— Будет гном, — постановила Семеновна. — А второго хоть разглядела?
— Второго — да. Одет в кожанку, машина немецкая — такая, с птичками. А сам высокий, русый, лицо симпотное — мужественное.
— Хмы… Кажись, я видела такого. Дай-ка подумать… Слы, Нюш, а еще чего-нибудь не вспомнишь? Примету какую…
— Он похож на пациента из серии про термитов. Очень похож, только волосы русые!
Танюша включила плеер, выбрала нужную серию, промотала, поставила на паузу.
— Вот, гляди! Волосы сделай светлыми — и вылитый он!
— Х-ха! — Семеновна хлопнула в ладоши. — Так это ж Корчик из двадцать шестого! Третий подъезд, а этаж… дай бог памяти.
— Точно?
— Стану я тебе врать! Больно надо.
— Консьержка в том подъезде есть?
— А то. Тока глухая и спит весь день.
— Пошли!
— Кудась? Зачем?
— Спросим консьержку, как оно было! Когда пациент пришел, когда ушел, какие цветы носил.
— Тыц, выдумала!.. — буркнула Семеновна, но поднялась, взяла подмышку термос. — Лады, идем, а то ж ты не отстанешь.
Вышли на улицу, под мерзенький мокрый снежок. Танюша заперла киоск, в душе порадовалась тому, как озлится Фарзад, если узнает. Ну и сам виноват! Зажал обогреватель…
За пять минут прошлепали от общежития к двадцать шестому дому, обогнули его, подошли к нужному подъезду. Хоть и близко, а шарф и волосы Танюши успели промокнуть. Тоже симптом, о чем-то да говорит.
Дверь подъезда была заперта на магнитный замок, а рядом маячило окошко с грозной запиской: «Называйте НОМЕР КВАРТИРЫ!» Танюша постучала в стекло.
— Да ты громче! Тетеря она.
Танюша громыхнула костяшками в окно. Консьержка высунулась, хлопая глазами спросонья.
— Чего шумите?! Семенна, у тя ж ключ есть!
— Есть-то есть, — Семеновна вытащила из кармана магнитик, — да мы не затем. Спросить надо.
— Ну, спрашивай.
— Корчик в твоем подъезде живет? Русый такой, красивый. На «фоцвагене» ездит.
— Чего?.. Ага, в моем. Сто пятая, кажись. Тока его нету.
— Как нету? На работе?
— Не. Он в Чернигов поехал.
— Как — поехал? В командировку чтоль?
— Не говорил… Просто сказал: в Чернигов. И умахнул еще третьего дня, за день до праздника.
Танюша вмешалась:
— Вы уверены, что уехал? Он вчера утром здесь не был? Цветы домой не приносил?
— Чего?.. Цветы? Каки цветы, если он в Чернигове! Шо ж он, с Чернигова цветы привезет?! Нету его тут, не носил он цветов!
— Подумайте хорошо, вспомните! Сначала синенький букетик — семь ирисов. А потом девять роз разных цветов. Легко было заметить: три белых, три чайных, три красных.
— Не…
Семеновна буркнула:
— Легко заметить, да не ей. Эта бегемота не заметит. Пойдем…
Консьержка скуксилась, прогундосила обиженно:
— Чего не заметила? Все я заметила. Разные розы? Были такие. Седьмого вечером мужчинка с ними приходил. Долго тарабанил еще, прям как вы… Только не Корчик, а другой, не из нашего дома. А Корчика не было, в Чернигове он…
— Ладысь, видела, молодец, — хмыкнула Семеновна. — Еще одно скажи. Корчикова жена тоже в Чернигове или тут?
— Кто разберет… Кажись, осталась. Я ее, вроде, видела позавчера…
Они сели на лавку под навесом, Семеновна налила кофию и авторитетно заявила:
— Картина тогось, проясняется. Пациент Корчик уехал в Чернигов — али в командировку, али просто. Это, значить, случилось шестого марта. А седьмого вечером один гном-мачо явился к его жене. По дороге разжился веничком из девяти роз, постучался в подъезд, чтобы консьержка впустила, поднялся к Корчихе и сделал свое дело.
— Похоже на то, — согласилась Танюша.
— Но утром восьмого случилась картина. «Здрасьте! Не ждали? А мы приперлись!» Пациент Корчик неожиданно приехал машиной из Чернигова. Хотел женку осюрпризить в праздничек. Заскочил перед домом к тебе в киоск, купил ирисов, каких она любит, и пошел домой. Консьержка спала, он ее не будил, потому что имеет ключ от подъезда. Вот она его и не видела. Агась?
