Главнокомандующий А.Н. Куропаткин, лишенный резервов, под Мукденом не сумел организовать стойкое сопротивление наступавшим японским армиям, особенно на флангах своих войск. Сосредоточить крупные силы для воспрепятствования обходным действиям противника русскому командованию так и не удалось на протяжении всей Мукденской операции.
Участник тех событий А.И. Деникин в своих мемуарах с болью писал о проигранной Мукденской операции. Причину очередного поражения русской армии он видел прежде всего в высшем генералитете и его откровенном непрофессионализме:
«Я не закрываю глаза на недочеты нашей тогдашней армии, в особенности на недостаточную подготовку командного состава и войск. Но, переживая в памяти эти страдные дни, я остаюсь в глубоком убеждении, что ни в организации, ни в обучении и воспитании наших войск, ни, тем более, в вооружении и снаряжении их не было таких глубоких органических изъянов, которыми можно было бы объяснить беспримерную в русской армии мукденскую катастрофу.
Никогда еще судьба сражения не зависела в такой фатальной степени от причин не общих, органических, а частных. Я убежден, что стоило лишь заменить заранее несколько лиц, стоявших на различных ступенях командной лестницы, и вся операция приняла бы другой оборот, быть может, даже гибельный для зарвавшегося противника».
К концу 19 февраля 3-я японская армия генерала Ноги уже приблизилась к железной дороге севернее Мукдена. Примерно на таком же расстоянии от города (около 12 километров) находились авангардные части армии Оку. Охват японцами русской армии еще не был глубоким, а потому и не угрожал катастрофой, полным окружением трех русских Маньчжурских армий. Но отход для них был теперь возможен только в одном направлении – на север.
О том, сколь мужественно сражались русские солдаты под Мукденом, свидетельствует запись в «ротной памятке» 3-й роты 5-го стрелкового полка, сделанная фельдфебелем Цырковым:
«Артиллерийский огонь все усиливался… Шимозы и шрапнели буквально засыпали нас. Держаться в цепи было невозможно, и я послал (ротный командир был убит) об этом донесение подполковнику Кременецкому, но в ответ была получена записка с кратким содержанием: «Держаться во что бы то ни стало».
С этого момента мы твердо решили умереть на месте. С этой мыслью люди забывали об опасности: они становились (для стрельбы. – А. Ш.) «с колена» и «стоя» и мстили за своих убитых и раненых товарищей. В это время мы были уверены, что японцы никогда не выбьют нас из занимаемого места, и не выбили бы, если бы не это противное отступление…»
Эта рота 5-го стрелкового полка держала оборону под Мукденом перед Императорской рощей у Императорских могил. Японцы неоднократно атаковывали стрелков, стараясь сбить их с занимаемой позиции, но те держались стойко. Противник пытался приблизиться к русским окопам по ночам. Стрелковый полк удерживал позицию даже тогда, когда он лишился поддержки своей артиллерии, стрелявшей через головы своих бойцов. Они с возмущением говорили своим командирам, когда стало известно, что пришел приказ о новом отступлении: «Как отступать?.. Разве мы здесь плохо стоим?..»
В штабе главнокомандующего к тому времени поняли всю опасность складывающейся ситуации. Генерал А.Н. Куропаткин, после долгих раздумий приказал отводить войска на север с целью сокращения линии фронта, однако управление армиями оказалось дезорганизованным.
22 февраля произошел сильный бой за обладание селением Юху-антунь, которое захватила наступавшая 3-я японская армия силами пехотной бригады генерала Намбу. В ходе контратак русским удалось ворваться в деревню, но поражаемые ручными бомбочками и ружейным огнем из прочных глинобитных строений, они отступили в поле. Под Юхуантунь было стянуто до 35 пехотных батальонов русских, которые под вечер предприняли новую атаку и захватили китайскую деревню.
От пехотной бригады генерала Намбу, насчитывавшей 4200 человек, в строю после боя осталось всего 427 человек. Русские потеряли в борьбе за Юхуантунь 5409 человек, в том числе 143 офицера.
Бригада Намбу ценой своей гибели обеспечила дальнейшее успешное продвижение 3-й японской армии к Мукдену. Задержать ее движение могла только та пехота русских, которая оказалась скованной боем за селение Юхуантунь. Японцев сильно сдерживало то, что русские войска повсеместно часто контратаковывали наступавшего противника. Очевидец боя под Юхуантунем так описывал события того дня Мукденского сражения:
«…От целого Юрьевского полка осталось в строю уже несколько сот нижних чинов при 2 офицерах, но эти жалкие остатки все еще дрались и удерживали теперь за собой только самую восточную окраину Юхуантуня.
