Читать интересную книгу Шоу в жанре триллера - Антон Леонтьев

В Древней Греции считали, что после смерти от человека остается душа, воплощенная в его тени, точной копии человека при жизни. Она переправляется через реку, которая разделяет мир живых и мир мертвых, на лодке. Обратного пути не было.

Древние египтяне делили сущность человека, как духовную, так и физическую, на несколько ступеней. Тень мог отбрасывать только фараон, у плебеев тени, как они считали, не было. Причем тень фараона считалась своего рода божественной, попасть под нее было великой милостью и вроде бы приносило исцеление страждущим.

А в Испании пятнадцатого века, в самый разгар инквизиционной вакханалии (именно разгар, так как людей сотнями и тысячами жгли на кострах по обвинению в ереси и поклонении черным силам), судили некую ведьму, которая обвинялась жителями горной деревеньки в том, что она украла у них тени. Ведьма, разумеется, признала вину и дала показания, согласно коим преступления заставил ее совершить один из подручных рогатого. Тени заграбастал сам сатана, желая потом забрать и души бедных жителей деревни. Инквизиция приняла мудрое решение – ведьму сожгли, а вместе с ней и всех жалобщиков из деревни, которые, по авторитетному мнению местного епископа, теперь стали бесспорной добычей ада. Это к вопросу о вредности доносительства на ближнего своего. Не рой яму другому, что называется…

В Скандинавии, где царят долгие снежные ночи, тень считали воплощением злых духов, поэтому раньше во время похорон старались не попасть под тень гроба с телом усопшего. Иначе, как считалось, он придет за тем, в кого переселилась его тень.

Некоторые современные секты тоже трепещут перед тенью, считая ее то воплощением кармической сущности, то реинкарнацией человека, то еще чем-то мистическим. А один из ярых адептов подобной секты покончил с собой, наивно полагая, что он сам продолжит существование в виде собственной тени. Так и осталось загадкой, оправдались ли его ожидания на этот счет или он жестоко ошибся.

И, наконец, легенда о том, что первый убийца, отвергнутый даже адом, до сих пор бродит по свету в виде тени, сея вражду, злобу и убийства, обнаруживалась в эпосах нескольких славянских народностей.

Да, а началось все с того, что Каин убил Авеля. Говорят, завидовал брату…

Я знала, что мне нужно съездить в Варжовцы в последний раз.

Каин… Каин! Конечно же, Каин!

10 июня, Варжовцы

Я шагнула из тамбура поезда на платформу. Все было, как и в первый раз.

Как в первый раз? Нет, все было совсем по-другому.

Я пересекла главную площадь, которую уже почти восстановили. Несколько домов, особенно пострадавших от пожара, снесли, другие, все еще черные и зияющие пустыми окнами, как череп зияет пустыми глазницами, в спешном порядке ремонтировали. Приближался очередной праздник, который решено было проводить снова на площади. Люди сначала только и говорили о том кошмаре, который разыгрался в первый майский день. Сошлись на том, что это было уникальное природное явление, огненный торнадо, такое бывает раз в пару десятков тысяч лет.

Люди обладают поразительной способностью забывать о плохом. Жизнь брала свое. Теперь никто и не вспоминал об отце Сильвестре и тех жутких преступлениях, которые он творил в городке. Точнее, жители под вечер все еще загоняли детей с улицы домой, перешептывались и переглядывались. Прислали нового молодого священника, к которому вначале отнеслись настороженно, а потом… Потом все пошло своим чередом.

Несколько ребятишек с визгом пробежали мимо меня. Среди них могла быть и Настя Михасевич, подумала я. Я не должна забывать, ради чего приехала в Варжовцы.

Я приблизилась к особняку Марка Михасевича. Роскошный дом, самый красивый и большой в старой части города. Раньше он выглядел импозантно, теперь же смотрелся мрачно. До меня доходили слухи о том, что Марк Казимирович замкнулся в себе, полностью прекратил режиссерскую деятельность. Работа над сериалом так и не возобновилась, канули в Лету все его честолюбивые планы. О Понятовской шептались, что после пропажи дочери Юлиана так и не оправилась. Чета Михасевич – Понятовская в столице не появлялась.

Я пробовала дозвониться из Экареста до Варжовцов и предупредить Михасевича о визите, но телефон молчал. Марк не хотел никого видеть.

Особняк постепенно приходил в запустение. Газон зарос сорняками, дорожки были в пыли и грязи, на окнах спущены жалюзи, чтобы лучи солнца не проникали вовнутрь.

Я толкнула тяжелую дверь. Она со скрипом растворилась. Я оказалась в прохладном сумраке холла. Михасевич перестал любить свет – все было погружено в полутьму. Помещения полны затхлого воздуха. Пустота в холле. Я прошла в гостиную. Никого. Часть вещей уложена в большие деревянные ящики. В библиотеке сплошные пустые полки, книги тоже были складированы в поставленные один на другой ящики. До меня донеслись чьи-то тихие шаги. На секунду мне сделалось страшно.

