Читать интересную книгу Реабилитированный Есенин - Петр Радечко

Скромная, спокойная, ненавязчивая Женя обходится редкими знаками внимания со стороны поэта и продолжает любить его незабывно, преданно и нежно. После его возвращения из-за границы и разрыва с Дункан она напоминает о себе поздравлением поэта с днем рождения:

«Сергей Александрович, дорогой!

Сегодня я тоже помню Вас и, наверно, буду помнить еще много дней впереди. Я верю в Вас, верю, что и у вас будет еще много радости, простой человеческой радости.

Низкий, низкий поклон и поцелуй, Женя».

Вторая записка написана ею 8 декабря 1923 года, то есть вскоре после так называемого «Дела четырех поэтов», когда Есенин был обвинен якобы в проявлении антисемитизма и потому особенно нуждался в дружеской поддержке:

«Сергей Александрович!

Я шлю Вам низкий поклон.

Хочется знать, как Вы живете.

Если можете, позвоните завтра. Женя».

Отсутствие собственного жилья, интриги недругов и завистников, всевозможные провокации являлись причиной нередких и продолжительных поездок Есенина по стране. 14 апреля 1924 года он провел вечер поэзии в зале Лассаля в Ленинграде, чтобы собрать средства на издание книги «Москва кабацкая». Благодарная публика долго-долго не отпускала его со сцены. И он назавтра пишет Галине Бениславской, что «решил остаться жить в Питере». Зовет и ее, а также просит, чтобы она привезла ему ставший знаменитым большой американский чемодан или послала с ним Ивана Приблудного или Риту.

В это время как раз в Питер уезжал жених младшей из сестер Лившиц – Евы, студент Государственного института искусств Марк Гецов. (Как мне недавно удалось выяснить, Марк Азриэлевич родился в Минске и, вероятно, давно знал сестер Лившиц). Старшие из них уговорили земляка и будущего родственника доставить по назначению такую необычную поклажу и попросили самолично встретиться с поэтом, узнать о его самочувствии, окружении, образе жизни.

Ощущая какую-то недомолвку в их отношениях, Женя пишет Есенину письмо такого содержания:

«Сергей Александрович, милый!

Мне не хочется, чтоб между нами осталось небольшое чувство досады. Я шлю Вам большой и теплый привет.

Дорогой, берегите себя! Я целую Вас. Женя.

P.S. Когда выйдет книжка, постарайтесь поскорее прислать нам.

Я ведь почти не знаю “Москвы кабацкой” и жду ее с нетерпением.

Москва. 29/ IV–24 г.»

Марк Гецов встретился с поэтом и в тот же день, второго мая, написал письмо Жене и Рите с подробным изложением этого события, а также о том, какое впечатление произвел на него этот «чудесный, простой, сердечный человек. Мне стало ужасно хорошо. <…> Может, я попал в один из тех счастливых моментов, когда Сергей Александрович бывает исключительно хорошим, ну и отлично – я очень рад. Теперь я Есенина люблю вдвойне…»

Больше Есенину девушка с библейскими глазами не писала. Как и он ей. Но в письмах Рите, Галине Бениславской и некоторым другим он неизменно передавал приветы и низкие поклоны Жене. Чувствуя свою в некотором роде ответственность за судьбу безмерно влюбленной в него девушки, через Риту он советует ей выйти замуж. Но она остается верной ему. Смерть Есенина она восприняла как личную трагедию.

Замуж Евгения Лившиц вышла только в 1930 году, когда ей исполнилось 29 лет. В память о поэте своего второго сына она назвала Сергеем.

Во время войны умер муж Евгении, инженер-строитель А. И. Гордон. Она работала в Центральном институте усовершенствования врачей, а после защиты кандидатской диссертации – в Тропическом институте Академии наук СССР. Умерла Евгения Исааковна от инфаркта в 1961 году и похоронена на Востряковском кладбище. Ее внуки нынче живут в Англии.

Незадолго до смерти Евгения передала свой архив сестре Маргарите. Публикуя часть его в 1995 году, накануне 100-летия со дня рождения С. А. Есенина, научный сотрудник Института мировой литературы имени А. М. Горького Российской академии наук Н. Г. Юсов, повторил ту же ошибку в юбилейном сборнике научных трудов. Хотя мог бы устранить эту многолетнюю неточность с помощью дочери Маргариты – Инны Максимовны Бернштейн, которую поблагодарил за предоставленные материалы.

Но имя хранительницы архива сестер Лившиц было произнесено. Харьковские поклонники творчества поэта нескоро, но все же вышли на след Инны Максимовны, хотя при наличии некоторых дополнительных сведений сделать это было просто. Ведь она, будучи переводчицей, являлась членом Союза писателей СССР, а каждая солидная библиотека располагает справочником с их адресами.