…В деревне шла усиленная ружейная перестрелка.
…Высоко в воздухе, перелетая через наши головы, зашипели шимозы и шрапнели, лопаясь где-то далеко сзади нас…
Поглядев в сторону Мукдена, я увидел, что на горизонте, растянувшись версты на две, редкой цепью наступает наш полк, держась своим центром направления на Юхуантунь…
По мере приближения первой цепи за ней обозначились еще две таких же.
Оказалось, что главнокомандующий, узнав о поражении юрьев-цев, приказал взять Юхуантунь обратно. Это шли на него в атаку Лиф-ляндский, Козловский и Севский полки.
Чем ближе подходил… шедший впереди полк, тем сильнее становился огонь японцев.
Вдруг передняя шеренга наша, разомкнутая шагов на 10 дистанции, залегла шагах в 200… и дала залп по фанзам.
… После первого же залпа, наша цепь встала и побежала…
Первая шеренга… залегла. За нею надвигались новые. Шрапнели и шимозы лопались кругом, вырывая то тут, то там отдельных людей.
Там, где образовывались широкие промежутки в шеренгах, слышались крики: «подравнивайся, держи дистанцию!», и все неслось вперед.
Вот за одной из шеренг идет патронная двуколка…
Треск взрыва, клуб дыма… Лошадь и ездовой падают, двуколка, накренившись набок, с перебитым колесом, остается на месте.
В это же время со мной равняется скачущий верхом санитар. Но, вдруг, как-то дико взмахивает руками и валится с лошади.
Последняя, почувствовав себя без седока, круто поворачивает назад и мчится карьером.
Я думал, что санитар убит на месте. Он лежал от меня всего в шагах пяти. Я подполз к нему и заг ляну л в г лаза. Г олова поверну лась ко мне, уставившись на меня удивленными глазами.
– Ты что ранен? – спрашиваю его.
– Так точно, ваше благородие, по левому боку ударило, а куда – разобрать не могу, кажись в плечо.
Он немножко приподнялся; из плеча действительно текла кровь.
Мы поползли назад за холмик.
В это время к нам подходил другой санитар, таща на себе мешок с перевязочными средствами…
Между тем цепи наши… быстро стали стягиваться из развернутого в сомкнутый строй и ринулись к трем фанзам.
Ружейные пачки (залпы. – А.Ш.) достигли наибольшей силы, посекундно вырывая у нас десятки людей.
Но было уже поздно. Японский окоп, наскоро вырытый ими перед фанзами, был уже в нескольких шагах.
…Тут я увидел, что некоторые из наших нижних чинов отмыкают и бросают прочь штыки. В первые моменты я не смог себе объяснить этого явления, но, заметив густо сидящие друг около друга японские головы за окопом, я понял и сразу объяснил себе этот прием, вызванный, очевидно, инстинктом самосохранения. Против каждого из наших солдат, подбегавших теперь к окопу противника, было три – четыре японских головы, а следовательно, на каждого из них приходилось по столько же штыков. Единственный способ бороться со столь многочисленным противником был размах прикладом. При работе этого рода штык является лишь помехой.
Стихийно накинулись наши цепи и ворвались в японские окопы.
Все это делалось молча. Ни одного крика «ура», ни «банзай».
Глухо трещат ломающиеся кости, стучат приклады по человеческим черепам, снося с одного размаху по несколько, да шлепают падающие тела убитых. На несколько секунд все перемешалось.
Окоп и поле около него сплошь покрылось трупами, кровью, оружием и переворачивающимися ранеными.
Японцы легли все до одного, а остатки наших бросились в фанзы и за них.
В фанзах послышались выстрелы и та же глухая работа, а затем все затихло.
В тот момент, когда цепь наша подбегала к окопу, один японец привстал и замахнулся, чтобы бросить в нас ручную гранату, но задел ею за собственное ружье, и она, разорвавшись у него в руках, снесла ему голову, оторвала обе руки, приподняла кверху одежду и клочья ее перемешала с кровью. Теперь он лежал на левом фланге окопа.
Только что миновала наша цепь окоп… как некоторые из раненых стали приподниматься.
Вдруг выстрел из ружья, и только что бежавший впереди солдатик схватился за икру левой ноги, а затем, вернувшись несколько назад, стал ковырять кого-то штыком.
– Что ты делаешь? – кричу я ему.