Читать интересную книгу Господин Пруст - Селеста Альбаре

И только после кофе он заговорил со мной. Ну как, Селеста, что же вы поду­мали? Совершенно ничего, сударь; но вы сильно напугали меня, и я очень беспо­коилась.

—     И вправду беспокоились?

—     Не то слово, сударь. Естественно, раз вы не желаете, чтобы к вам вхо­дили, мне остается лишь повиноваться. Но я никак не могла решить, что мне делать. И это было не очень приятно. Только когда вы позвонили, я успокоилась.

Глядя на меня, он немного помолчал, потом спокойно и с какой-то серьезной улыбкой сказал:

—     Дорогая Селеста... я тоже подумал, что, быть может, мы больше не уви­димся.

От волнения и из деликатности я так и не спросила его о причине. Потом он сказал:

—     Но ведь вы все-таки приходили, правда?

—     А вам не показалось это, сударь?

—     Да, вы приходили. Я знаю. Я все прекрасно слышал. Сюда и сюда. И он рукой указал на обе двери. Больше не было сказано ни слова, и мы уже никогда не возвращались к этому. Я так ничего и не узнала. Мы могли болтать, шутить, но каждый оставался на своем месте; ни за какие блага я не позволила бы себе задавать вопросы.

Рассказывали, будто бы в конце 1921 года случился еще один подобный ин­цидент, когда он принял слишком большую дозу веронала и опиума и сильно отра­вился, и будто бы за этим стояло подсознательное стремление к самоубийству.

Какая глупость! Не говоря уже о том, что г-н Пруст осуждал самоубийство, как, например, в случае с его другом Жаком Бизе, он никогда и не думал укорачивать себе жизнь: своя книга была его божеством, и желание завершить ее не допускало даже такой мысли. Он доказал это, трудясь до самого последнего вздоха. Все эти домыслы и явились одной из причин, побудивших меня заговорить, прежде чем перейти в иной мир.

Вероятно — я не утверждаю, что именно так, ведь сам г-н Пруст ничего не сказал мне, — он почти два дня не звал меня совсем не из-за чего-то с ним случив­шегося.

У него вообще ничего такого не случалось, кроме одного раза, когда доктор Биз прописал ему какое-то неподходящее лекарство, от которого он сразу же отказался. А этот случай был просто раздут всяческими сплетнями и пересудами.

Я убеждена, г-н Пруст хотел как можно полнее и глубже пережить то, что было нужно для его книги, а именно — опыт умирания, ощущение ускользающего соз­нания, и, зная его, я уверена, что он тщательно обдумал нужную дозу — может быть, это был веронал, — чтобы сохранить ясность мысли.

Возможно, его интересовало тогда медленное угасание одного из персонажей, писателя Берготта. И хотя г-н Пруст в окончательном виде описал смерть Берготта лишь около 1921 года, незадолго до своей собственной, не следует забывать, что он всегда видел всю свою книгу в целом.

Мне видится в этой истории прежде всего величие человека, его преданность своему делу. И эта великолепная утонченность вместе с нежностью, когда он сказал:

«Я тоже подумал, что, быть может, мы больше не увидимся», — хотя сама я ничего такого про себя не говорила.

XXIV

ОТВЕРГНУТАЯ РУКОПИСЬ

Понимая страсть г-на Пруста к своему труду, о чем свидетельствует не только предыдущий эпизод, но и вся его Жизнь, да еще присовокупив сюда столь свойст­венную ему непреклонную волю воплощать свои идеи с нетерпением, которое при необходимости умеет быть терпеливым, легко представить, какое значение имел для него тот день, когда он решал, что можно уже отдавать книгу в печать.

Мне было известно об отношениях г-на Пруста с издателями только по его рассказам — когда я появилась на бульваре Османн в качестве «курьера», только что вышла — «В сторону Свана», первая книга его «Поисков утраченного времени», извлеченная из старых клеенчатых тетрадей. Он подписал контракт с Бернаром Грассе в марте 1913 года, я тогда как раз выходила замуж и, конечно, даже не слы­шала его имени. И навряд ли что-то знала о том, как делаются книги, — мне был двадцать один год, и я совсем недавно приехала из деревни.

Впоследствии стало понятно, что он сделал все необходимое для этой публи­кации: использовал свои связи среди друзей в посещавшихся им салонах, а также в дирекции «Фигаро», где иногда появлялись его статьи, и прежде всего знакомство с Кальметтом, которого вскоре застрелила жена министра Кайо.

Как и в других делах, здесь он тоже не любил являться никому неизвестной личностью. Поэтому сначала кто-то другой занимался необходимыми приготовле­ниями. Однако ему были нужны не просто рекомендации. От тех, кто соглашался на это, требовалось понимание ценности не только книги, но и значительности ее ав­тора. Я не сомневаюсь, если бы он сам уже тогда не сознавал этого, то и не стал бы предпринимать никаких демаршей.

Что касается «Сванов», то, во-первых, это была очень большая рукопись — от тысячи до тысячи двухсот страниц (около семисот, отпечатанных на машинке). Во-вторых, она не походила ни на что, появлявшееся в то время. Его хлопоты нача­лись в 1912 году. Г-н Пруст имел ввиду прежде всего два издательства: «Фаскёль», солидную фирму, куда его уже рекомендовали, и «Новое Французское Обозрение», совсем еще молодое, но привлекавшее своей шумной новизной и издававшимся ли­тературным журналом «НРФ» с его поколением молодых авторов, поддерживавших друг друга, о которых тогда много говорили: Андре Жидом, Полем Клоделем, Жаном Шлюмберже, Франсисом Жаммом, Жаком Копо. Последний, правда, занимался больше своим театром «Старая голубятня». Деловой частью заведовал Гастон Галлимар, женатый на дочери влиятельного банкира Лазара, — впрочем, очень красивой и элегантной светской особе, обладавшей тонким вкусом. К «Новому Французскому Обозрению» г-на Пруста подталкивал князь Антуан Бибеско, всегда увлекавшийся последними новшествами. Он же посоветовал ему подписаться и на «НРФ». Со своей стороны, г-н Пруст еще в прежние годы, будучи летом в Кабуре, познакомился с Гастоном Галлимаром. Кажется, он как-то рассказывал, что устраивал там званый обед в «Гранд Отеле» и пригласил г-на Галлимара, который не был тогда еще изда­телем.

Знал он и Андре Жида по светскому знакомству пятнадцати или двадцатилет­ней давности.

Короче говоря, г-н Пруст вполне мог и сам представить себя, но это было бы против его правил. И в «Фаскёль», и в «Новом Французском Обозрении» нашлись друзья, чтобы рекомендовать его объемистый манускрипт. Кальметт из «Фигаро» отдал в начале 1912 года первый просмотренный и исправленный экземпляр для «Фаскёль». Хотя через князя Антуана Бибеско г-н Пруст и встречался с Жаком Копо и даже решился написать Гастону Галлимару, князь Антуан все-таки сам взял второй, не вполне исправный, экземпляр и отдал его Андре Жиду, ради чего он даже устроил вместе с братом званый обед. Это было осенью того же 1912 года.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});