Тодде только мятая офицерская фуражка, шорты цвета хаки и очень грязные теннисные туфли. На бронзовой коже золотятся светлая щетина и борода. На левой скуле еще красуется фиолетовый синяк – результат ночной стычки в таверне «Месть королевы Анны».
– Хорошие или плохие? – спрашивает он.
Засунув руки в карманы и сдвинув панаму назад, Кампелло вводит его в курс дела. Ничего серьезного, объясняет он, пока только подозрения. Он задержал вероятного вражеского агента, которого сегодня допросил. Гарантий нет, однако возможно, что готовится новый удар по Гибралтару. И совсем скоро.
– Совсем скоро – это когда?
– Точнее мне неизвестно, – признается Кампелло. – Пока что это только интуиция.
Тодд снимает фуражку, вытирает пот со лба и возвращает фуражку на место.
– Сегодня вполне подходящая луна, – задумчиво отмечает он. – Я бы на их месте воспользовался.
– И когда, как ты думаешь? – любопытствует Моксон.
– Ну, не знаю. Сегодня ночью, завтра… Через пару-тройку дней максимум. Море как тарелка, и темно.
– Мы можем это предотвратить?
Тодд показывает на глубинные бомбы, над которыми трудятся мужчины на катере:
– Мы делаем что можем. – Он смотрит на Кампелло: – Кто он такой, твой подозреваемый? Он что-нибудь сказал?
– Это женщина.
– Надо же… Еще одна Мата Хари?
– Нет-нет. Совершенно другая. Иного стиля.
Водолаз не скрывает разочарования:
– Какая жалость.
– Пока она рассказала совсем мало… А точнее, ничего. И все-таки есть подозрения: что-то готовится. Мы считаем, что эта зона у нее под наблюдением.
– И внутри, и снаружи есть лакомые куски, – высказывается Моксон.
– В том-то и дело.
Тодд оглядывает порт: эсминцы и миноносцы у молов, военно-транспортное судно «Лукония», нефтеналивной танкер «Хайбер-Пасс», крейсер «Баллантрэ» на якоре у Южного мола и крейсер «Найроби» – у центральных буев.
– Конвой уйдет через четыре дня, – говорит он. – Сейчас в бухте стоит дюжина купцов, а в порту немало крупной дичи. Говорю же, на месте неприятеля я бы обязательно попытался.
– Мы усилили подводное прослушивание между мысом Европа и мысом Карнеро, – докладывает Моксон. – Между ними постоянно курсируют два наших корвета.
Тодд скептически замечает:
– Они придут не с подводной лодки.
– Приходили уже, и не раз.
– А я тебе говорю, что нет. – Водолаз упрямо качает головой. – Зуб даю, они приходят с испанского берега, атакуют и уходят туда же.
– Адмирал так не думает, парень… Он тоже утверждает, что они придут с моря.
– Адмирал ни черта не смыслит. Он себе задницы не замочил, в отличие от нас с моими ребятами, ему вообще по хрену наша работа. Сколько я ни просил, он мне так ничего и не дал: ни средств, ни людей. Вот, посмотрите.
Он шагает к брезенту на причале, откидывает его и показывает составные части для пяти дыхательных аппаратов: мешки, шланги, резиновые маски с двойными окулярами.
– И вот с этим мы погружаемся. Это не специальная матчасть для водолазных работ, а старое снаряжение Дэвиса со списанных подводных лодок, которое мы сами раздобыли и сами для себя переделали… А теперь посмотрите вот на это. – Он наклоняется и подбирает ребризер. – Думаете, откуда он взялся? Раньше где-нибудь его видели?
– Ну, не знаю, парень, – отвечает Моксон. – Как по мне, они все одинаковы.
– На том итальянце, – говорит Кампелло.
– Точно. Он был на том типе, которого мы на днях убили. Это даже лучше, чем американские «Момсены» и немецкие «Дрегеры». Остальное снаряжение у него тоже на высоте: компас, часы, прорезиненный костюм… Итальянцы, может, и барахло народ, но то, что они здесь носят, – высший класс. В том числе и их жабры.
Тодд откладывает ребризер к остальным и долго на него смотрит.
– Они атаковали нас на Гибралтаре, в Суде, в Александрии, – продолжает он. – Им почти удалось это на Мальте… Я там был, в Валлетте, и никогда не забуду эту сцену: мы их утюжим пушками и пулеметами так, что закипает вода, наши прожекторы шпарят, и целых шесть минут их водолазы с лодками, полными взрывчатки, пытаются войти в порт. Их было два десятка, и они погибали один за другим, бесстрашные, как в учебке, пока мы не уничтожили и не захватили в плен всех до единого.
С этими словами он наклоняется и снова прикрывает кислородное снаряжение брезентом.
– Это макаронники-то трусы? – добавляет он вдруг. – Черта с два… У меня до сих пор лежит вырезка из «Дейли миррор», где губернатор Мальты сказал о них так: «Эта атака потребовала от врага высшей степени личного мужества».
С минуту он молча смотрит на бухту.
– Личного мужества, – задумчиво повторяет он.
– Короче, они придут, – подводит итог Моксон.
Водолаз тепло улыбается, будто эта мысль вовсе его не огорчает.
– Понятное дело, эти козлы придут. – Он рукой обводит полукруглые очертания бухты от Ла-Линеа до Альхесираса. – Ночи для этого самые подходящие. Они тут, рядом, где-то на испанском берегу. Я их чую. Может, наблюдают за нами прямо сейчас. Примериваются.
Сказав это, он прикладывает два пальца к козырьку фуражки и спускается в катер. На палубе он поднимает голову и смотрит на Кампелло и Моксона.
– Я знаю, что они придут, – настойчиво повторяет он. – Сегодня ночью, завтра, послезавтра. Они придут к нашим кораблям, как голодные волки, и я буду их ждать.
11
Мокрую шкуру каленым железом
Только на третий день я решился спросить Дженнаро Скуарчалупо о распаде отряда «Большая Медведица» в 1943 году, когда маршал Бадольо заключил мир с союзниками, объявил войну Германии и старые друзья превратились во врагов. К этому времени попавшие в плен в результате неудачной операции Тезео Ломбардо и его двойник находились в Рамгархе, в индийском лагере для военнопленных. Там и пришел конец их товариществу. Или их дружбе. Я думал, старый неаполитанец будет избегать разговора на эту тему, но он охотно оседлал ее, как только я намекнул. Он говорил об этом с грустной и горькой улыбкой. Мы сидели, как и в предыдущие дни, с бутылкой вина, на солнышке, у