— Не плевать мне, — проигнорировав мольбы, тихо хмыкнул блонди, поднимаясь поцелуями вверх по животу, груди, шее и, наконец, накрывая ртом искусанные губы Катце и слизывая кровь. — Потерпи ещё немного…
Рауль, не прерывая зрительного контакта, снял с Катце оставшуюся одежду и, будто не удержавшись, а может, просто успокаивая, поцеловал его в обнажившееся колено. Нужно было раздеться самому, нужно было найти любрикант — поскольку собираясь на побережье, блонди секс как-то не планировал — нужно было пока просто расслабиться и не сделать ничего такого, что заставит жалеть не только о совершённом поступке, но и его методах. К счастью, масло для массажа обнаружилось в тумбочке около кровати — в этой гостинице явно знали, в чём часто нуждаются постояльцы, а вот с остальным было сложнее. Раздеваться под чьим-то пристальным взглядом было…тяжело. Не стыдно — своего тела не было причин стыдиться, а просто непривычно. Сняв всё до единой нитки, Рауль приблизился к постели и осторожно лёг рядом с Катце. Пальцы тут же запутались в рыжих волосах, а дыхание блонди коснулось его губ.
Поцелуи были долгими, чувственными — после ночи в Кересе, монгрел знал, что Второй Консул умеет целоваться, как никто, но чтобы так сладко! — даже не подозревал. Что было тому причиной — снисходительность или обман — дилер не желал задумываться. Он больше не допускал опрометчивых мыслей о том, что Эм любит его, но как оказалось — монгрел умеет довольствоваться малым.
Катце очень осторожно протянул руку к лицу, и невесомым касанием провел кончиками пальцев по щеке Рауля.
— Люблю… — выдохнул он в горячие влажные губы блонди, и серьезно глядя в зеленый омут красивых глаз. Катце не ждал ответа — он ему был не нужен. Слышать отказ не хотелось, а потому монгрел просто медленно обвив шею Рауля обеими руками, отдался вволю своих собственных чувств. Тело Эма было горячим и это заводило, сводило с ума. Сердце в груди заходилось от переизбытка чувств — то сбиваясь с ритма, то частя, как безумное.
Прикосновение к лицу не вызвало отрицательных эмоций, оно было подрагивающим и тёплым, почти трепетным, так дотрагиваются только до того, что дорого сердцу. На секунду блонди нахмурился собственным ощущениям, но уже скоро принял их как неотъемлемую часть своего нового мира — Рауль был уверен в том, что хотел того, чтобы к нему прикасались. Прикасался только Катце.
Едва слышный шепот буквально пронёсся по жилам, вливаясь в кровь и плоть расплавленным свинцом — одновременно тепло и жарко, тяжело и мучительно сладко. «Зачем ты это повторяешь? — почти отчаянно подумал блонди. — Я могу не выдержать и сказать то, от чего будет только хуже…»
— Я тоже, — почти против воли, почти неслышно, почти…но всё же сказано и дороги назад нет.
Надо тут же коснуться губами его лица, пытаясь заглушить свой кричащий разум, пресекая все дальнейшие ненужные слова, будто прячась от себя самого. Кончиками пальцев вниз по животу, точными прикосновениями вырывая стон, ещё один и снова. Зубами прикусить кожу на подбородке, почти болезненно, почти до крови. И попытаться не осознавать собственных действий.
Даже боли монгрел никак не противился. С Катце происходило что-то странное. Ему послышалось? Он бредит? На миг на дилера нашло оцепенение — он не мог поверить собственным ушам. А может быть, просто не верилось? Хотелось! Очень! И не верилось.
«Я тоже», — эхом повторилось в голове, и окружающий мир завертелся перед глазами, а потом что-то дрогнуло внутри, надломилось, и Катце потерял контроль. Он прижался к Раулю всем телом, тяжело дыша и отдавая его горячим сильным ладоням все, что они хотели.
«Я тоже», — эти два слова засели в сердце, лишили рассудка, и больше всего на свете, Катце хотел услышать их снова — тихо, робко, на одном выдохе.
«Ты мой! Мой! Наконец-то мой!» — мысли звучали, как музыка. По щекам невольно покатились слезы.
Блонди губами чувствовал солёную влагу на лице монгрела и понимал, что его слова не растворились в темноте комнаты, они достигли цели — и хорошо это было или плохо — пока было неизвестно, да и не имело значения.
Осознавая своё перевозбужденное, и почти обморочное состояние Катце, Рауль понял, что терпеть больше они не смогут, и вскользь поцеловав монгрела в плечо, перевернул его на живот, тут же начал выцеловывать влажную дорожку вниз по позвоночнику, заставляя приподнимать бёдра и прогибаться в пояснице. Горячая кожа под губами, зубами, языком, сводила с ума и, дойдя до ягодиц Катце, Эм, не останавливаясь, провёл языком между ними, одновременно открывая масло и выливая небольшую лужицу к себе на ладонь. Сразу за влажным языком ко входу в тело монгрела прикоснулись скользкие пальцы, один из которых тут же проник внутрь вызывая рефлекторное сжатие мышц и первую боль.
Катце застонал, но это был стон удовлетворения. Слишком долго он ждал всего этого, слишком сильно хотел! Разорви его Рауль хоть напополам — он все равно был бы счастлив. Катце не зажимался, не сдерживал рвущихся из груди стонов — все откровенно и честно. Открываться для Рауля, поддаваться ему навстречу, уступать во всем стало таким важным, что выпади хоть одно звено из этой цепи под названием любовь, то станет незачем больше дышать. Кто-то скажет, что так не бывает — и ошибется. Оказывается, бывает. Катце сейчас убеждался в этом и ни о чем не жалел.
Чувствуя отклики на движения своих пальцев, блонди пытался отвлечься от стонов и всхлипов, звучавших, казалось, у него в голове. Он не хотел делать Катце больно, дискомфортно, как-либо ещё неприятно, поэтому терпеливо дожидался расслабления мышц и притока столь нужной крови. Чуть подрагивающее кольцо ануса впустило в себя ещё один палец, и ещё один…
Блонди вскользь целовал плечи и лопатки Катце, не прерывая движений пальцев и лаская нежную кожу с внутренней стороны бёдер. Глубоко вдохнув, он понял, что сделал всё возможное для облегчения участи монгрела и, удерживая его бёдра, как-то слишком легко вошёл в расслабленное тело — почти наполовину, инстинктивно замер, давая привыкнуть к ощущениям, и медленно надавливая, двинулся дальше, растягивая и заполняя монгрела собой. Лоб Рауля коснулся лопатки рыжего и Эм немного перевёл дыхание, ожидая от своего любовника первого сигнала к продолжению.
Время от времени тело Катце сотрясала дрожь — возможно от боли, возможно, от возбуждения. Монгрел стиснул зубы и шумно дышал, преодолевая болезненность, какое-то внутреннее приятное напряжение, постепенно расслабляясь и впуская блонди глубже в себя, почти забываясь от желания сорваться и превратить все это действо в обычный животный инстинкт… Не сегодня…