Читать интересную книгу Барраяр - Лоис Буджолд

Ку и Дру произнесли свои обеты, не запутавшись и не растерявшись, и сумели даже скрыть обоюдное смущение, произнося вслух свои нелюбимые имена: Клемент и Людмила.

(- Братья звали меня Людой, — призналась та Корделии накануне. — И дразнились, рифмуя мое имя с блюдами, верблюдами и всяким таким противным.

— Ты для меня всегда будешь Дру, — пообещал Ку.)

Как главный свидетель, Эйрел движением ноги разорвал насыпанный на земле круг и вывел новобрачных. А потом начались музыка, танцы, угощение и выпивка.

Стол был невообразимым, музыка живой, а попойка… традиционной. Вино к столу прислал граф Петер. После первого полагающегося по обычаю бокала Корделия подошла к Ку и вполголоса сообщила ему кое-какие выводы бетанских ученых относительно негативного влияния этанола на половую функцию. Ку подумал и перешел на минеральную воду.

— Жестокая женщина, — шепнул ей на ухо Эйрел со смешком.

— Я забочусь о Дру, — шепнула она в ответ.

Корделию официально представили братьям Дру, смотревшим на нее с таким благоговейным уважением, что она стиснула зубы. Зато она порадовалась, когда кого-то из братьев — явно одного из тех, на дразнилки которых Дру жаловалась, — с ходу осадил отец. Разговор зашел о ручном оружии, брат Дру попытался было высказаться, перебив невесту, но папаша жестом приказал ему замолчать. — Цыц, Йос, — обрезал сына сержант Друшняков. — Ты пока что в бою в руках нейробластера не держал. — Дру удивленно моргнула, улыбнулась и глаза у нее заблестели.

Корделия улучила момент и пообщаться с Ботари. Теперь, когда Эйрел не жил с графом в одном доме, она видела сержанта слишком редко.

— Как поживает Елена, она уже дома? Мистрис Хисопи оправилась после всех ужасов?

— Они обе в порядке, миледи. — Ботари склонил голову и почти улыбнулся. — Я был у них пять дней назад, когда граф Петр ездил проведать конюшни. Елена, э-э, ползает. Только посади ее на пол и отвернись на минуту, а она уже уползла. — Он наморщил лоб. — Надеюсь, Карла Хисопи за ней внимательно глядит.

— Она провела Елену невредимой сквозь опасности гражданской войны, так что, подозреваю, и с ползаньем справится. Отважная женщина. Ей следовало бы дать медаль.

Ботари наморщил лоб. — Вряд ли медали для нее что-то значат.

— Хм, да. Надеюсь, она понимает, что может обратиться ко мне с любой просьбой, что ей ни потребуется. И в любое время.

— Да, миледи. Но пока у нас все в порядке. — В этом заявлении определенно прозвучала гордость. — Зимой в Форкосиган-Сюрло очень тихо. И чисто. Самое правильное и подходящее место для ребенка. — «Не то, что караван-сарай», догадалась о несказанном Корделия. — Я хочу, чтобы у нее все было правильно и как положено. И отец тоже.

— А как вы сами, сержант?

— Новые лекарства лучше прежних. Мне больше не кажется, что голова набита ватой. И ночами я сплю. А остальное — не знаю, есть ли от них еще какая-то польза.

Польза явно была: сержант казался расслабленным и спокойным, почти без своей обычной зловещей напряженности. Но именно он первым из присутствующих внимательно поглядел в сторону столов и спросил: — А разве ему полагается здесь быть? Одетый в пижаму Грегор крался вдоль стола с угощением, пытаясь притаиться и утащить оттуда чего-нибудь вкусненького, пока его не изловили и не отправили обратно. Корделия добралась до него первой, пока он не успел оттоптать ногу какому-нибудь рассеянному гостю или быть взятым в плен силами безопасности в лице запыхавшейся горничной и перепуганного телохранителя (на сегодня они заменили Дру). За ними следом бежал бледный как полотно Саймон Иллиан. К счастью, инфаркта Иллиан заработать не успел — номинально Грегора потеряли всего лишь на шестьдесят секунд. Когда запыхавшиеся перепуганные взрослые столпились вокруг, Грегор зарылся в юбки Корделии.

Дру, заметившая, как Иллиан потянулся к комму, побледнел и куда-то устремился, по привычке среагировала: — Что случилось?

— Как он улизнул? — зарычал Иллиан на горничную и охранника, лепечущих нечто невнятное вроде «мы думали, что он уснул» и «мы с него глаз не сводили».

— Он не «улизнул», — едко вставила Корделия. — Он у себя дома. И должен иметь возможность как минимум по этому дому гулять, а иначе зачем вы держите вокруг дворца такую уйму бесполезной охраны?

