Тень тучи промелькнула над склоном холма. Умолкли птицы и сверчки. Внезапно Альфадасу показалось, что он никогда больше не увидит своего отца.
Серебряная ночь
Они молча ехали по ночному лесу. Теплый осенний ветер срывал последние листья с ветвей. Никогда прежде Мандред не чувствовал настолько отчетливо магию Альвенмарка. Луна висела низко в небе и была гораздо больше, чем в мире людей. Этой ночью она сверкала красноватым светом. «На луне кровь», — шептались эльфы; они видели в этом предвестие несчастья.
Но самым жутким в эту ночь был свет. Он немного напоминал колдовское сияние, которое ему иногда доводилось видеть в ясные зимние ночи над Фирнстайном. Но это сияние было серебряным. И оно стояло не высоко в небе, а лежало меж деревьев, словно вуаль, сотканная из лунного света. Меж ветвей время от времени плясали искорки, похожие на звезды, которые спустились с небес.
На этот раз они не пошли к замку Эмерелль и не стали переходить через Шалин Фалах, Белый Мост. Нурамон пояснил, что в последние часы осени эльфы отмечают праздник Серебряной ночи. Они встречаются на поляне посреди Старого леса. Когда-то именно с этого места из их мира ушли альвы. Только в эту ночь Эмерелль могла сплести заклинание, позволявшее слышать голоса предков — тех эльфов, которые ушли в лунный свет.
Друзья ехали по лесу на протяжении нескольких часов, и Мандред прикидывал, что полночь уже близко, когда вдруг зазвучала негромкая музыка. Сначала это было сродни предчувствию, едва слышимое изменение в звуках леса. Крик сыча и шорох мышей в сухой листве все больше и больше блекли, когда вдали послышалась песня флейты. Мандреду показалось, что в тени деревьев он увидел козлоногое существо, игравшее на свирели и танцевавшее под ее звуки.
Затем к песне флейты примешались другие звуки, которые сын человеческий не сумел отнести ни к одному известному ему инструменту.
Эльфы нервничали, словно дети, ждущие сладостей, которые пекут во Фьордландии на праздник яблок.
Меж деревьев появилось красное сияние. Огромный фонарь… Нет, палатка, в которой горел свет. Лес расступился, и Мандред остановился, пораженный открывшимся перед ним зрелищем. Они добрались до широкой поляны, в центре которой возвышался большой холм, на вершине которого словно росла отвесная скала. Снизу казалось, что она достигает самого лунного диска. Подножие скалы не смогли бы охватить даже пятьдесят взявшихся за руки мужчин. Тысячи огоньков танцевали вокруг потрескавшегося камня.
Вокруг холма стояли дюжины менгиров, словно младшие братья отвесной скалы. Повсюду между ними двигались эльфы, водившие веселый хоровод. На поляне был разбит лагерь. Подобно огромным пестрым фонарикам ночь освещали палатки. Их было так много, что становилось ясно, здесь не только Эмерелль со своим двором.
Внезапно ритм музыки изменился, и Мандред увидел, как от хоровода эльфов отделилась одинокая фигура. Окутанная ярким светом, она взлетела к вершине отвесной скалы и, широко раскинув руки, приветствовала луну.
И словно в ответ на приветствие, из скалы пролился свет, вскоре он заполонил холм и наконец вылился на поляну. Потянулся он и к маленькому отряду. Мандред испуганно задержал дыхание. Один-единственный раз в своей жизни видел он такой свет, когда солнечным полуднем нырнул в чистую воду фьорда. Он хорошо помнил, как посмотрел на солнце из глубины, и как вода изменила его лучи.
Он все еще не решался вздохнуть. Закружилась голова. Казалось, свет течет сквозь него и уносит с собой.
Мандред услышал голоса.
— Нет, с ним все в порядке.
Заморгав, сын человеческий огляделся по сторонам. Он лежал в высокой траве.
— Что это со мной?
— Ты вдруг упал с лошади, — ответил Нурамон. — Однако, похоже, ты не ушибся.
— А где свет? — Мандред попытался подняться. Он лежал рядом с красной палаткой; однако чудесный свет, который тек из скалы, исчез.
Нурамон помог ему подняться.
— Ты первый из сынов человеческих, кто присутствует на празднике Серебряной ночи, — строго сказал Олловейн. — Надеюсь, ты оценишь эту особую милость.
— Мастер меча? — К ним подошли двое эльфов в доспехах. — Королева хочет видеть тебя одного.
Фародин и Нурамон удивленно переглянулись.
— Мы впали в немилость? — сухо поинтересовался Мандред.
— Нам не пристало толковать приказы королевы. — И воины вместе с Олловейном удалились без лишних слов.
— Его пригласили или увели? — удивленно спросила Йильвина.
— Ты имеешь в виду, что королева знает, насколько сильно его помощь опоздала в Анискансе? — спросил Мандред.
— Я думаю, что она хочет выслушать его прежде нас, — ответил Фародин.
На этот раз он обменялся с Нурамоном обеспокоенным взглядом.
Луна опустилась к горизонту, когда стражники вернулись. Больше часа эльфы пробыли наедине со своими сомнениями, в то время как остальные дети альвов весело праздновали. Товарищи последовали за воинами к королевской палатке цвета шафрана. «Она больше длинного дома», — с завистью подумал Мандред.
Когда он хотел войти вместе со всеми, стражники скрестили перед ним копья.
— Прости нас, сын человеческий, — сказал один из них. — В эту ночь тебе не позволено видеть королеву. Уже одно то, что ты присутствуешь на этом празднике — высочайшая честь, которая когда-либо была оказана человеку.
Мандред хотел ответить колкостью, когда ясно услышал доносившийся изнутри голос королевы. Ее тень отчетливо была видна на ткани палатки. Эмерелль показалась ему выше, чем в тронном зале, однако тут, должно быть, все дело было в свете.
— Я рада видеть вас в добром здравии.
— Моя королева, твое желание исполнено. Сын Нороэлль мертв.
— Ты прекрасно знаешь, каково было мое желание и что оно не было выполнено. Гийом умер не от твоих рук, и не от рук твоих спутников. Поэтому не говори мне, что мое желание исполнено! — Голос эльфийской королевы был холоден, словно лунный свет. Никогда прежде Мандред не слышал, чтобы она так разговаривала. — Вы не можете ни понять, насколько разочаровали меня, ни какой вред принесли ваши поступки. Дело было не только в том, чтобы Гийом умер, а в том, как именно он умер. Поэтому не осмеливайся даже спрашивать о Нороэлль! Ваш успех мог бы смягчить вину Нороэлль… Но ничего не изменилось.
Мандред не поверил ушам. Чего хочет Эмерелль? Гийом же мертв! Фародин и Нурамон не заслужили такого отношения. Он с удовольствием сбил бы обоих стражников с ног, чтобы войти в палатку и прочесть ей лекцию о справедливости.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});