Читать интересную книгу Барраяр - Лоис Буджолд

— Кажется, мне тогда запало в голову что-то из древней истории. Когда выставляли на всеобщее обозрение тела убитых правителей, чтобы не объявилось самозванцев. Идея показалась уместной. Хотя для меня Фордариан — лишь побочный эффект моего предприятия.

— Да, твои сопровождающие из СБ доложили, что ты вызволила репликатор. Он работает?

— Сейчас Вааген его проверяет. Майлз жив. Какой вред ему нанесен — неизвестно. Ах, да. Похоже, Фордариан приложил руку к нападению Ивона Форхаласа. Не напрямую, но через какого-то своего агента.

— Иллиан подозревал это.

Эйрел крепче ее обнял.

— И насчет Ботари, — продолжала она. — Он в плохой форме. Сильное перенапряжение. И ему нужно настоящее лечение, медицинское, а не политическое. Это стирание памяти — какое-то шоу ужасов.

— В свое время оно спасло ему жизнь. Это был мой компромисс с Эзаром. Тогда у меня не было власти, но теперь я могу многое исправить.

— Исправь. Он привязан ко мне, как собака. Это он сам так говорит. И я именно так с ним обошлась. Мой долг ему безграничен. Но он меня пугает. Почему он зациклился именно на мне?

Форкосиган задумался. — Ботари… у него не в порядке с чувством своего «я». Нет твердого центра. Когда я с ним только познакомился, а он был тогда серьезно болен, его личность чуть было не расщепилась на несколько. Будь у него образование получше, не будь он так искалечен, из него получился бы образцовый шпион, агент глубокого внедрения. Он — хамелеон. Зеркало. Делается тем, чем ты его хочешь видеть. Неосознанно, я полагаю. Моему отцу нужен преданный слуга — и Ботари всерьез играет эту роль. Бесстрастен и невозмутим. Форратьеру было нужно чудовище — и Ботари играл при нем роль палача. И жертвы. Мне требовался отличный солдат — и Ботари стал для меня таким. А ты… — его голос смягчился, — ты единственная из всех, кого я знаю, видишь в нем героя. И он становится для тебя героем. Он держится за тебя, потому что ты создаешь из него нечто более великое, чем он когда-либо мечтал стать.

— Эйрел, это сумасшествие.

— Да? — он уткнулся лицом в ее волосы. — Не на него одного ты производишь подобный эффект. Милая капитан.

— Боюсь, я не в лучшей форме, чем Ботари. Я ошиблась, и погибла Карин. Кто теперь скажет об этом Грегору? Если бы не Майлз, я бы в тот момент сдалась. И не подпускай ко мне своего отца, не то в следующий раз я его на кусочки разорву. — Ее снова затрясло.

— Ш-ш. — Он убаюкал ее в объятиях. — Ты ведь можешь оставить мне хотя бы зачистку территории, а? Ты мне доверяешь? Мы сделаем так, чтобы эти жертвы не пропали впустую.

— Я вся грязная. Меня тошнит.

— Да. Так случается с большинством нормальных людей после боя. Очень знакомое состояние рассудка. — Он помолчал. — Но если бетанка могла повести себя так по-барраярски, может, нет ничего невозможного в том, чтобы барраярцы сделались немножко бетанцами. Перемены возможны.

— Перемены неизбежны, — возразила она. — Но ты не можешь проводить их на эзаровский манер. Его эпоха кончилась. Ты должен найти свой собственный путь. Переделать этот мир так, чтобы Майлз мог в нем выжить. И Елена. И Айвен. И Грегор.

— Как вам будет угодно, миледи.

* * *

На третий день после смерти Фордариана столица сдалась верным императору войскам; не то, чтобы без единого выстрела, но не такой кровью, как опасалась Корделия. Лишь две точки сопротивления — СБ и дворец — наземным войскам пришлось брать штурмом. Гостиницу с заложниками гарнизон сдал невредимой после нескольких часов интенсивных тайных переговоров. Граф Петр дал Ботари день отпуска, чтобы тот лично забрал своего ребенка вместе с няней и отвез их домой. После этого Корделия впервые с момента возвращения спокойно проспала ночь.

Ивон Форхалас командовал верными Фордариану наземными войсками в столице и руководил последней обороной центра космической связи в комплексе генштаба. Он погиб во время последних боев: собственные подчиненные застрелили его, когда он презрительно отверг предложение сдаться в обмен на амнистию. В каком-то смысле Корделия испытала облегчение. Традиционным наказанием за измену для фор-лорда являлась публичная голодная смерть. Император Эзар никогда не колебался следовать этой отвратительной традиции. Корделия могла лишь молиться, чтобы правление Грегора положила этому обычаю конец.

