некоторые особенно изощрённые и коварные алгоритмы ввода чуть отличных от реальных симулятивных процессов, эволюционных моделей и прочее, прокладывавшие предельно короткий и эффективный путь к цели. Ничто более требовательное к процессорам, чем правильный набор уравнений, не давало — после того, как введены соответствующие данные — столь же надежную оценку того, как, допустим, группа людей отреагирует на определённый заданный стимул, независимо того, представляет ли эта группа крошечную правящую клику или целую цивилизацию.
Однако установка работала не всегда. Иногда, если возникала необходимость получить полезный ответ, не существовало альтернативы моделированию самих людей, при условии соблюдения масштаба и уровня сложности, означавшего, что каждый должен проявлять дискретную индивидуальность. И вот здесь-то и возникала проблема.
Как только создалась популяция реалистично реагирующих и — в необходимом смысле — мыслящих созданий, сотворивший её — также в определенном смысле — создавал жизнь. Конкретные части вычислительного субстрата, включённые в проблему, теперь содержали созданий, виртуальных созданий, способных реагировать настолько похоже на свои реальные прототипы, что, по мнению большинства людей, они имели столько же прав на то, чтобы к ним относились как к полностью признанным моральным агентам, сколько их оригиналы в реальности.
А если у прототипов имелись права, то и у точных копий они тоже были, и, безусловно, самым фундаментальным правом, которым когда-либо обладало любое существо, являлось право на жизнь, на том очевидном основании, что без этого изначального права все прочие права не имели смысла.
По этой логике, инициатор симуляции не мог просто выключить созданную им виртуальную среду и мыслящих созданий, содержащихся в ней, по завершении запуска или когда симуляция достигала конца своего срока функционирования — это было бы равносильно геноциду, независимо от того, каким изменениям он сам подвергся в сравнении со своим прежним состоянием на момент начала инициации.
Некоторые цивилизации, впрочем, просто не принимали подобных концепций, и регулярно разводили целые миры, даже галактики, полные живых существ, которых они без раздумий отправляли в небытие, порой, казалось, ради одной только забавы или чтобы досадить другим, этически озабоченным цивилизациям. Но они — по крайней мере, те, кто признавался в подобной практике, а не просто претворял её в жизнь, умалчивая, — были в меньшинстве, не являясь желанными гостями за столом галактического сообщества, за которым обычно, по разумению — зачастую ошибочному — многие, если не все, жаждали оказаться.
Встречались и те, кто считал, что если уничтожение — отключение происходит мгновенно, без предупреждения и, следовательно, без возможности осознания со стороны тех, кого собираются отключить, не имеет значения для последних свершилось оно или нет. Созданные не существовали ранее, они были явлены в мир, бытие исключительно для определенной, способствующей какому-либо замыслу цели, теперь они снова ничто, цель достигнута, круг замкнулся, штрих на картине запечатлён, а остальное не важно.
Большинство, однако, испытывали дискомфорт от такой моральной неоднозначности и относились к вопросу гораздо серьёзнее. Они либо вообще избегали создавать виртуальные популяции, либо использовали симуляторы такого уровня сложности и детализации только на постоянной основе, с самого начала зная, что оставят их работать на неопределенный срок, без явной практической необходимости.
Были ли симулянты действительно живыми, и насколько оправданным было создание и поддержание целых колоний виртуальных созданий, имел ли место долг создателей в какой-то момент сообщить своим творениям о том, что те в некотором смысле не были реальными и существовали лишь по прихоти существ другого порядка, чей метафорический палец висел над выключателем, способным полностью и мгновенно уничтожить всю их вселенную… — все эти вопросы, по общему и негласному согласию, лучше было оставить философам. Как и вечно преследующий вопрос: "Откуда нам знать, что мы сами не в симуляции?"
Имелись веские, метаматематически убедительные и неизбежные причины полагать, что все заинтересованные стороны в продолжавшемся споре о симуляционной этике, действительно находились на базовом уровне реальности, которая определенно не работала как виртуальная конструкция на чуждом субстрате, но — если эти предполагаемые творцы были необычайно умны и искусны — такие кажущиеся надежными и обнадеживающими признаки могли быть просто частью их модели.
Существовал также аргумент возрастающей порядочности, согласно которому жестокость увязывалась с глупостью, а связь между интеллектом, воображением, эмпатией и добрым поведением, как они обычно понимаются, была настолько глубока, что обретала характер неизбежности. Из установки следовало таким образом, что существа, способные создать симуляцию столь убедительную, всестороннюю и детальную, что она могла ввести в заблуждение таких умных сущностей, как, скажем, Разумы Культуры, должны быть в той же мере сокрушительно, опустошающе умны, в какой и глубоко порядочны и высокоморальны. (То есть, похожи сущностно на Разумы, только ещё выше.)
Но и это, в свою очередь, могло быть частью замысла, как и четкая положительная корреляция между тем, как создания с более высокими интеллектуальными способностями сменяют более низкие и постепенным уменьшением насилия и страданий в течение цивилизационно значимых периодов.
“Напоминает — с поправкой на масштаб — опыт с засеванием иного общества идеями священной книги, вроде бы вещавшей правду на нескольких уровнях, а в действительности являвшейся лишь частью эксперимента,” — подумал "Содержание Может Отличаться", просматривая результаты последних запусков симуляторов.
Все симуляторы, которые он настраивал и запускал, пытались ответить на относительно простой вопрос: "Насколько изменится ситуация, если гзилты узнают, что Книга Истины — подделка?”
И ответ, похоже, был примерно таков: Кто его знает?
Как только вы начинали думать, что единственным способом моделирования было чтение индивидуальных состояний разума каждого индивидуума в реальности — что более аморально, чем непрактично — вероятно, наступало время испробовать другой метод.
Как заботливый и ответственный Разум Культуры, "Содержание Может Отличаться" никогда бы не запустил образ Гзилта на индивидуальном уровне, чтобы найти ответ, даже если бы мог, но, помимо прочего, некоторое время назад пришёл к выводу, что обращение к таким отчаянным мерам ничего не решит в данном случае. Потому что существовало на самом деле две Проблемы: Проблема Симуляции и Проблема Хаоса.
Проблема Хаоса означала, что в определенных ситуациях можно было запустить сколько угодно симуляций, и каждая из них давала бы значимый результат, но в целом в них не содержалось никакой видимой закономерности, а значит, и урока, который можно было извлечь, ни очевидного курса, по которому можно следовать — все зависело исключительно от того, как именно изменялись условия в начале каждого запуска.
Реальный результат, тот, который имеет значение, в реальности почти наверняка был бы очень похож на один из смоделированных результатов, но на любом из этапов процесса отсутствовала возможность точно или даже приблизительно определить, на какой именно, и это делало