цитату из Материалов к ассирийскому словарю. Вот что там написано: «Зервандов, Лазарь Иванович, с. Самоват [Альбак]. Род. в 1891 г. 1916-18 гг. — Ассирийский батальон в Персии, командир взвода. Осень 1918 г. — Хамадан. 1919-20 гг. — служил в отряде белых в Туркмении (Красноводск, Ашхабад) под командованием полк. Кондратьева, бывшего начальника ассирийских сил в Персии.[42] 1920 г. — Баку. С 1921 г. — Петроград. В 1922 г. вместе с З.Левкоевым помогли полк. Кондратьеву выехать из Сов. России, достав ему фиктивный иранский паспорт. В марте 1928 г. был одним из инициаторов попытки переселения самоватцев-альбакнаев из Ленинграда в Геленджикский р-н (составил список 188 семейств, 752 едока). Арестован в Ленинграде 5 февр. 1938 г., обвинен в участии в контрревол. организации.[43] Расстрелян 1 окт. 1938 г.».[44]
Написано там и о том, что Шкловский использовал воспоминания Зервадова.
Вот что нам известно из того же источника: «В 1929-ом и 1930-ом гг. группой ассирийцев (несколько семей гяварнаев из Москвы и самоватцев из Ленинграда) была сделана попытка вселиться на выделенные участки и обжиться на новом месте. К сожалению, столкнувшись вскоре с трудностями (малопригодными к возделыванию земля, отсутствие обеспечения), они мало-помалу оставили земли и вернулись в город, а часть переселилась в ассирийское село Урмия, около Армавира.
Это село в тридцатые годы притягивало многих переселенцев из городов, и «Хаядта» из Москвы способствовала такому переселению, помогая образованному в селе колхозу (им. Микояна) различными средствами и материалами. Урмийский сельсовет некоторое время даже носил имя председателя «Хаядты» Самсона Пираева. К началу Великой Отечественной войны (1941 г.) в Урмии проживало около 700 ассирийцев».
В двадцатые годы Зервандов продолжал чистить обувь и числился в артели «Трудассириец» в Ленинграде.
История артели сама по себе примечательна и заслуживает отдельной книги.
В Ленинграде было два ассирийских общества. Одно называлось «Хаядта».
И век его оборвался в тридцать седьмом, когда зачищали вске не вполне понятные власти объединения, ориентируясь не на вред, а на соответствие Большому Стилю.
А вот артель «Трудассириец» прожила долго, почти до наших дней. Из тысячи её членов многие всё же погибли, однако память о ней свежа. Да и «Хаядта» возрождена.
Только командира батареи Зервандова не воскресить.
Но от него осталась история, которую Шкловский переписал, исправив падежи и расставил запятые.
Центральный момент в ней — смерть ассирийского Патриарха.
Все это не я рассказываю, а Лазарь — чистильщик с угла Караванной, командир конной батареи и член армейского комитета, а по убеждениям большевик.
февраля отправился из Урмии в Дильман ассирийский патриарх. Сопровождали его инструктора.
Прибыли в город Дильман 18 февраля. Расстояние от Урмии до Дильмана 83 версты.
Дильманские персы уже знали, что урмийские персы и курды разбиты. Патриарх был вызван на совещание с Синко в город Кенишер.
Было решено, что Синко — будто бы — заключает мир с ассирийцами.
На это совещание и приехали Мар-Шимун, брат патриарха Ага-Давид и 250 выборных ассирийцев под командой полковника Кондратьева. Во время совещания курды заняли все крыши и удобные места.
Выходит Ага-Давид и говорит: «Не стоит с этой собакой беседовать», — он взял двух ассирийцев и уехал, а остальная кавалерия вся стоит и ожидает Мар-Шимуна.
Минут через двадцать вышел патриарх, и полковник Кондратьев скомандовал: «На коня!»
Не успели сесть, вдруг с крыш раздался звук и залп, как звонок.
Стоявшие ассирийцы смешались: кто на коне, кто под конем, а кто совсем остался.
Бросились бежать.
На месте был убит поручик Зайцев, и инструктор Сагул Матвеев, и Скобин Тумазов.
Остальные бежали по улицам.
А сам патриарх бежит по грязи, и кровь по спине его течет.
Обогнали его Зига Левкоев, Никодим Левкоев, Сливо Исаев, Лазарь Зервандов, Иван Джибаев, Яков Абрамов, князь Лазарев. Не успели схватить патриарха, попала вторая пуля ему в лоб, и упал он на траву.
А курды все залпом и залпом по бегущим. У края города остались только: без коней Зига Левкоев, раненный в левую ногу, Лазарь Зервандов, раненный в голову и левую руку, Сливо Исаев — ранен в левый бок. Бедные товарищи вырвались побитые и раненые, а патриарх Мар-Шимун так и остался в грязи».
Вот как писал Лазарь Зервандов, и ещё он писал о том, что тавризский губернатор пообещал курдам и персам отвесить золота за голову Патриарха, и отвесить ни много, ни мало в двадцать раз больше.
Поэтому курды и персы искали тело, но не узнали Патриарха среди мёртвых.
И к вечеру ассирийцы отбили его.
В комментариях к этому месту литературовед Галушкин говорит, что Шкловский рассказывает эту историю несколько раз, подобно тому, как рассказывают о событиях в Библии. По-моему, это ключ — как раз в этом сила многих текстов Шкловского: он всё время возвращается к событию.
Оттого история предательства доверившихся и убийства Патриарха рассказывается несколько раз.
А уже на словах, когда пришёл он пить чай к Шкловскому на какое-то собрание ОПОЯЗа, Зервандов рассказал, как не узнал на базаре своего сына. Был он ав другом городе, что назывался тогда Эривань. Долго смотрел он на мальчика, но мальчик говорил, что отца его зовут Семёном. Мальчик за годы войны привык считать отцом брата Семёна.
Но жена узнала бывшего командира конной батареи Зервандова, и к ним прибежал брат Семён. А третий брат пригнал фаэтон. Шкловский не называет имени третьего брата, но тоскливое чувство подсказывает мне, что этим братом мог быть Иосиф Иванович.
Этот человек Иосиф Зервандов тоже потом чистил обувь на Ленинградских улицах, и был зачем-то расстрелян, причём в один год с Лазарем Зервандовым.
А пока все они живы и Шкловский стоит перед чистильщиком сапог, который только что был очевидцем и участником истории Востока. Но история прервалась на время и Лазарь Зервандов сидит на углу Невского и Караванной.
А другой ассириец, тяжело раненный, когда убивали Патриарха, тоже уцелел и торгует гуталином неподалёку, на углу Невского и Морской против Дома искусств.
Хорошо бы, конечно, теперь узнать что-то о судьбе полковника Кондратьева. Узнать, что он делал в России до 1922 года, и что делал потом.
Извините, если кого обидел.
18 мая 2011
История про то, как я слышал голоса
Ходил вчера у доброму человеку Паше Крючкову и слушал у него голоса мёртвых писателей.
Надо признаться, что я не с таким уж пиететом отношусь к старым записям писателей — там что-то трещит, шумит и голос с трудом пробирается к тебе. Будто человек прокусил подушку, набил пухом и перьями рот, но пытается что-то сказать. И