Дениц уже решил, что ему делать относительно самого себя и вверенного ему флота, поскольку уже стало ясно, что военное поражение неизбежно. Поскольку смерть Гитлера освободила его от присяги на верность ему, он решил капитулировать от имени находящихся под его командованием сил, а сам найдет смерть в последней атаке. Это снимет всякие предположения насчет его трусости и смоет пятно сепаратной капитуляции с него и с флота. Его ближайшие друзья: зять Хесслер, давний коллега Годт, его адъютант Люде-Нойрат, кому он поверил свои намерения, – знали, что это были не просто слова.
Хесслер и командование подводным флотом, до этого перебравшиеся из Зенгвардена в Плен, теперь переехали во Фленсбург, хотя сам гросс-адмирал оставался в «Форели». Именно здесь 30 апреля, после возвращения со встречи с Гиммлером в Любеке, он узнал неожиданную новость. Только Шпеер находился вместе с ним, когда Люде-Нойрат принес ему роковое сообщение:
«Лично гросс-адмиралу Деницу. На место бывшего рейхсмаршала Геринга фюрер назначил вас своим наследником. Вы должны предпринять все необходимые шаги, требуемые в настоящей ситуации. Борманн».
Все трое переглянулись. Шпеер сделал слабую попытку поздравить Деница. Всем им было ясно одно – это конец. Гитлер был или уже мертв, или собирался умереть. Телеграмма была явно настоящей, так как пришла по единственному оставшемуся спецканалу шифрсообщений. Гросс-адмирал был совершенно ошарашен таким поворотом событий. Как это обычно бывало, когда ему требовалось поразмыслить, он вышел на свежий воздух и совершил прогулку по берегу озера вместе с Люде-Нойратом. Когда они вернулись, Шпеер уже набросал ответ.
Гросс-адмирал не питал никаких иллюзий. Был только один логический вывод из его назначения – сделать то, к чему сам Гитлер не был готов – капитулировать. На него возложили эту миссию потому, что он был военным и никак не политиком, а потому враг будет готов вступить с ним в переговоры. Но, действительно, может ли он – следует ли ему – становиться наследником Гитлера? Война была полностью проиграна, поражение было абсолютным. Следует ли ему при всем немецком народе ставить свое имя рядом с самой ужасной изо всех капитуляций? Он стоял перед самым трудным решением своей жизни. Послание из Берлина дало ему полную свободу действий, но и налагало на него всю тяжесть ответственности. Он знал о разногласиях, которые разделяли в этот момент германский народ. На западе Германии был один призыв: «Покончить с войной немедленно! Лишний день войны – преступление». Но на востоке миллионы людей ожидали, чтобы война продолжалась до тех пор, пока они не смогут убежать от русских. Гросс-адмирал сделал выбор в пользу людей на востоке и миллионов людей и солдат, которые были благодарны ему за это. В тот же день он послал приглашение прибыть к нему Йодлю, Кейтелю, а также Гиммлеру, чтобы уяснить положение страны.
Когда поздно вечером приехал Гиммлер в сопровождении до зубов вооруженных офицеров СС, за каждым кустом прятались подводники со «шмайссерами»[122] на боевом взводе. Это была группа подводников, спасшихся с одной из новых подводных лодок, которая попала под бомбежку и затонула. Под командованием своего командира «Али» Кремера они захватили несколько трехколесных фургончиков и, вооруженные только противотанковыми гранатами, подорвали несколько британских танков под Харбургом, чтобы пробиться в Плен. Они сформировали «батальон охраны Деница» и взяли на себя заботу за личную безопасность Деница. Сам Дениц положил на стол под бумаги взведенный пистолет, а Люде-Нойрат постарался занять сопровождение Гиммлера беседой в кают-компании. Беседа проходила в кабинете гросс-адмирала.
Дениц положил перед ничего не подозревавшим Гиммлером телеграмму от Борманна, тот прочел ее, побледнел и ничего не сказал. Наконец он встал.
– Поздравляю вас, господин гросс-адмирал, – произнес он. Потом, помолчав, спросил: – Вы позволите мне быть вторым человеком в стране?
– Это невозможно.
– Почему?
– Несколько возможно, я собираюсь сформировать неполитическое правительство. В нем не будет места для каких-либо столь политически выдающихся личностей, как вы. Вы не подойдете в качестве фигуры, с которой враг станет вести переговоры.
Спор между ними продолжался больше часа. В этот период гросс-адмирал еще не знал о концлагерях и массовых убийствах. Гиммлер был для него «в основе своей приличным малым, который так же хорошо управлял своим СС, как я – флотом». Он напрасно старался убедить Гиммлера в том, что любое германское правительство, которое вступит в переговоры о капитуляции, наверняка окажется в проигрышном положении, если в его составе будет Гиммлер. Гиммлер, хотя и не понял доводов Деница, махнул рукой и в четверть третьего ночи уехал со своим эскортом.
Утром 1 мая пришла новая телеграмма от Борманна:
«Завещание вступило в силу. Приеду к вам, как только смогу. А до тех пор советую вам не объявлять эту новость».
Значит, Гитлер мертв! В телеграмме не было сказано, как он умер, но немецкий народ, по его мнению, не должен был узнавать эту новость от врага. И Дениц немедленно огласил ее. В тот же день он выступил с обращением к нации:
«Моей первой задачей является спасение немецких жизней… В тяжелые дни, которые наступают, я попытаюсь сделать все, что в моей власти, чтобы создать сносные жизненные условия для наших отважных мужчин, женщин и детей. Для этого мне нужна ваша помощь. Окажите мне ваше доверие, ибо ваш путь – это мой путь…»
Все, что в его власти… Он не питал иллюзий относительно сомнительной природы этой «власти» и был ничуть не уверен, что враг признает его в качестве законного наследника Гитлера или что после капитуляции будет вообще существовать какое-либо германское правительство.
Днем 1 мая пришла третья телеграмма от Борманна:
«Фюрер ушел от нас вчера в 3.30 дня. Его завещание, датированное 29 апреля, назначает вас президентом рейха, д-ра Геббельса – рейхсканцлером, Борманна – министра по делам партии, Зайс-Инкварта – министром иностранных дел…»
Первой реакцией гросс-адмирала было оцепенение, но, как всегда, он совладал с ситуацией. «Вы должны предпринять все необходимые шаги…», – говорилось в первой телеграмме. Это означало полную свободу действий. Теперь, когда Гитлер мертв и он больше не связан присягой на верность, он может действовать так, как подсказывает ему его совесть.
Он не собирался подчиняться этой посмертной директиве, которая ограничивала его власть и ставила его в одну упряжку с людьми, которых он терпеть не мог. Поэтому он игнорировал последнюю телеграмму, а на средства связи посадил персонал, связанный клятвой о сохранении секретности.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});