позаботилась о пропитании на зиму. Он снял с ветки высохший гриб и положил в рот. Вкус гриба напоминал вяленое мясо. Димка обшарил весь бор, нашел еще несколько грибов. Но ими только растравил голод. Перевалил еще хребет, потом второй. Тайга… Ей не было ни конца ни края. Димка присел на колодину. Куда идти? Где искать Седой Буркал? «А что, если я никогда не выберусь отсюда?» — от этой мысли ему стало жутко.

Прибежали Ушмун с Чилимом. Чилим лизнул руку Димке и свернулся у ног калачиком. Ушмун отошел от Димки, повернул голову и, виляя хвостом, стал повизгивать.

— Ты что это? — удивился Димка.

Ушмун еще немного отошел и, не сводя умных глаз с Димки, опять взвизгнул.

— Ушмун, что с тобой?

Ушмун переступил с ноги на ногу, завизжал сильней. Ушмун — старый таежник — давно понял, что Димка заблудился, и звал его к зимовью. А Димка даже подумать не мог, что Ушмун предлагает ему свою помощь.

Вдруг ему показалось, что откуда-то донесся выстрел. Он вскочил. Прислушался.

— Эге-ге-ге-э-э… — прокричал Димка.

Но в ответ донесся только шум леса.

Димка быстро зашагал в гору. Ведь его ищут. Мать не бросит. Димка взобрался на гребень хребта. Поднял ружье и выстрелил. Он ждал, что в ответ донесется голос матери. Но слышен был только гул тайги. Надежда выбраться из этих проклятых гор исчезла. Вместе с ней покинули Димку — силы. Да и день уже подходил к концу. Надо было искать место для ночлега. Он спустился с хребта и решил остановиться где-нибудь в затишье.

Вдруг впереди увидел глухаря. Тот топтался возле куста вереса, склевывал ягоды. Димка вскинул ружье. Но на глухаря из-за кустов кинулся Чилим. Глухарь кыркнул, привскочил и, громко хлопая крыльями, скрылся за деревьями. Улетел ужин. Впереди голодная ночь. Димка подошел к кусту. Невдалеке на снегу виднелся чей-то след. Димка вначале не поверил: след. И проходил кто-то днем — следы совсем немного припорошены… Здесь, наверное, и стрелял кто-то.

И откуда взялись силы! Он кинулся по следу. Впереди в ложбине показался дымок. Наконец-то… Вот оно, спасение. Димка бегом сбежал в ложбину. Костер уже прогорел, но концы двух валежин дымились. Кто же тут мог останавливаться? Он осмотрелся: это был его костер. Димка опустился на ветки и уронил голову на колени. Стоило ли весь день мотаться по тайге, чтобы вернуться к прежнему ночлегу. Димка долго сидел неподвижно. Наконец поднял голову, надо было готовиться к ночи. Глянул на взгорок. По его следу бежала Юла. «Чудиться уж стало», — подумал Димка, закрыл глаза, посидел так немного, открыл. Теперь на этом месте стояла мать. «Да что это я?» — Димка тряхнул головой, встал. Видение не исчезло. К Димке торопливым изюм подошла Ятока. Он уткнулся ей в грудь, плечи его вздрагивали.

— Ничего, — гладила по спине сына Ятока. — Живой. Давай чай заварю.

Димка вытер слезы, стал раскладывать костер.

— Куда меня занесло?

— Все совсем просто. У Семигривого хребта берут начало три Еловки. Ты попал на верхнюю, а потом перешел на среднюю. Тут совсем и запутался.

— Собак покормить надо, совсем отощали.

— Покормим и собак.

Глава VIII

Четырехлетний Петька, полный, медлительный, выстраивал на диване в один ряд бабки. Ему помогала Варя.

— Это будут олени, — растягивая слова, говорил Петька.

— Какие это олени, если у них нет рогов, — стрекотала Варя. — Пусть это будут чушки.

— Нет. Это танки. Мой папа — танкист, — упрямился Петька.

— А мой папа — снайпер.

Семеновна, прислушиваясь к разговору детей, нетерпеливо посматривала в окно. Пришла почта. Тетя Глаша побежала узнать, нет ли писем от Василия с Ганей. Времени уже немало прошло, а ее все нет. Наконец она показалась в дверях. В руках у нее письмо.

— Тебя только за смертью посылать, — пробурчала Семеновна.

— Почту долго разбирали, — оправдывалась тетя Глаша.

Семеновна не сводила глаз с треугольника.

— От Васи?

— Нет, Ганя прислал.

— Может, и от Васи есть, да худо посмотрели?

— При мне два раза смотрели. Нет ничего от Васи.

— Я вот сама пойду.

— Куда ты пойдешь, морозина такой.

— Што же мне теперь и сидеть всю жизнь возле печки? Про войну-то там што говорят?

— Под самую Москву фашисты подступили.

— Не видать ее супостатам. Это уж само по себе. Че Ганя-то пишет?

— Я взяла треугольник да скорей к тебе, порадоваться вместе.

Семеновна бережно развернула письмо, посмотрела на ровные строчки, так же бережно свернула. Глянула в окно.

— Вон Серафим Антонович идет, покличь его.

Серафим Антонович рукавицами смахнул снег с валенок, носки и пятки которых были обшиты кожей, старательно вытер ноги, снял полушубок и провел пятерней по волосам, прикидывая, куда присесть. Рядом с ним Семеновна и тетя Глаша будто уменьшились в росте. И потолок в комнате ниже стал. Семеновна подвинула к столу табуретку.

— Садись, Серафим Антонович.

— Как здоровье-то, бабушка?

— Какое там здоровье? Только я поживу еще, подожду, когда погонят фашистов. Наши-то мужики, когда на фронт уходили, жить наказывали. Оно и верно. Вернутся, а меня нету. Кто же их встретит-то? Нет, я их дожду.

— И правильно, Семеновна. Какая нужда во мне оказалась?

— Письмо от Гани получили, да беда, прочитать не можем, темные.

Серафим Антонович взял письмо толстыми пальцами, развернул.

— Я тоже не больно какой грамотей, но попробуем.

Он кашлянул в кулак, сдвинул брови и, растягивая по слогам отдельные слова, стал читать:

«Здравствуй, мама. Спасибо за письмо. Извини, что это время не писал: дел было много. Здоровье у меня хорошее, ты не беспокойся. Наша часть получила от вас посылку с теплыми вещами. Передай всем дорогим женщинам большое спасибо от летчиков. Мы обещаем вам бить фашистов так, чтобы ни один из них не унес ног с нашей земли.

Мама, ты просишь, чтобы я скорее отвоевал и домой возвращался. Как только разобьем фашистов, сразу приеду. Женюсь. Ты будешь с внучатами возиться, а я охотиться да рыбачить. Вот и заживем. Так что ты не беспокойся.