Читать интересную книгу Стив Джобс - Уолтер Айзексон

В конечном итоге они купили стиральную и сушильную машину фирмы Miele немецкого производства. «Она вызвала у меня больше восторга, чем любая технологическая новинка за последние годы», — признавался Джобс.

Для гостиной со сводчатым потолком Джобс купил произведение искусства — фотографию Анселя Адамса, зимний рассвет над Сьерра-Невадой, снятый из калифорнийского городка Лоун-Пайн. Адамс сделал этот огромный отпечаток для своей дочери, которая потом его продала. Однажды домработница Джобса протерла его влажной тряпкой, и Джобс, отыскав одного из сотрудников Адамса, попросил его прийти, снять поврежденный слой и восстановить его.

Их дом выглядел настолько непритязательно, что Билл Гейтс был поражен, когда приехал с женой навестить Джобса. «И что, вы все здесь живете?» — спросил Гейтс, который в то время как раз строил под Сиэтлом дом площадью 6 тысяч квадратных метров. Даже во времена второго пришествия в Apple, будучи всемирно известным миллиардером, Джобс по-прежнему не имел ни охраны, ни постоянно проживающей прислуги и даже не закрывал днем заднюю дверь.

Единственная проблема с безопасностью странным и печальным образом была связана с Барреллом Смитом, лохматым херувимом, который писал программы для Macintosh, приятелем Энди Херцфельда. После ухода из Apple у Смита проявились биполярное аффективное расстройство и шизофрения. Он жил неподалеку от дома Херцфельда и, когда болезнь прогрессировала, ходил по улицам голый или бил стекла в машинах и церквях. Его пичкали лекарствами, но трудно было подобрать правильную дозу. Когда его демоны вернулись, он стал по вечерам ходить к дому Джобса, бросал камни в окна, оставлял бессвязные письма, а однажды подбросил в дом петарду. Его арестовали, но дело закрыли, когда Смит продолжил лечение. «Баррелл был таким веселым и наивным, и в один апрельский день он внезапно сломался, — вспоминал Джобс. — Это совершенно непонятно и очень печально».

Джобс сочувствовал ему и часто спрашивал Херцфельда, чем еще можно помочь. Однажды Смита посадили в тюрьму, и он отказался назвать свое имя. Херцфельд через три дня узнал об этом и попросил Джобса его вызволить. Джобс помог, но удивил Херцфельда вопросом: «Если бы что-то подобное случилось со мной, ты стал бы так же заботиться обо мне?»

Джобс оставил себе дом в Вудсайде примерно в 15 километрах от Пало-Альто. Он хотел снести этот построенный в 1952 году особняк в испанском колониальном стиле с 14 спальнями и возвести на его месте совсем простой современный дом в японском стиле, примерно в три раза меньше. Двадцать лет шла длинная серия судебных разбирательств с людьми, желавшими сохранить старый, пусть и гибнущий дом. (В 2011 году он наконец получил разрешение на снос, но к тому времени уже не было желания строить второй дом.)

Иногда Джобс пользовался полузаброшенным вудсайдским домом — и особенно его бассейном — для семейных вечеринок. Когда Билл Клинтон был президентом, он и Хиллари, навещая дочь в Стэнфорде, останавливались во владениях Джобса, на ранчо 50-х годов. Поскольку этот дом также не был оборудован, Пауэлл к приезду Клинтонов обратилась в мебельные магазины и галереи, чтобы его обставить. Однажды, вскоре после внезапных признаний Моники Левински, Пауэлл осматривала дом перед приездом Клинтонов и заметила, что одна картина пропала. Она забеспокоилась и спросила у сотрудников спецслужб, прибывших в дом заранее, что случилось. Один из них отвел ее в сторону и сказал, что на картине было изображено платье на вешалке, которое могло напоминать о синем платье в деле Левински, и поэтому решено было картину убрать. (Как-то раз во время ночной телефонной беседы Клинтон спросил Джобса, как ему вести себя в истории с Левински. «Не знаю, было ли это на самом деле, но если да, нужно все рассказать народу», — сказал президенту Джобс. Клинтон в ответ промолчал.)

Лиза поселяется в доме

Когда Лиза училась в восьмом классе, Джобсу позвонили ее учителя. У нее были серьезные проблемы, и школьное начальство посчитало, что ей было бы лучше уехать из дома матери. Отправившись с Лизой на прогулку, Джобс расспросил ее о случившемся и предложил перебраться к нему. Лиза, которой было уже четырнадцать, два дня подумала и согласилась. Она уже знала, в какой комнате хочет поселиться — по соседству с папиной. Однажды она заходила в дом, когда там никого не было, и примерялась к комнате, полежав на голом полу.