— Ага.
— В квартире у Корчихи любовника уже не было. Свалил он — или к супруге, или на работу, или еще куда. Если бы был, то муж бы прям ему намял бока. Но гном исчез, остались цветочки, да еще с открыткой-сердечком. Корчик такой: «Тыц-брыц! Вот те новость!» Скинул веник на пол и растоптал.
— Согласуется с симптомами, — признала Танюша.
— А потом выкинул к чертовой бабушке и помятые лохмотья, и свой букет тоже. Потому что на кой дарить цветы лярве.
Танюша помедлила.
— Неа, не волчанка. Зачем он снова пришел ко мне и купил второй букет? Причем точно такой же, как был у гнома. Его бы воротило от роз после этой истории — но нет, сразу идет и покупает, да именно розы!
Помолчали обе.
— А может, значить, решил по-мужицки разобраться? Купил, значить, точно такой букет, поехал к любовничку — и его этими розами по мордам! Или того хитрее: любовничьей жене подарил! Агась? Волчанка?..
— Может…
Помолчали еще. Начало смеркать. Подул ветер, снег смешался с градом. Ледяная крупа застучала по козырьку подъезда, по крышам машин на стоянке.
— Идемсь, — сказала Семновна. — Разгадали ужо, пора топать. У меня спиногрызы голодают, а тебя Фарзад пришибет за закрытый киоск.
— Идем, — кивнула Танюша.
Поднялась, поморщилась: машина, въезжая во двор, сверкнула фарами в глаза.
— Слушай, Семеновна… Говоришь, у Корчика «фольцваген»?
— Агась. Серый.
— Ты его видела сегодня?
— Кажись, не. Но я ж не так чтобы присматривалась.
— А вчера?
— Тоже не. Но вчера я была выходная, только к обеду на улицу выползла.
— Меня знаешь что волнует?
— Что?
— Во второй раз он зашел ко мне в шапке. Шапка была мокрая, в снегу. Ты говоришь: он ехал бить любовника, да? Раз ехал — то в машине. А почему мокрый? И почему оделся тепло? Он будто пришел пешком, и дальше думал — тоже пешком.
— Ну, мало ли… Мож, гном-любовник где-то рядом живет.
— Может. Но теперь «фольцвагена» нету на стоянке.
— И че?
— Не знаю, че. Просто симптом…
— Да хватит уже. Идем!
— Идем…
Вдруг Танюша схватила Семеновну за руку.
— Идем к нему! К Корчику! Спросим, куда дел второй букет!
— Тыц-брыц! Так он тебе и скажет.
— А почему не сказать? Отделал любовника — ну и ладно, тут стыдиться нечего.
— Твой дохтор помнишь че говорит? Все врут.
— Ага, но в конце серии все узнают правду. Вот и я хочу. Иначе не успокоюсь. Ну!
Семеновна сдалась и отперла подъезд. Прошагали мимо удивленной глухой тетери, сели в лифт, выползли на этаж. Сто пятая дверь была тяжелой, стальной, добротной — как и куртка, и машина пациента. Танюша потерла ладони, вдохнула поглубже — и нажала звонок.
Внутри свистело и улюлюкало, Семеновна переминалась от нетерпения, Танюша пыталась наперед выбрать слова, а они все никак не находились. Прошла добрая минута. Дверь так и осталась заперта.
— Ну, чего и следовало… — хмыкнула Семеновна. — «Фольцвагена» нет — значить, он на работе.
Танюша позвонила в соседнюю дверь.
Здесь отперли. Молодуха в халате и в кучеряшках…
— Здравствуйте. Вам чего?
— Извините, девушка, ваш сосед — Корчик, да? Такой русый, симпатичный?
— Ну, да.
— Вы не подскажете его номер телефона? Очень нужно с ним поговорить.
— Да у меня нету…
— Девушка, очень прошу! Прямо очень-очень! Есть хоть какой-то способ с ним связаться?
— Могу дать номер жены, хотите?
Танюша выхватила мобилку, стремительно записала. Едва закрылась дверь соседки, нажала вызов.
Ответа не было. В трубке длинные гудки, похожие на безответное завывание звонка.
Танюша сбросила и снова набрала номер.
Длинные гудки. Она слушала их и думала: «Вот сейчас у доктора-хама случилось бы озарение. Щелк — и догадался про все разом». В трубке тянулись гудки. Длинные… Как стебли у эквадорской розы. Колумбийския короче, чайная — совсем малыш. Их надо было подрезать вровень…