В общем, вместо Люксембурга я попал в «Известия». Однако за 20 лет даже самая интересная работа становится рутиной. Да и книга о политике так и не была написана. Вновь мною овладела охота к перемене мест.
Я понимал, что за 20 лет ситуация изменилась не в мою пользу. Была перейдена пенсионная черта. Ушли многие люди, которые могли бы мне помочь. Приищи новые люди с хорошим аппетитом и крепкими плечами. Люксембург отпадал. Возникла мысль о Новой Зеландии. Вряд ли туда кто-то будет рваться, рассуждал я. Слишком далеко, не слишком интересно, бесперспективно. Как раз, значит, для меня. Говорил с Шеварднадзе, с Козыревым. Кажется, — с Панкиным.
И вдруг вместо Новой Зеландии — Израиль. Какая уж тут теория политики. Тут практики невпроворот. Но это как раз не столько пугало, сколько радовало. Было приятно осознавать, что начальство поверило в мои знания, в мой опыт. Новая настоящая работа, новые проблемы, новые люди — это как тонизирующий душ. Тот самый случай, когда заниматься политической практикой гораздо интереснее, чем политической теорией.
— Как Вам удалось, став послом, сохранить интерес к людям в этом жестоком мире?
— Во-первых, по-моему люди, живущие в «жестоком мире», не менее интересны (если не более), чем люди, живущие в «добром мире». Люди всегда интересны. Даже «неинтересные». Во-вторых, почему «удалось»? Посол работает не с абстрактными институтами, структурами, а с живыми людьми. С ними он говорит, их убеждает, пытается понять их и через них — страну, ее порядки, политику. Важно беседовать с министрами, с другими послами, но иногда разговор с «простым» человеком может дать больше, чем беседа на высоком уровне. Я это понял еще будучи журналистом. Это подтверждает и моя дипломатическая практика.
— Ваши недостатки?
— Их, к сожалению, немало. Успокаиваю себя тем, что страдаю от этих недостатков, прежде всего сам, а не другие люди.
Скажем, недостаточная сила воли. Много раз брался учить разные языки, вплоть до китайского и африкаанс (а теперь уже — вплоть до иврита). Но так и не научился. По-настоящему не говорю ни на одном. Кроме русского.
По поводу других недостатков прошу обратиться к жене.
— Какие женщины Вам нравятся и почему?
— Мне нравятся те женщины, с которыми не скучно.
— Чем занимаются Ваша жена, дети, внуки?
— Лена Петровна на пенсии. Ранее преподавала философию и эстетику в Московской консерватории и институте Гнесиных.
Дочка Женя закончила факультет журналистики МГИМО. Вышла замуж за журналиста из «Комсомолки». И пока он в Берлине, Женя там же, работает машинисткой у военных.
Внук, Макар Сергеич, еще весь погружен в счастливое детство.
— Ваше любимое блюдо?
— «У меня не вкус, а вкусы», ответил Флобер на вопрос, не имеющий, правда, отношения к гастрономии. Но аналогия возможна: не любимое блюдо, а любимые блюда. Например, все «пельменообразные» (хинкали, бозы, манты и т. д.). «Морские гады» (креветки, кальмары, лангусты). Хаши (здесь нечто подобное известно как «марак регель». Эскарго (виноградные улитки в чесночном соусе). И гречневая каша с луком. И… Но хватит. Иначе можно растолстеть. Жена уже много лет ругается и настаивает на переходе к овощам и фруктам. Да как-то не получается. Знаю, что нужно. Да уж больно скучно жевать морковку и даже киви.
— Расскажите о своих пристрастиях. Что Вы читали в последнее время?
— Мое главное пристрастие, «хобби», если хотите, это моя работа. Она мне всегда нравилась больше, чем собирание марок или рыбная ловля. Отсюда — первый круг чтения. Специальная литература, без знания которой невозможно поддерживать требуемый уровень профессионализма.
Соответственно, «последнее время» отражено на моем столе — и на работе, и дома. Сегодня это два последних номера журнала «Тель-Авив», книга А. Неера «Ключи к иудаизму». Недавно прочитал «Воры в ночи» А. Кестлера и мемуары Р. Эйтана.
Чтобы не терять связь с теорией, философией, продолжаю выписывать и читать «Вопросы философии». У Шемы взял нашумевшую «Розу мира» Д. Андреева. С опозданием в полжизни штудирую «Открытое общество» К. Поппера.
С художественной литературой сложнее. Выписываем «Знамя», «Иностранную литературу». Плюс — «Литературную газету». Но времени катастрофически не хватает. Хорошо, Лена Петровна мне иногда пересказывает прочитанное.
— Этот вопрос к Вам не как к дипломату, а как к известному журналисту: что Вы думаете о русскоязычной прессе в Израиле?
— Вы, само собой, можете спрашивать меня, как «известного журналиста». Но именно как журналист я не хотел бы быть судьей моих коллег, других журналистов. И поэтому отвечу дипломатически: у меня нет времени думать о качестве русскоязычной прессы в Израиле — я читаю ее.
— Какой вопрос Вы хотели бы задать самому себе?
— Неужели я так и не успею вновь стать стройным?
Назревал визит заместителя министра иностранных дел Анатолия Леонидовича Адамишина. Мы с ним были давно знакомы. Не по работе. Иногда пересекались где-то в кругах «творческой интеллигенции».
Визит — значит очередные посиделки в Савьоне. И тут мои сотрудники, которые настоящие дипломаты, взяли меня за горло. Нужно жестко соблюдать протокол. Аперитив (то есть выпить понемножку, под орешки в процессе сбора гостей). Таблички с фамилиями на столе. Вышколенные официанты (коих надо арендовать в ресторане).
До сих пор я действовал в рамках обычаев нормального русского гостеприимства. Без, разумеется, аперитивов, табличек и официантов. Без чопорности. Делал упор на создание непринужденной, легкой обстановки. Заботился не столько о сервировке, сколько о качестве и разнообразии блюд. Обычно, в других «домах», 90 % того, что стояло на столе, было из местных «кулинарий». У нас же почти все готовилось дома, по рецептам Лены Петровны. Вроде бы получалось. Гость, как мне казалось; оставался доволен. Но дипломаты наши, привыкшие к другим порядкам, были недовольны.
В общем, поговорили. Согласился я на аперитивы. Таблички и официанты были отвергнуты. Купили новые скатерти и стулья.
Адамишины плюс Посувалюк прибыли 19-го. Скучно отужинали в Иерусалиме. Мидовские сплетни: кого, куда и за что. С утра 20-го началась череда визитов. Побывали у Рабина. Кратко и суховато. Посетили Вейцмана. Живо, в общем и целом. Поговорили с Бейлиным. Интересно, по делу.
Адамишин немножко капризничал. Израильтяне были вынуждены на ходу перестраивать программу. Пришлось и мне понервничать. Адамишин, сославшись на больное горло, и Посувалюк, сославшись на Адамишина, не приехали в Савьон на заранее запланированный ужин. На амбразуру бросили Ольгу Николаевну Адамишину. Был Михаил Александрович Ульянов. Подушевничали с ним. Под аккомпанемент грозной речи Ельцина, громившего Верховный Совет.