Это было трудное время. Крисэнн Бреннан, жившая неподалеку, порой приходила и громко ругалась во дворе. «Когда я недавно спросил ее, в чем было дело и почему Лизе пришлось переехать, она сказала, что до сих пор не может до конца осмыслить то, что происходило в то время. Но потом написала мне длинный имейл, в котором пыталась объяснить ситуацию».

Знаете, как Стиву удалось добиться от Вудсайда разрешения на снос своего дома? Многие жители хотели сохранить дом из-за его исторической ценности, но Стиву хотелось все снести, построить новый дом с садом. Стив довел дом до такого состояния, что спасти его уже было невозможно. Чтобы получить желаемое, он использовал стратегию наименьшего сопротивления и участия. Он годами ничего не делал в доме, может, даже специально не закрывал окна, и дом совсем обветшал. Гениально, правда? <…> Когда Лизе было 13 и 14 лет, Стив похожим образом старался подорвать мое влияние, да и мое самочувствие в ту пору, чтобы она переехала к нему. Он применял вначале одну стратегию, но потом перешел к другой, более простой, которая оказалась еще более разрушительна для меня и принесла больше проблем Лизе. Не то чтобы совсем честно, но он получил то, что хотел.

Лиза жила с Джобсом и Пауэлл все четыре года, пока ходила в среднюю школу в Пало-Альто, и стала называть себя Лиза Бреннан-Джобс. Он старался быть хорошим отцом, но порой бывал холодным и замкнутым. Когда Лизе хотелось сбежать, она отправлялась в дом друзей — в одну семью, жившую неподалеку. Пауэлл старалась помогать, и именно она в основном посещала школьные мероприятия.

В старших классах дела Лизы пошли в гору. Она участвовала в издании школьной газеты The Campanile и стала одним из ее редакторов. Вместе с одноклассником Беном Хьюлеттом, дед которого дал ее отцу первую работу, она обнародовала историю про то, что местный школьный совет выплачивает администрации школы секретные надбавки. Когда пришло время выбирать колледж, она решила ехать на восток. Она подала заявление в Гарвард, подделав подпись отца, которого тогда не было в городе, и была зачислена туда в 1996 году.

В Гарварде Лиза работала в университетской газете The Crimson и в литературном журнале The Advocate. Разойдясь со своим другом, она провела год в Лондоне, в Кингс-колледже. Пока она училась, ее отношения с отцом оставались такими же бурными. Когда она возвращалась домой, между ними вспыхивали стычки из-за мелочей: что будет на ужин, уделяет ли Лиза достаточно внимания своим единокровным сестрам и брату. И они не разговаривали неделями, а то и месяцами. Иногда доходило до того, что Джобс отказывался содержать ее, и тогда она занимала деньги у Энди Херцфельда или еще у кого-то. Однажды она решила, что отец не будет платить за ее обучение, и Херцфельд одолжил ей 20 тысяч долларов. «Он жутко разозлился за то, что я это сделал, — вспоминает Херцфельд, — но уже на следующее утро позвонил и сказал, что перечислил мне деньги». Когда Лиза в 2000 году закончила Гарвард, Джобс на торжественную церемонию не поехал. Сказал, что его не приглашали.

Однако бывали и приятные моменты, например, однажды летом Лиза, приехав домой, выступала на благотворительном концерте в поддержку Фонда электронных рубежей (Electronic Frontier Foundation), организации, занимавшейся защитой прав тех, кто пользуется новыми технологиями связи. Концерт проходил в зале Филлмор в Сан-Франциско, где некогда играли Grateful Dead, Jefferson Airplan и Джими Хендрикс. Лиза исполняла песню Трейси Чэпмен Talking' Bout a Revolutio» (где были слова «Бедняки поднимутся и получат свою долю»), а отец стоял в задних рядах с годовалой дочерью Эрин.

Их отношения оставались неровными и когда Лиза переехала на Манхэттен и стала журналисткой. Их отношения обострялись и потому, что Джобс сердился на Крисэнн. Он купил ей дом за 700 тысяч долларов, но оформил его на имя Лизы. Убедив дочь перевести дом на нее, Крисэнн продала его, чтобы отправиться в путешествие с неким духовным наставником, а потом жила в Париже. Когда деньги кончились, она вернулась в Сан-Франциско и стала художницей, писала «световые картины» и делала буддийские мандалы. «Я — связной, я — провидец и проводник того будущего, где эволюционирует человечество и восходит Земля, — написано на ее сайте (который поддерживает для нее Херцфельд). — Когда я создаю свои картины, живу с ними, я исследую формы, цвет и акустические частоты сакральных вибраций». Когда Крисэнн понадобились деньги на лечение синусита и на стоматологию, Джобс отказался ей помогать, из-за чего Лиза не разговаривала с ним пару лет. Отношения и дальше развивались по той же схеме.