После того, как коалиция мятежников лишилась объединяющего их вождя, она быстро распалась на отдельные фракции. Некий крайне консервативный фор-лорд в городе Федерстоке поднял свой штандарт и провозгласил себя императором, наследником Фордариана; его претендентство продлилось менее тридцати часов. Граф одного из Округов на восточном побережье, союзник Фордариана, покончил с собою, не дожидаясь ареста. В образовавшемся хаосе некая антифорская группировка объявила Округ независимой республикой. Новый граф, пехотный полковник, принадлежавший к боковой ветви семейства и совершенно не ожидавший, что на него свалится подобная честь, немедленно и эффективно возразил против такого бурного перегиба в сторону прогрессизма. Форкосиган предоставил действовать ему и его окружному ополчению, оставив имперские войска для решения «задач, не относящимся к внутренним делам Округов».

— Нельзя останавливаться на полпути, — ворча, предвещал ему граф Петр по поводу такой деликатности.

— Шаг за шагом, — ответил Форкосиган мрачно, — я обойду вокруг света. Вот увидишь.

На пятый день в столицу доставили Грегора. Форкосигану и Корделии пришлось взять на себя тяжелую обязанность рассказать ему о смерти Карин. Он в полном замешательстве расплакался. Когда мальчик немного успокоился, его вывезли к войскам в открытой, защищенной силовым экраном машине: формально это он делал армии смотр, хотя на самом деле солдатам показывали живого императора, что окончательно развенчало распущенные Фордарианом слухи о его гибели. Корделия поехала с ним. Потрясенное, тихое, горестное молчание ребенка ранило ее в самое сердце, но все же они поступили правильно. Лучше, чем если вывезли бы его, радостного, на парад и рассказали правду лишь по его окончании. Если бы Корделии всю поездку пришлось выносить бесконечный поток вопросов Грегора, где мама, она бы сломалась.

Похороны Карин были публичными, но, учитывая творящийся хаос, менее пышными, чем могли бы быть. Грегору второй раз за год пришлось зажечь поминальный костер. Форкосиган попросил Корделию помочь мальчику держать факелом. Эта часть погребальной церемонии показалась ей воистину излишней после того, что она устроила во дворце. Корделия добавила в гору приношений собственный густой локон. Грегор не отходил от нее ни на шаг.

— А меня тоже убьют? — шепотом спросил он. В его голосе не было страха, лишь мрачное любопытство. Отец, дед, мать, он всех их потерял за один год, и неудивительно, что ощущал себя мишенью, хотя в свои годы еще не понимал толком, что такое смерть.

— Нет, — твердо ответила Корделия и крепче обняла его за плечи. — Я им не позволю. — Слава богу, его это пустое уверение, как ни странно, утешило.

«Я буду заботиться о твоем сыне, Карин», мысленно пообещала Корделия, когда языки пламени взвились вверх. Эта клятва стоила дороже любого из горящих в поминальном костре даров, ведь она неразрывно привязывала ее к Барраяру. Но жар от огня заставил немного утихнуть ее головную боль.

Душа самой Корделии плелась медлительной усталой улиткой, закованной в стеклянный панцирь бесчувствия. Остаток церемонии она двигалась как автомат, то и дело, на мгновение, отмечая бессмысленность происходящего. Самые разные барраярские форы обращались сегодня к ней с непоколебимой, глубокой официальностью. «Еще бы: они считают меня психованной, опасной бабой, которую только из-за ее связей выпустили из сумасшедшего дома». Но вдруг до нее дошло, что эта преувеличенная вежливость означает уважение.

И это ее взбесило. Вся отвага и стойкость Карин не принесли ей ничего; мужество и кровавые роды леди Форпатрил были приняты как должное; но стоит снести башку какому-нибудь идиоту, и ты уже что-то значишь в их глазах, боже правый!

Когда они вернулись к себе, Эйрелу потребовался целый час, чтобы ее утихомирить, а потом она расплакалась. Он выдержал и это.

— Ты собираешься этим как-то воспользоваться? — спросила она, когда, совершенно измучившись плачем, обрела подобие возможности соображать. — Этим моим… забавным новым статусом? — Как отвратительно ей было это слово, как оно горчило на языке.

— Я воспользуюсь чем угодно, — поклялся он негромко, — лишь бы пятнадцать лет спустя возвести Грегора на трон психически нормальным и компетентным государем во главе стабильного правительства. Тобою, мною, чем понадобится. Невыносимо было бы заплатить так много и не преуспеть.

Она вздохнула и вложила свои ладони в его. — А если произойдет несчастный случай, завещаю тебе органы, которые от меня останутся. Так принято на Бете. Чего не утратишь…