— Друши, можно мне на твой праздник? — жалобно вопросил Грегор, отчаянно озираясь и, наконец, отыскав авторитет посильнее Иллиана.

Дру посмотрела на шефа СБ, вид у того был недовольный. Корделия, не колеблясь ни минуты, разрешила это замешательство сама: — Можешь, конечно.

Итак, под присмотром Корделии император потанцевал с новобрачной, съел три пирожных с кремом и, довольный, был унесен в постель. Ему и нужно-то было всего минут пятнадцать, бедолаге.

А вечер катился дальше, набирая обороты веселья. — Танцуете, миледи? — спросил Эйрел с надеждой.

Решится ли она? Как раз заиграли небыструю мелодию танца отражений — если она и ошибется, то не слишком. Она кивнула, Эйрел осушил бокал и повел ее на блестящий узорчатый паркет. Шаг, скольжение, взмах руки… Корделия вдруг сделала любопытное и неожиданное открытие: вести в этом танце мог любой партнер, и если танцующие были внимательны и ловки, со стороны разницы не было заметно. Она попробовала несколько приседаний и скольжений, и Эйрел их плавно повторил. Они вели в танце по очереди, перебрасывая инициативу, как мяч, и эта игра делалась все увлекательнее, пока вдруг одновременно не кончилась музыка и силы.

* * *

С улиц Форбарр-Султаны сошел последний снег, когда капитан Вааген позвонил Корделии из Имперского госпиталя.

— Пора, миледи. Все, что я мог сделать ин витро, я сделал. Плаценте уже десять месяцев, и она стареет. Аппарат не может больше компенсировать эти изменения — Когда же?

— Завтра будет в самый раз.

Этой ночью она едва уснула. На следующее утро они все вместе поехали в госпиталь: Эйрел, Корделия и граф Петр, сопровождаемый Ботари. Корделия не была уверена, что желает видеть свекра, но пока старик не умрет, ей от него не избавиться. Может, еще один призыв к здравому смыслу, еще одна демонстрация фактов, еще одна попытка сделают свое дело. Их так и не разрешенное противостояние расстраивало Эйрела; так пусть вина за разжигание этой розни лежит только на графе. «Делай что хочешь, старик. Но без меня у тебя нет будущего. Мой сын поднесет факел к твоему поминальному костру». А вот снова увидеть Ботари Корделия была рада.

Новая лаборатория Ваагена занимала целый этаж самого современного здания во всем институтском комплексе. Корделия организовала его переезд из прежней лаборатории, потому что там его беспокоили призраки. Она узнала об этом, впервые явившись в лабораторию вскоре после их возвращения в Форбарр-Султану (потом эти визиты стали частыми) и обнаружив, что Вааген сидит, почти оцепенев, не в состоянии работать. Он признался, что каждый раз, когда он входит в комнату, то во всех подробностях вспоминает жестокую и бессмысленную смерть Генри. Он не мог наступить туда, где когда-то лежало тело, и обходил это место кругом. Малейший звук заставлял его дергаться и вздрагивать. — Я же разумный человек, — хрипло пожаловался он. — И вся эта сверхъестественная чушь для меня ничего не значит, но… Тогда Корделия вместе с ним принесла возжигание покойному на лабораторной горелке, а потом замаскировала переезд Ваагена под повышение.

Новая лаборатория была светлой, просторной и свободной от неупокоенных духов. Когда Вааген провел Корделию внутрь, там уже обнаружилась целая толпа народу: коллеги Ваагена по изучению репликаторных технологий, гражданские акушеры во главе с доктором Риттером, будущий педиатр Майлза и хирург-консультант. Смена караула. Скромным родителям младенца пришлось в буквальном смысле слова проталкиваться внутрь.

Вааген суетился, важный и радостный и радостный. Повязки с глаза он пока не снял, но он обещал Корделии, что вскоре найдет время и ляжет на последнюю операцию. Техник выкатил маточный репликатор и Вааген замолчал, словно обдумывая, как придать истинную драматичность и торжественность самому, как знала Корделия, простому делу. В конце концов, он прочел коллегам техническую лекцию, подробно расписав состав гормонального раствора, который он вводил в питающие трубки, растолковав показания приборов, обрисовал происходящее в репликаторе отделение плаценты и перечислил отличия между репликаторным и естественным рождением. Но не все. «Элис Форпатрил стоило бы на это посмотреть», подумала Корделия.

Наконец Вааген почувствовал взгляд Корделии, смущенно осекся на полуслове и улыбнулся. — Леди Форкосиган. — Он показал на защелки репликатора. — Не окажете ли нам честь?

Она протянула руку, помедлила и отыскала взглядом мужа. Вот он, серьезный и внимательный, стоит чуть в стороне. — Эйрел?