- …Отчитали псалтырь, окропили, - подтвердил монах, перебиравший вещи и бумаги де Бевера в поисках новых свидетельств связи Беверов с силами потусторонними. - Учтите, господин капитан, эти сведения составляют тайну следствия: будет объявлено, что обвиняемые осуждены за ересь и maleficia, вредоносное колдовство - мы опросили жителей соседних домов, оснований утверждать, что Изабо де Бевер и ее сын наводили порчу более чем достаточно. У жены судейского чиновника Брассака были выкидыши, торговец сукном Турнон последний год страдает от фурункулов… Показания собраны. Дом еретиков разберут по представлению Священного Трибунала за счет казны прево Парижа, надлежащие бумаги мессиру Плуабушу мы отправим. Хотите еще что-нибудь узнать?
Марсиньи удовлетворился этими объяснениями - навязчивость не входила в список черт характера капитана.
Объяснить дальнейшее иначе как волшебством было трудно. Неожиданно установилась прекрасная погода и Париж перестал напоминать город, готовый захлебнуться в своих нечистотах и жидкой грязи. Яркое солнце, морозец, люди повеселели, отбросив уныние навеваемое бесконечными дождями и низкими тучами. За седмицу всего два убийства, одно из ревности, второе при пьяной драке в кабаке - дело житейское, бывает. Ваганты на Университетской стороне бузят как и обычно, но молодежь есть молодежь, надо проявить снисхождение.
Аура чистого, беспримесного зла, истекающего из самых глубин преисподней будто бы исчезла. Однако, тревожные мысли капитана не покидали - как человек наблюдательный и способный отмечать незаметные прочим детали, Марсиньи был неколебимо уверен в однажды высказанном: «Что-то грядет!».
Кто ответит, с чем связано прибытие в город большого вооруженного отряда из северной Бургундии, Франш-Конте, под командованием аж самого герцога Юга V де Бургонь? Война? Вряд ли, случись что на границе с Фландрией, латники и пехота должны были идти на север, в Лотарингию. Но граф Меца и герцог Лотарингский Тибо тоже прислал людей - полторы сотни, расквартировались в северном предместье, возле Монмартра!
Король заперся в Луврском замке, на людях считай не появляется - сегодня он первый раз выехал в Ситэ по известной причине: отпевание дамы де Куртене. Прево распорядился поставить на пути следования королевского кортежа двойную стражу - чего боится Филипп? Канцлер Ги де Ногарэ, коадъютор Мариньи и коннетабль Франции Гоше де Шатийон на мессе отсутствуют, это тоже не ускользнуло от взгляда мессира капитана и вызвало новые невысказанные вопросы.
Вот еще деталь: Гуго де Кастро, человек верный, стократ участвовавший вместе с капитаном в самых опасных делах, с самого утра ходит будто в воду опущенный - отвечает невпопад, около полудня без дозволения уехал из кордегардии куда-то на левый берег, объясниться не пожелал, да Марсиньи и не настаивал. Гуго начал вести себя странно с прошлого воскресенья - отпросился со службы на полтора дня, якобы навестить больного друга в Рамбуйе, а сам (его заметила стража ворот Сен-Мартен) поехал на северо-восток, в сторону Суассона.
Несчастная любовь у него, что ли?
Начало смеркаться, когда похороны Екатерины де Куртене наконец состоялись - дворяне разъезжались по своим отелям из аббатства Сен-Дени, король и свита вернулись в Лувр. Казалось бы, суматоха улеглась и господам королевским сержантам можно передохнуть, но посыльный из ратуши внезапно доставил Марсиньи свиток от мессира Жана Плуабуша, в коем капитану с ближайшими помощниками предписывалось с наступлением темноты быть в резиденции прево «незамедлительно оставив все иные дела».
Господи, да что случилось?
Судебная власть города располагалась в крепости Гран-Шатле, возвышавшейся сразу за мостом Менял - сооружении древнем и зловещем, одним своим видом вызывавшем тоску. Гран-Шатле не отличалась изяществом и величием построек Филиппа-Августа, триста лет назад о красоте архитектуры задумывались меньше всего и крепость имела сугубо утилитарное значение - прикрывать остров Ситэ от нападения с севера. Тяжелые темные башни, грубая каменная кладка, окна-бойницы.
Когда Гран-Шатле утеряла оборонительное значение, король дозволил занять здания парижскому прево и сопутствующим службам - гражданский и уголовный суд, тюрьма, морг для неопознанных тел, утопленников и казненных. Репутация Гран-Шатле среди парижан была скверная - страшнее только Монфокон…
Марсиньи и оба Гуго (де Кастро, это было хорошо заметно, аж губы искусал от нетерпения!) оставили лошадей во внутреннем дворе крепости и поднялись на третий этаж донжона, занятый мессиром Плуабушем - тут куда просторнее, сухо, можно хранить архив не опасаясь подтоплений при подъеме воды в Сене. Капитан опешил, уяснив, что в Гран-Шатле собрались большинство представителей «городской власти», подчинявшихся лично прево, а через него - королю. Старшины кварталов, шателены, препозитарии, полусотские стражи короны, отвечавшей за охрану ворот и городской крепости. Всего человек сорок, в башне пришлось раскрыть ставни - дышать нечем.
На колокольне Нотр-Дам начали бить час повечерия, добрые подданные Филиппа IV могли отходить ко сну, наступала ночь.
Напряжение чувствовалось - приглашенные молча стояли у стен, переглядывались хмуря брови. Такого собрания не было давненько, с прошлого года, когда горожане взбунтовались, выражая неудовольствие королевским ордонансом о максимуме цен, из-за которого в Париже едва не разразился голод.
«Я не ошибался, - подумал капитан. - В городе большая беда. Мятеж?… Не может быть, я бы знал!»
Вышел прево - Плуабуш, как и большинство доверенных людей Филиппа, был молод, решителен и безгранично предан монарху. Иначе не получил бы столицу в безраздельное управление, в Париже его юрисдикция охватывала все сферы жизни города.
- Мессиры, - прево чуть поклонился. - Король Франции, наш господин и повелитель, уполномочил меня объявить свое решение, как суверена и помазанника Божьего. Мне предписано вскрыть полученный загодя приказ сегодня, по заходу солнца. Признаться, я и сам не знаю, что скрыто под печатью, за одним исключением - дело чрезвычайной государственной важности…
Жан Плуабуш достал из разреза левого рукава жиппона бронзовый тубус, раскрошил синий сургуч, которым была залита крышка, отвинтил ее. Извлек пергамент, украшенный гербами королевского дома. Пробежался взглядом по первым строчкам.
Зажмурился, словно не веря, встряхнул головой. Перечитал заново.
- Кхм… « Милостью Господа нашего мы, Филипп Капетинг, христианнейший король Франции, сим повелеваем: всем прево и сенешалям нашим, ныне тринадцатого дня октября сего тысяча триста седьмого года по Пришествию Спасителя войти в командорства и бальяжи Дома Ордена бедных Рыцарей Храма Соломонова при оружии и с надлежащим сопровождением из числа верных слуг наших, братьев-рыцарей без всякого исключения взять под стражу, сержантов и слуг разоружить, допустить в командорства братьев представляющих Священный Трибунал инквизиции …»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});