материке. Обнаженный лес выглядел каким-то пустым. Но пока Джеральд шел по тропкам, все вокруг будто на глазах возвращалось к жизни. А если приглядеться, казалось, что из земли, прогретой солнцем, стремительно пробиваются новые ростки.
Тропинка повернула, показался дом, и Джеральд ускорил шаг. С виду дом совсем не изменился. Коричневая кровля, поблекшая серая краска на крыльце и террасе. Он поднялся на крыльцо и сел в кресло. И увидел отца, со стаканом виски в одной руке и трубкой в другой. Отец ждал заката. Сидел и смотрел на море.
Джеральду не хотелось заходить внутрь. Снаружи все выглядело прежним, но он понимал, что внутри наверняка все изменилось. На крючках в кухне другие кружки. Коллекции камешков, раковин и перьев больше нет. Шеренги шишек, от самых маленьких до громадных, выстроившиеся на подоконниках в гостиной, исчезли. Неважно. Он ведь приехал не за этим, верно? Или все же зайти в дом? Вдохнуть его запах, прикоснуться к перилам лестницы, полежать на полу возле панорамного окна? Вспомнить мальчишку, которым он был, попытаться понять, какое отношение тот парнишка имеет к мужчине, которым он стал сейчас.
Солнце было уже совсем низко, когда Джеральд все же решился. Он отпер ключом дверь и вошел, закрыв глаза, втянул отдающий пылью воздух. Он открыл глаза. Все действительно выглядело иначе и почему-то было светлее. Но вот он, старый холодильник, на ручку нужно нажимать, чтобы открыть, а морозилка у него сверху. Встроенная скамейка под окном, а на ней все те же выцветшие подушки. Вдоль дальней стены книжные полки. Джеральд поднялся на второй этаж, заглянул в каждую комнату. Он был рад, что новые хозяева почти ничего не поменяли, и все же ощущал себя тут иначе. Он больше не чувствовал себя здесь дома.
Джеральд понял, что прошлое пора наконец оставить в прошлом. Вышел на крыльцо и стал ждать заката. Никогда не мог взять в толк, почему отец каждый вечер сидел тут и ждал, когда солнце уйдет за горизонт. У него самого никогда не хватало терпения. Джеральд смотрел, как солнце подползает к темной линии континента, он почти видел его траекторию. Темные облака уже сдуло в океан. Небо было чистое и синее. А когда солнце скрылось, сделалось лилово-розовым, и оттенки все менялись, становились насыщеннее, темнее. Джеральд сидел, не двигаясь, он смотрел.
Нэнси
Вот уже почти год, как Нэнси все собирается освободить комнату Уильяма. Надо было сделать это много лет назад, она даже опустошила шкафы и ящики. Она хотела, чтобы теперь это была комната Джека, чтобы мальчик чувствовал себя здесь как дома. А ему не следует жить в тени своего отца.
Однако Нэнси все никак не могла заставить себя выбросить вещи Уильяма, поэтому она раздобыла в винной лавке пустые коробки и отнесла их наверх. Наступит день, когда Кейт и Джек захотят больше узнать о своем отце, и тогда все эти безделушки из его детства пригодятся. Фотографии в рамках, бейсбольные перчатки. Школьный вымпел. Грамоты и дипломы. Старая деревянная бита.
В приоткрытую дверь просунулась голова Джеральда. Они с Линдой утром уезжают на юг, сначала на неделю в Балтимор, а потом на весь июль в Миссисипи. Нэнси настояла, чтобы они взяли ее новую машину, с вместительным багажником и кондиционером. Она полагала, что они будут проводить консультации насчет интеграции школ[29]. А оказалось, они собираются преподавать в летней школе.
– Я думала, вас интересует образовательная политика, – сокрушалась она за ужином прошлым вечером. – Если вы хотите просто учить, почему не делать это здесь?
– Меня интересует образовательная политика, – ответил Джеральд. – Но так мы можем принести гораздо больше пользы. Работая непосредственно в классе, с детьми, которым нужна помощь. Объясняя им такие вещи, как их конституционные права.
Нэнси нахмурилась. Ей не нравилась сама мысль, что Джеральд преподает каким-то неведомым детям. Она хотела спросить, все ли дети в этой школе цветные, но не стала. Нэнси никогда не бывала в Миссисипи. И вообще не представляла, что там и как, разве что знала, что жара там страшная.
– Будьте осторожны, – сказала она, обращаясь к Линде, и обе рассмеялись.
– И ты береги себя, мам, – улыбнулся Джеральд. – Не беспокойся за нас.
Но она беспокоилась. Да, она старается смотреть на сына трезво, видеть не мальчика, а взрослого человека. Но это так трудно с собственным ребенком – он всегда для нее мальчик. Волосы у Джеральда в последнее время потемнели, и он начал сутулиться, в точности как Итан, но какой же он красавец! После окончания школьного года он много времени проводил на воздухе, помогал кое-что строить в кампусе. У него столько энергии. И Линда прекрасно ему подходит, вот только неужели так уж необходимо ехать в Миссисипи? Она будет ужасно скучать. И ей совсем не нравится, что они вот так путешествуют вместе, а до сих пор не женаты. Подругам Нэнси сказала, что сын едет один. Ну правда, чего мальчик ждет?
Утром Нэнси собрала корзину с едой в дорогу и, пока Джеральд не видел, украдкой сунула в багажник три коробки с печеньем и маффинами, шепнув Линде, куда она их положила. Дорога им предстоит долгая. Джеральд и Линда, нагруженные связками книг и пледами, вывалились из дома, уже вспотевшие, но сияющие. Он открыл Линде дверцу и поклонился, предлагая садиться. Какой же джентльмен. Нэнси радоваться бы, глядя на взрослого сына, на то, каким он стал уверенным и сильным, и она, конечно, радуется, но почему так хочется плакать? Она привстала на цыпочки и поцеловала его. А потом долго махала вслед – пока машина не скрылась из виду.
Нэнси вернулась в дом, принялась мыть посуду, оставшуюся после завтрака, и вновь погрузилась в размышления, почему же они никак не поженятся. Она вот сразу поняла, что Итан – ее единственный. Ну да, у них всякое случалось, и он мог быть ужасно противным временами, но ей никогда и в голову не приходило, что у нее может быть кто-то другой. Она поняла это уже тогда, на танцах, много лет назад, когда увидела его сидящим за столом. Когда положила руку на его ладонь, и кожа коснулась кожи.
Беа
В июле каждое воскресенье Беа садилась за рабочий стол, чтобы написать Джеральду. Он раз в неделю присылал ей длинные письма из Миссисипи, посвящая во все подробности своих дел. Ей очень нравилось читать эти послания. Описания класса, детей, других волонтеров – такие живые, восторженные и страстные. Школа Свободы, так это называлось. Беа была рада, что эта