– Черт возьми! – вскричал барон, – куда же вы смотрите! Если мы упустим такой шанс, а… о чем, собственно, идет речь? – внезапно спросил барон, в голове которого все перемешалось: женитьба, освобождение.
Кто-то не выдержал и хихикнул в кулак.
– Мы хотели бы, – серьезно заговорил магистр, – чтобы наследник перевел свое состояние под эгиду нашего ордена.
– Великолепно! – воскликнул барон и ударил кулаком по столу, – мы спасаем ему жизнь, посвящаем в рыцари.
– Не торопитесь, барон, – перебивает его Зедор. – Этот человек внутренне еще не созрел для такого шага.
– Так давайте поможем ему ускорить это созревание, – впервые вмешался в разговор граф Бомон. Его губы скривились в саркастической насмешке.
Многим была понятна его мысль, и они легкими улыбками на лицах и слабыми кивками поддержали его. Безучастными остались Боже и пока трудно разбиравшийся в обстановке барон. Поняв, что большинство предложение поддержало, магистр спросил напрямую:
– Какую бы судьбу вы видели для графа Тулузского после подписания такой бумаги?
В кабинете воцарилась мертвая тишина. И хотя многие про себя уже высказались по этому поводу, первым вслух высказаться не решался никто. Тут же почти у всех появились какие-то отвлекающие дела. Зедор усиленно занялся четками. Боже – больной рукой. Бомон то застегивал, то расстегивал камзол. Нунций набожно сложил руки и, повернув лицо к востоку, стал читать какую-то молитву. Один барон непонятливо поглядывал на всех.
Магистр понял, что ответственность приходится брать на себя. И все же, все же надо, чтобы все приняли в этом участие. И он решил порассуждать.
– И так, уважаемые сеньоры, считаем, бумага подписана. Что может предпринять король?
Вопрос требует ответа. Магистр уставился на Бомона. Тот съежился, но, понимая, что отступать некуда, заговорил:
– Ну, король… раз он столько сделал, чтобы заполучить это графство, может затребовать графа к себе.
– Правильно! – вскричал Зедор, отставляя четки, – и заставит его отказаться от подписи.
Магистр попал в точку.
– Что мы должны сделать?
Теперь он посмотрел на барона. Тот заерзал на месте.
– Барон, – обратился к нему магистр.
– Надо, – голос его звучал глухо, – избавиться.
Магистр почувствовал, как с его плеч свалилась гора.
– Что скажите вы, мессиры?
Все кивнули в знак согласия. Только как-то бледно выразил это Боже. Нунций же сказал:
– Папа помолится за вас.
– Ну что ж, – магистр громко хлопнул ладонью по столу, – все это только во имя ордена. А вы, – магистр повернулся к Берфарту, – молодец, барон! Больше, сеньоры, я вас не задерживаю, кроме Боже.
Когда они остались одни, магистр участливо спросил:
– Болит? – показывая на руку.
– Проходит, – был ответ.
– Хорошо. Тогда вам надо ехать в Париж. Меня интересует дальнейшие действия короля. Кстати, что с Констанцией?
Боже усмехнулся, отметив про себя: «Вспомнил!»
– Да все в порядке. Сегодня утром получил последнее сообщение.
– Тогда… удачи, Боже, – и магистр приподнял руку.
И вдруг Боже как-то весь напрягся. Уперся взглядом в руки Молэ. Тот даже посмотрел на них, но ничего интересного не обнаружил.
– Боже, что с вами? – участливо спросил магистр.
– А? – как бы очнулся граф, – у меня возникла мысль!
– Хорошая? – магистр улыбнулся одной половиной лица.
– Думаю, да!
– Слушаю!
– А что если нам выдать Констанцию замуж?
Лицо магистра преобразилось, но тут же потухло.
– Поздно! Ты же сказал, договор подписан.
– Это не имеет никакого значения: невеста не подписала, да и мать не в своем уме.
– Боже! Ты воистину бесценен. Решай!
Граф улыбнулся.
– Где взять жениха?
– А ты подумай!
Выйдя в коридор и закрыв за собой дверь, Боже не выдержал и оглянулся, тихо произнеся:
– Идиот.
ГЛАВА 35
В Париже ждали возвращения Сансерра. Граф ехал обратно, не задерживаясь, хотя в его душе скреблись кошки. Да, он вез брачный договор, подписанный графиней, где было сказано, что графство идет как приданое за невестой. За графиней оставался замок. Она получала в год сто тысяч ливров, а компенсацию потерь от дохода в размере шестидесяти тысяч годовых. Она сильно выигрывала и была весьма довольна. Но вот дочь… Все было сделано в ее отсутствие. За подготовкой к встрече мать как-то забыла отдать вовремя распоряжение о том, чтобы вызвать к себе дочь. Она это сделала прямо накануне приезда королевских посланцев. Дочери же в замке не оказалось. Как показали расспросы, она туда и не приезжала. Но времени для разбора не было. Отъезжавший граф очень просил найти девушку. Потом он долго чертыхался дорогой:
– Что за мать? Нет дочери, а ей хоть бы хны!
В целом король был доволен поездкой графа. Контракт подписан. Только высказал тревогу по поводу отсутствия Констанции. Но, услышав заверения Сансерра, что мать примет все меры по ее поиску, несколько успокоился. Хотя сказал ему:
– Вы, граф, следите!
Это поручение лишило Сансерра сна. Он каждый день ждал сообщений от графини, но они не приходили. Граф уже подумывал, не обратиться ли ему за помощью к сенешалю южного округа графу де Ги Дампьеру, да все откладывал поход к этому вельможе.
Боже в Париже был недолго. Получив достоверные сведения, что король пока не торопится со свадьбой и не высказал никакой тревоги по поводу исчезновения невесты, заспешил назад. Он чувствовал, что там может произойти что-то серьезное.
Граф Тулузский по-прежнему находился в темнице. Ничего существенного в его жизни не происходило. Его никуда не водили, никто, кроме слуг, к нему не приходил, и ничего от него не требовали. Тогда Раймунд сам стал на них наступать, требуя встречи с магистром. Когда магистр узнал об этом, то не смог сдержать улыбки:
– Затворник начинает сдаваться.
Однажды вечером один из слуг задержался, чтобы забрать посуду. Вдруг нечаянно уронил тарелку, да так, что она подкатилась к ногам узника. Служитель вынужден был подойти за ней и неожиданно, не снимая капюшона, прошептал:
– Я Мишель-неудачник, меня знает твой дядя. Беги. Тебя убьют.
Раймунд ничего не успел спросить, как тот удалился. Эти слова заставили его задуматься: «Если хотят убить, почему до сих пор этого не сделали? Не толкает ли он меня, чтобы я дал им повод это сделать? Но он знает моего дядю. Откуда? Кто он? Все они не показывают своих лиц. Почему? Надо быть осторожным».
Через пару дней после завтрака вдруг вновь загремела дверь и вошли три человека. Один, высокий, в белом плаще с крестом у сердца и двое в латах и при шпагах. Оба держали по фонарю. Рыцарь, как догадался Раймунд, прошелся по каморе, брезгливо зажав нос. Потом остановился перед лежавшим Раймундом. Юноша приподнялся и отполз к стене, исподлобья поглядывая на подошедшего.