Однако, узнав с помощью И. М. Бернштейн о том, что сестры Лившиц родились в Минске, харьковчане затеяли спор о целесообразности обнародования этих сведений за пределами своего города. Как это было и в случае со Львом Осиповичем Повицким, надежным и заботливым другом Есенина. Нигде никогда не было сказано слова о месте его рождения. Но, поскольку учился он в Харьковском университете, а в 1920 году к нему в Харьков пожаловал Есенин с друзьями, складывалось впечатление, что он извечный харьковчанин. И это тешило сердца местных есениноведов. Экий дешевенький местечковый патриотизм!

Несколько лет назад в Москве я встретился с сыном Л. О. Повицкого, который выпустил книгу своего отца «О Сергее Есенине и не только…». В ней помещена автобиография Льва Осиповича, в которой сообщается, что вырос он в городе Мозыре бывшей Минской губернии и считает его родным. В Харькове он учился на первом курсе юридического факультета до ареста за революционную деятельность, а потом бывал здесь лишь наездами. Родился же он недалеко от Гродно, на территории нынешней Польши, в гмине Понеман-Пожайсца Мариампольского уезда, что потом бывший подпольщик, на всякий случай, скрывал. Таким образом, я узнал: Лев Повицкий считал своей малой родиной Беларусь, а не Харьков, на что неизменно пытались намекнуть украинские коллеги.

В разные годы я много времени потратил на поиски белорусских следов Рыфмочки – Жени Лившиц – в Национальном историческом архиве Беларуси. Дело усложнялось не только обилием обладателей такой фамилии (даже на сегодняшний день по телефонному справочнику в компьютере их насчитывается в республике около двухсот!), но и тем, что многие документы пропали во время войны. Главный из них в данном случае – «Посемейные списки Минской мещанской управы за 1902 год», из которых уцелела лишь только восьмая часть.

Были просмотрены и изучены многие сотни всевозможных дел, тысячи и тысячи больших листов писарской каллиграфической дореформенной вязи, относящейся не только к Минску, но и к другим губернским, уездным городам, местечкам и волостным центрам. В результате появилось немало косвенных подтверждений проживания семьи Исаака Лившица в Минске.

Мне удалось проследить родословную уже упоминаемого жениха Евы Лившиц – Марка Гецова, а также семьи известного фотомастера Моисея Наппельбаума, который вместе с дочерью Идой фотографировал Есенина в Ленинграде в 1924 году, а потом сделал и посмертный его снимок. Фотографировали они и сестер Лившиц. Кстати, Рита по приезде в Москву некоторое время работала в его фотоателье. Наверняка, они были знакомы еще в Минске.

Здесь же жила семья Самуила Шмурака. Именно у него работала после смерти мужа от разрыва сердца мать сестер Лившиц. Затем вышла замуж за его сына – Бенциона, с которым и перебралась в Петроград. Оставшись в 1905 году одна с тремя малыми дочерьми, среднюю, Маргариту, она отдала на воспитание более состоятельным родственникам в Варшаву. Когда в 1914 году началась Первая мировая война, приемные родители Риты перебрались в Москву, где она и закончила гимназию. Потому с белорусским акцентом говорить не могла. И в Харькове она никогда не была.

Среди нескольких Исааков Лившицей, проживавших в Минске во время предыдущей переписи в 1896 году, мне удалось обнаружить только двух, следы которых затерялись к переписи 1914 года. Были они двоюродными братьями и имели одного общего деда Исаака. Для уточнения того, кто из них мог быть дедом сестер Лившиц, нужно было узнать отчество их отца – тоже Исаака. В разгадке я рассчитывал на дочь Маргариты – Инну Максимовну Бернштейн. Но она написала мне в письме от 9.02.2007, что отчества своего дедушки не знает:

«…наши интересы почему-то на старину не распространялись, мои братья и я, по глупости, больше интересовались будущим и только под конец сообразили, что не нашего ума это дело… Так что из названных Вами двух Ициков – Исааков любой мог быть моим дедом».

И, наконец, еще один любопытный аргумент. Среди множества документов 1900–1910 годов я обнаружил такое заявление:

«Покорнейше честь имею просить Минскую мещанскую управу о выдаче мне удостоверения о принадлежности к обществу для предоставления в Минский государственный банк.

г. Минск. Лившиц Хая Гиршевна».

На обратной стороне заявления, заполненного 24 апреля 1900 года, написано, что эта просьба удовлетворена.

Учитывая то, что отец сестер Лившиц работал в банке, я направил Инне Максимовне Бернштейн текст этого документа. Ведь ее бабушка была служащей и вполне возможно, что после вступления в брак с первым мужем перешла на работу к нему в банк.