Воистину непостижима и темна небесная стезя! Я мысленно иду за рыбаком-отцом [449]и с ним сливаюсь в его счастье. Я стану выше мира грязи, уйдя подальше от него, и навсегда я распрощаюсь с делами суетного света.
Теперь как раз средина самая весны и лучший месяц в ней. Погода теплая сейчас и воздух чист. И на полях, и на низинах все сплошь цветет и заросло. Все сотни разных трав цветут богато и роскошно. Утенок «королевский глаз» захлопал крыльями уже, а щеголь песню затянул на свой безрадостный мотив. Скрестившись шеями, созданья порхают вверх, порхают вниз — квань-квань, чирикают, йин-йин. Вот среди этого всего я начинаю здесь блуждать, гулять и странствовать повсюду и все хочу, чтоб усладить свое мне в этом чувство, душу.
И вот я тогда, как дракон, запою, гуляя в просторных лугах; и, как тигр, засвищу на горах и холмах. В воздух взгляну — и пущу влет стрелу с тетивы; вниз погляжу — и удить буду в долгой струе. Напоровшись на стрелу, птица найдет в ней смерть; а набросясь на живца, рыба проглотит крюк. Я сброшу ушедшую в облако птицу; подвешу глубоко заплывшую рыбу.
Затем уж светящее чудо косить начинает свой луч, и преемствуется оно полной луной, просторным светилом. До высшей радости и беспредельной довел свободные свои блужданья, — хоть солнце на вечер идет, а я усталость позабыл. Я весь в обаянье той заповеди, что оставил нам Лао-мудрец, и сейчас же готов повернуть я коней к своей хижине, крытой пыреем. Там я трону чудесный уклад пятиструнки моей, [450]запою я о том, что надумали, что написали и Чжоу и Кун. [451]Взмахну я кистью с тушью на конце и ею выражу цветы моей души. Я встану в колею, в орбиту Трех Монархов, великой древности хуанов. [452]
И если теперь я дал волю душе идти за пределы земные, зачем мне учитывать все, что ведет к блеску-славе одних, к поношенью других?
Из «Девятнадцати древних стихотворений» [453]
Переводы Л. Эйдлина
«В пути и в пути…»
В пути и в пути, все время в пути и в пути… И мы, господин, расстались на целую жизнь. Меж нами лежат бессчетные тысячи ли, И каждый из нас у самого края небес. Дорога твоя опасна да и далека. Увидеться вновь, кто знает, придется ли нам? Конь хуских степей [454] за северным ветром бежит, И птицы Юэ [455]гнездятся на южных ветвях. А вот от меня все далее ты, что ни день. Одежда висит свободней на мне, что ни день. Плывут облака, все белое солнце закрыв. И странник в дали забыл, как вернуться домой. Тоска по тебе состарила сразу меня. Вслед месяцам год приходит внезапно к концу. Но хватит уже, не буду о том говорить… Себя береги, ешь вовремя в долгом пути!
«Зелена-зелена…»
Зелена-зелена на речном берегу трава. Густо-густо листвой ветви ив покрыты в саду. Хороша-хороша в доме женщина наверху — Так мила и светла — У распахнутого окна. Нежен-нежен и чист легкий слой белил и румян. И тонки и длинны пальцы белых прелестных рук. Та, что в юные дни для веселых пела домов, Обратилась теперь в ту, что мужа из странствий ждет. Из чужой стороны он никак не вернется к ней, И пустую постель очень трудно хранить одной.
«Вечно зелен, растет…»
Вечно зелен, растет кипарис на вершине горы. Недвижимы, лежат камни в горном ущелье в реке. А живет человек между небом и этой землей Так непрочно, как будто он странник и в дальнем пути. Только доу вина — и веселье и радость у нас: Важно вкус восхвалить, малой мерою не пренебречь. Я повозку погнал,— свою клячу кнутом подстегнул И поехал гулять там, где Вань, [456]на просторах, где Ло. Стольный город Лоян,— до чего он роскошен и горд. «Шапки и пояса» [457] в нем не смешиваются с толпой. И сквозь улицы в нем переулки с обеих сторон, Там у ванов и хоу [458] пожалованные дома. Два огромных дворца издалёка друг в друга глядят Парой башен, взнесенных на сто или более чи. И повсюду пиры, и в веселых утехах сердца! А печаль, а печаль как же так подступает сюда?
«Проезжая рекою…»
Проезжая рекою, лотосов я нарвал. В орхидеевой топи много душистых трав. Все, что здесь собираю, в дар я пошлю кому? К той, о ком мои думы, слишком далекий путь. Я назад обернулся глянуть на дом родной. Но большая дорога тянется в пустоте. Два так любящих сердца разделены навек. Только горе и зная, к старости мы придем.