она возвращает в кобуру, а нас со Стефани оставляет лежать на земле.
– Я считала, что вы – душевнобольная, – говорит Стеф. – Но вот уж кто чокнутый по-настоящему.
Ковер чадит поверх стульев, посылая вверх грязно-черные облака сажи. Пахнет химией.
– Похороны Викинга, – говорю я, садясь.
Я выплевываю кровь изо рта. Никакого ущерба от ее кулаков, если не считать синяки, я не претерпела.
– Ей нужно научиться контролировать себя, – ворчит Стеф. – Это важнее, чем ее подружка.
– Не для нее, – говорю я.
Дани выходит из двери своего дома с матрасом в руках. Матрас огромный и мягкий, он застревает в двери. Она выталкивает его кулаками и ногами, потом тащит по земле к нам. Она роняет матрас, дотащив его до чадящего костра. Поднимается целая туча золы и пепла, пламя моментально гаснет. В голубое небо устремляется столб холодного дыма.
– Черт, – говорит она, протирая банданой грязное лицо.
– Поговори со мной, Дани, – прошу я, поднявшись с земли. Полностью я разогнуться не могу. – Я не знаю, знаешь ли ты, что происходит, но дела идут очень плохо. Нам нужно узнать, куда Джулия увезла всех.
Она смотрит на меня так, будто, кто я такая, не имеет значения.
– Вода из ее стакана исчезла, – говорит она. – Та, что стояла по ее сторону кровати. Это была последняя вещь, к которой прикасались ее губы. Она выпила половину, и каждый день, после того как ее увезли, уровень воды становился все ниже и ниже, и я знала, что произойдет, но пока оставалась хоть капля, этого не случалось. Но вот вчера я заглянула в него – и стакан оказался сух. Прежде это был ее стакан с водой, а теперь это просто пустой стакан. Не осталось ничего, Линн. Все ушло.
Ее лицо обмякает. Глаза становятся безжизненными. Я никогда ни к кому не испытывала таких чувств, какие испытывает она.
– Я не хочу оставаться здесь без нее, – говорит она. – Я больше не могу быть одна. Не могу.
Она разворачивается и идет к сараю, а мы со Стефани остаемся вдвоем после ее ухода, словно потерпевшие бедствие.
– Вы не можете заставить ее выслушать вас? – спрашивает Стеф.
Дани выходит из сарая с желто-красной бензиновой канистрой, которая с каждым шагом ударяет ее по бедру. Она останавливается у костра, вывинчивает крышку, поливает матрас, выливая весь бензин до капли, потом отшвыривает канистру в сторону, вытаскивает коробок спичек из нагрудного кармана, поджигает все и швыряет коробок на матрас.
ПУ-У-УХ!
Огненный шар возникает над матрасом, и запах бензина бьет мне в нос. Я чувствую, как подгорают волоски у меня в носу. Мы со Стеф делаем несколько шагов назад, но Дани остается на прежнем месте. Ее лицо в этом доменном жару обретает свекольно-красный цвет.
Я жестом показываю Стеф, что она должна оставаться на месте, а сама направляюсь к Дани, которая наслаждается своими разрушительными действиями.
– Я ничуть не хотела тебя обидеть, – говорю я. – Я никого не хочу обижать.
– Когда тело Мишель нашли, какой-то старый алкаш пытался ее поцеловать, – говорит Дани.
– Вероятно, это был Карл ДеВулф-младший.
– Не знаю, – говорит она, и наступает долгая пауза. – По крайней мере, это случилось на воздухе. Она не хотела бы умереть в тесноте. Но меня вот не было, когда она нуждалась во мне больше всего.
– Это из-за Ская, – говорю я. – Сына доктора Кэрол. Он устроил все это. Он псих. Он играет со всеми нами.
– Я хотела быть тут только ради Мишель, – говорит безутешная Дани. – Ничего другого в жизни я не хотела.
Она меня не слышит. Мы обе стоим, смотрим, как горит мебель. Стеф разглядывает нас с другой стороны костра сквозь вибрирующий от жара воздух.
– Сын доктора Кэрол – опасный тип, – говорю я. – Ты должна мне верить. И теперь он с Джулией, Мэрилин и Хизер, а я не знаю, где они. Мы должны их найти.
– Они на Красном озере, – говорит Дани.
Ну, конечно же.
Адриенн купила лагерь «Красное озеро», потому что знала, какие проблемы есть у выживших. Они отстраняются от других людей, уходят в себя, они полагают, что шаманство, а не медицинское лечение даст им видимость стабильности. Они цепенеют.
Эта ирония не проходит мимо меня.
Нас, женщин, прошедших огонь, влечет смерть. Иногда мы выбираем очевидные способы – самоубийство или передозировка; иногда действуем тоньше, выходим замуж за кого-нибудь, кто любит объясняться кулаками, или пьем, не зная меры, и садимся за руль, пока удача не изменяет нам.
Адриенн понимала эту проблему, а потому и создала ее решение. Она заново, на деньги, заработанные в кино, открыла лагерь «Красное озеро» и попыталась спасти нас всех. Психотерапевты разбили кемперов на группы, и кемперы держались друг друга все время, пока оставались в лагере, и курс лечения проходили вместе, отчитывались друг перед другом, несли ответственность друг за друга. Никто не заканчивает гонку и не выигрывает игру, пока финишную черту не пересечет вся команда и ее участники. Они называют себя семьей. Они называют друг друга сестрами. Дальнейшие шаги Адриенн показывают, что более шестидесяти процентов сестер потом долгие годы не теряют друг друга, сближаются на всю жизнь. Спасают друг друга. Первые семьи покинули «Красное озеро» в 1991 году. Женщинам этим сегодня около тридцати шести. Две из них замужем. Шесть из них работают на Красном озере. Все они пережили пребывание в лагере. Никто не умер. Адриенн спасла их жизни.
– Поедем со мной? – прошу я Дани. – Пожалуйста.
Я знаю, что произойдет, если я заберу Стеф и уеду. Когда вещи, обреченные Дани на сжигание, кончатся, она встанет на колени рядом с костром лицом к холмам, достанет свой «Глок» и отправится к Мишель. Хоть кого-то я должна спасти.
Она не сводит глаз с костра.
– Мэрилин, Хизер и Джулии грозит опасность, – говорю я. – Ты нас всегда защищала. Ты нужна нам теперь. В последний раз.
Когда Дани начинает отвечать, голос ее звучит очень тихо.
– Со мной покончено, – говорит она.
Спина у нее сгорблена, плечи сутулые, веки полузакрыты, уголки рта провисают. Не могу сказать наверняка – то ли она потеет, то ли плачет. То ли и то и другое.
– Пожалуйста, Дани, – говорю я.
Если мы уедем, она засунет пистолет себе в рот. Куда бы я ни приехала, там умирают последние девушки. Я уже устала от этого.
Дани отрицательно качает головой.
– Одной мне этого не поднять, – говорю я. – Пыталась всю мою жизнь, но ничего хорошего из моих попыток не выходило. Ты мне нужна, Дани. Одного мало, да и двух не слишком