– Я рада вас видеть, – передо мной стояла Юлиана Понятовская. Она постарела, хотя по-прежнему оставалась чрезвычайно привлекательной. Актриса была одета в простое белое платье, на ней не оказалось ни единого украшения. Ее глаза были мертвы. Я так и не поняла, узнала ли меня Понятовская или нет.

– У нас давно никого не было. Марк не хочет, – сказала она, мягко улыбаясь. – Его пока нет, он уехал к нотариусу, но скоро будет. Вы ведь к нему?

– Да… – ответила я.

Понятовская вежливо провела меня в малую гостиную. Практически все вещи были упакованы, только посередине комнаты сиротливо стоял кожаный диван.

– Мы уезжаем, – сказала Юлиана, тщательно выговаривая каждое слово. – Скоро. Так хочет Марк.

Я взглянула на Понятовскую. Она была вполне нормальна, только вела себя немного скованно. Юлиана продолжала говорить, даже не обращая внимания на то, слушают ее или нет. Она походила на робота.

– Мне здесь нравится, – произнесла она. – Очень нравится. Знаете, зачем мы приехали сюда из Экареста? – Не дождавшись ответа, сказала: – У нашей дочери астма. В Экаресте она задыхается, а здесь чудесный воздух. Извините, но Насти сейчас нет, где же она… – Юлиана нахмурила лоб, пытаясь что-то вспомнить: – Ах да, Марк взял ее с собой. Она обожает ездить с отцом в джипе. Настя хорошая девочка, но слишком резвая… Прямо бесенок какой-то…

Понятовская говорила совершенно спокойно, голос был лишен всяческих эмоций. Словно повторяла выученный наизусть текст. Я ужаснулась – передо мной стояла сошедшая с ума от горя женщина. Она жила в мире собственных иллюзий и воспоминаний.

– Извините, что не предлагаю вам кофе. Он, кажется, закончился. У нас вообще все закончилось, – сказала она. – Мы переезжаем. А зачем мы переезжаем отсюда? Марк сказал, что так будет лучше для Насти. Если это действительно так, то я согласна. Ведь детям нужно только лучшее?

Улыбнувшись, Понятовская начала складывать вещи в большой ящик. Как только он заполнился, актриса стала вынимать вещи, а потом опять заполнять ящик.

Большие часы пробили четверть второго.

– Мне нужно принять лекарство, – произнесла она. – Так сказал Марк. В последнее время у меня что-то с памятью. Как будто некоторые моменты просто стерты. И где Зоя? Я никак не могу ее найти, эта лентяйка пренебрегает своими обязанностями. Скажу Марку, что ее надо уволить! Странно, я говорила ему об этом, а он почему-то плакал. Он что, втюрился в Зою?

Зажав в руке безделушку, Юлиана удалилась. Тишина была невыносимой. Нужно сделать то, ради чего я вернулась в Варжовцы. Я медленно поднялась на второй этаж и отыскала комнату Кирилла.

Сын режиссера сидел за компьютером, играя в очередную «гасилку». Он уничтожал при помощи джойстика облаченных в скафандры страшилищ. Кирилл вначале не заметил меня, потом равнодушно смерил взглядом и, не здороваясь, продолжил играть. Я встала рядом с ним и попыталась уследить за ходом игры. Все было просто – требовалось убивать.

Наконец Кирилл прекратил игру и нервно спросил:

– Вам чего? Отца нет.

– Я знаю, – ответила я. – Я хотела только узнать, что ты думаешь о легенде про тень Каина?

В глазах Кирилла вспыхнул интерес, он произнес:

– И ради этого вы перлись из Экареста? А при чем здесь эта глупая легенда?

Я смотрела на сына режиссера. Вполне обыкновенный подросток, со средним интеллектом и заурядными физическими данными.

– Я не увлекаюсь такой ерундой, – продолжал Кирилл. – И у меня нет вообще никакого мнения по этому поводу. Почему я должен думать об этом?

– Потому что ты убил Настю, – сама боясь этих слов, сказала я. – Скажи, Кирилл, зачем ты убил сестру?

Именно его имя указал в письме профессор кислых щей. И у меня не было причин не верить ему.

Подросток вздрогнул, как будто его ударили в лицо. В его глазах теперь светился страх.

Он промолчал, затем осторожно произнес:

– Я не понимаю, о чем это вы…

– Ты понимаешь, – уверила я его. – Ведь это ты в день, когда праздновали возвращение твоей мачехи из больницы, заманил Настю и убил. Скорее всего, задушил. Зачем? Я хочу знать только это!