А может, у него просто живот прихватило. Искренне на это надеюсь.
— Ну заходи.
Я шагнул через порог.
Ну нихрена себе!
Стены в сморчковой опочивальне были завешаны темно-синей парчой, полог кровати подвязан золотыми кистями. По углам стояли высоченные подсвечники, кажется, тоже не железные, на полу лежал ковер. И не какой-то там тканый овечий — нет, сарацинский, мягкий, как шкура ягненка.
Просто удивительно, сколько о человеке может его жилье рассказать. Вот так вот зайдешь, осмотришься и сразу увидишь — сволочь.
— Так чего ты хотел? — сложил руки на груди сморчок.
— Сегодня крестьяне донесли о странных нападениях на скотину.
— Что?!
— Странные нападения на скотину, милорд. Это не зверь, но и не человек. Следы я наблюдал лично. Стопа похожа на детскую, но четырехпалая, и когти птичьи. Эти существа разбирают стену…
— Ты издеваешься?
Я запнулся. Мысленно перебрал план доклада — не сбился ли. Нет, все верно.
— О чем вы, милорд?
— Ты пришел рассказать мне о нападениях на скотину?
— Да, милорд. Овцы, телята, козы. Леди де Бов…
— Я не леди де Бов. Если леди де Бов интересовалась козами, это ее дело. Не буду дурно говорить о вкусах леди. Я скотиной не занимаю. Я что, похож на козопаса?
На сукина сына ты похож. И мать была не из породистых.
— Разве вы не хотите знать о странных вещах…
— Нет! Я не хочу знать о странных вещах. Особенно если они касаются коз. Я хочу знать о серьезных происшествиях. Вот если начнут пропадать крестьяне — приходи. Но сначала убедись, что они похищены демонами, а не замерзли спьяну в лесу.
— Сейчас лето, милорд.
— Благодарю вас, сэр Марк. Впервые вы сказали нечто, заслуживающее внимания. Сейчас действительно лето. Погода чудесная. Сходите прогуляйтесь. Я, кстати, тоже схожу. После такой серьезной беседы надо развеяться.
Сморчок открыл дверь. Мы вышли. Сморчок закрыл дверь.
Ах ты гадостный, мелкий, блевотный, никчемный мужеложец со сморщенным хером размером с воробьиный клюв. Чтобы тебя всю ночь козел драл. Чтоб у тебя на морде болячка вскочила, а вторая на заднице, потому что все равно бог одно от другого не отличит. Чтоб ты в канаве сдох…
И тут я увидел ЕЕ. Сморчок обогнал меня на лестнице и дробно ссыпался вниз — ни дать ни взять козье говно. А я стоял и смотрел на дохлую мышь. Видать, скончалась несчастная давненько, а может, солнышко припекало. Верно сморчок подметил — лето на дворе, погода чудесная. Теплынь. Мышь раздуло так, что трогать боязно было — как бы не лопнула. Но истинный воин не страшится опасностей. Я осторожно поднял бедняжку за хвост и вернулся к королевской опочивальне. Оглянулся. В коридоре никого не было. Я скользнул в комнату.
Без хозяина она казалась еще более поразительной и роскошной. Теперь я видел детали, которые упустил при первом осмотре. Серебряная шкатулка на столе, обитое бархатом мягчайшее кресло, серебряный же таз для умывания. В углу — поразительная статуэтка. Обнаженная женщина была вырезана так искусно, что казалась живой. И сундук. Огромный, обитый узорными медными полосами, богато расписанный. И незапертый. Ну надо же, какая досада. Я поднял крышку, сдвинул вбок котты из тончайшей шерсти. И бережно положил туда мышь. Парча тебе пухом, невинный зверек. Спи тут спокойно, никем не потревоженный. Я аккуратно разложил поверх мыши котты, расправил их и закрыл сундук.
Добро пожаловать в Нортгемптон, гнида.
Жалко, белки не нашлось. Когда отец Франциск нас за медовый пирог выдрал, мы ему белку под матрас сунули. То-то визгу было. Но откуда же в замке белка.
Глава 49, в которой Марк залезает на крышу
Упокоив мышь, я предался размышлениям о долге и рыцарской чести. И расхитителях скотины. Должен ли я что-то по этому поводу предпринимать? А если должен, то что именно?
Как говаривала Вилл, проблему нужно рассматривать под разными углами. И то верно — никогда не знаешь, в каком углу что найдешь.
Значит, так. Мне шериф что сказал? Чтобы я оказывал сморчку всяческую помощь. А помощь — это когда кто-то работает, а ты ему дело облегчаешь. Ну или затрудняешь, тут уж как повезет. Сморчок что-то делает? Нет. Значит, и помогать ему не в чем.
Но я капитан стражи. И жаловались мне — на кражу скота. Отлично. Я приехал, я посмотрел. Обнаружил, что коз покрали не люди, а звери. Почему городскую стражу должны интересовать звери? Пускай у лесничих голова болит. Или, допустим, не звери, а демоны. А тут пускай голова болит у епископа.
Нет, мне своей работы по горло. Аж на цыпочки становлюсь, чтобы не захлебываться. Поножовщина в трактире — раз. Кража лошадей — два. Обесчещенная девица — три. Шайка, срезающая кошельки в церкви — четыре. Ограбленная ювелирная лавка — пять. Поджог в борделе — шесть. А самое поганое, пока одну проблему разгребешь, две другие на голову валятся. Может, вообще на все это плюнуть? Пускай достойные жители Нортгемптона друг друга перережут, а того, кто останется, я повешу. И наступит мир и благоденствие.
Начать я решил с ювелирной лавки. Список похищенного внушал уважение: две золотые цепи, две гривны, три кольца, серебряный обруч с каменьями и пять серег. Интересно, почему пять? Нужно искать вора с одноухой женой?
Хозяин ювелирной лавки мялся и краснел, как мужеложец на исповеди.
— Еще раз, по порядку.
— Так я же и рассказываю по порядку, милорд. Встал я, значит, откушал, чем бог послал. И в лавку спустился. Гляжу — нет ничего. Ни товара, ни денег. Дверь заперта, ставни заперты. А добро все пропало.
— Ты живешь на втором этаже, правильно?
— Да
— И ничего не слышал?
— Ничего, милорд. Тихо было.
— Совсем тихо? Может, ты спал крепко?
— Нет, милорд. Я человек немолодой, болезни одолевают. Бывает, полночи лежу — глаз не могу сомкнуть. Я бы услышал.
— Беспорядок был? Шкафы распахнутые, сундуки, ящики открытые?
— Нет, милорд.
Так. Любопытно. Получается, вор не просто вскрыл дверь. Он еще и не наткнулся на мебель. Не шарил по шкафам и полкам, не ломал сундуки и ящики, чтобы посмотреть, что там припрятано ценного. Нет. Этот человек точно знал, что где лежит — и как его взять.
— Кто тебе помогает в лавке? Жена, слуга, подмастерье наверняка тут бывают. У них есть доступ к ключам?
— Да что вы