Трус.
Он потратил много времени, обучаясь убирать это чувство подальше в мозг, и делал это сейчас.
— Я иду с вами, — произнесла Кайла, сжав крепко костяшки пальцев вокруг стакана. — Достаточно этой самостоятельной чепухи. Я так зла, что могла бы...
Она швырнула стакан на кухонный пол, тот разбился в ногах у Орлы. Орла смотрела на него, а потом на Гэнси, выражение её лица было извиняющимся, но Гэнси достаточно долго жил с горем Ронана, чтобы его опознать.
— Вот! — заорала Кайла. — Вот на что это похоже. Просто уничтожить без цели!
— Я достану пылесос, — сказала Джими.
— Я достану валиум, — сообщила Орла.
Кайла вылетела на задний двор.
Гэнси отступил и, крадучись, поднялся по лестнице в телефонную/швейную/кошачью комнату. Это было единственное помещение, где он был на втором этаже, и единственное место, где, он знал, следует искать Блу. Её там, тем не менее, не было, не было её и в смежной комнате, которая точно оказалась её спальней. Он нашёл её в комнате в конце коридора, которая, казалось, принадлежала Персефоне: тут пахло ею, и всё в ней было странно и умно.
Блу сидела рядом с кроватью, агрессивно отковыривая лак со своих ногтей. Она подняла глаза на него; дневной солнечный свет остро и ярко светил на матрац рядом с ней, заставляя её жмуриться.
— Прошла вечность, — сказала она.
— У меня телефон был выключен. Прости.
Она сковырнула ещё немного лака на мохнатый ковёр.
— Думаю, в любом случае, не было никакого смысла торопиться.
Ах, Блу.
— Мистер Грей здесь? — поинтересовалась она.
— Я его не видел. Слушай, я сказал Кайле, что мы собираемся в пещеру. Искать Мору. — Он поправил на более формальное: — Твою мать.
— Ох, серьёзно! Не надо тут мне Ричарда Гэнси! — огрызнулась Блу, а затем тут же начала плакать.
Это противоречило правилам, но Гэнси присел около неё, одной ногой уткнувшись ей в спину, другой — ей в колени, и обнял её. Она свернулась в его объятиях, руки смяв у него на груди. Он почувствовал, как горячая слеза скользнула в изгиб его воротника. Он закрыл глаза от солнца, светящего в окно, обжигающего его в свитере, нога онемела, локоть вдавился в металлический каркас кровати. Блу Сарджент прижималась к нему, и он не двигался.
«На помощь», — подумал он. Он вспомнил, как Гвенллиан говорила, что это было начало, он чувствовал, как разматывающийся всё быстрее и быстрее клубок ниток поймали на ветру.
Начало, начало...
Он не мог сказать, кто кого утешал.
— Я часть бесполезного нового поколения, — наконец, заговорила Блу, слова звучали прямо на его коже. Желание и страх расположились совсем рядом друг с другом в его сердце, одно обостряло другое. — Компьютерного поколения. Я продолжаю думать, что могу нажать на кнопку сброса и начать заново.
Он отодвинулся, морщась от покалываний в конечностях, и дал ей лист мяты, прежде чем снова усесться спиной к каркасу кровати рядом с ней. Когда он поднял взгляд, то понял, что в дверном проёме стояла Гвенллиан. Было невозможно сказать, как долго она там стояла, её руки были вытянуты вверх по косякам двери, как будто она старалась удержаться, а её толкали в комнату.
Она ждала, пока не стала уверена, что Гэнси смотрит, и тогда запела:
— Королевы и короли,
Короли и королевы.
Синяя лилия, лиловая синь.
Короны и птицы,
Мечи и вещи,
Синяя лилия, лиловая синь.
— Ты пытаешься меня разозлить? — спросил он.
— Ты злишься, о, рыцарствующий? — сладко ответила Гвенллиан. Она прижалась щекой к руке, раскачиваясь вперед-назад. — Я привыкла мечтать о смерти. Я пела каждую песню, что знала, так много раз, пока лежала в той коробке лицом вниз. Каждый глаз! Каждый глаз, до которого я могла дотянуться, я просила искать меня. И что я получила, кроме глупости и слепоты!
— Как ты использовала глаза других людей, если ты как я? — спросила Блу. — Если у тебя нет никаких собственных экстрасенсорных сил?
Рот Гвенллиан принял самую презрительную форму из всех возможных.
— Это вопрос! Будто спросить, как ты можешь забить гвоздь, если ты не молоток.
— Плевать, — сказала Блу. — Это не имеет значения. Меня, правда, не заботит.
— Артемус научил меня, — сообщила Гвенллиан. — Когда он не работал над раз-два-три для моего отца. Вот загадка, любовь моя, любовь моя, любовь моя, что растёт, любовь моя, любовь моя, любовь моя, от тьмы, любовь моя, любовь моя, любовь моя, к тьме, любовь моя, любовь моя, любовь моя.
Блу сердито вскочила на ноги.
— Не надо больше игр.
— Дерево ночью, — произнёс Гэнси.
Гвенллиан прекратила раскачиваться на руках и изучала его, всё ещё сидящего на полу.
— Много от моего отца, — сказала она. — В тебе много от моего отца. Это Артемус, то дерево ночью. Твоя мать ищет его, синяя лилия? Ну, тогда тебе следует разыскать моего отца. Артемус будет к нему настолько близко, насколько сможет, пока что-нибудь не помешает ему. Лучше шептать.
Она плюнула на половицы около Гэнси.
— Я и ищу его, — признал Гэнси. — Мы идём под землю.
— Прикажи мне сделать для тебя что-нибудь, маленький королевич, — обратилась она к Гэнси. — Давай посмотрим на твою королевскую горячность.
— Вот так твой отец убеждал людей делать что-нибудь для него? — поинтересовался он.
— Нет, — Гвенллиан выглядела этим раздосадованной. — Он их просил.
Даже сквозь всю неправильность и невозможность это согрело Гэнси. Так было правильно: Глендовер должен был править по желанию, не по команде. Вот такого короля он искал.
— Ты пойдешь с нами? — попросил он.
Глава 44
Когда Колин Гринмантл вышел на крыльцо своего ретроспективного фермерского домика и взглянул на поле, раскинувшееся впереди, то увидел стадо коров неподалёку и двоих молодых мужчин, стоящих очень близко.
По правде сказать, это были Адам Пэрриш и Ронан Линч.
Он посмотрел на них сверху вниз.
Они на него снизу вверх.
Ни одна из сторон не произнесла ни слова. Оба парня сбивали с толку – в частности, у Адама Пэрриша было любопытствующее лицо. Не в том смысле, что он был любопытным человеком. Но в чертах его лица присутствовала некоторая особенность. Он был инородно красивым образцом видов, населяющих западную Вирджинию; тонкие кости, впалые щёки, красивые и едва заметные брови. Он был одичалым и костлявым, словно сошедший с портретов времён Гражданской войны. Брат сражался с братом, пока их дома превращались в руины...