Кампелло приближается к столу, берет лист бумаги и карандаш, пишет имя и адрес.
– Возьми. – Он протягивает листок помощнику. – Потом сходишь по этому адресу, спросишь вот этого человека и скажешь ему, чтобы связался со мной как можно скорее, это очень важно. По телефону не звони, ясно?.. Только лично.
– Понимаю, комиссар.
– Ладно, давай, шевели задницей.
С этими словами Кампелло выходит из кабинета, спускается в подвал и направляется в допросную. Гамбаро и Бейтман сидят в коридоре, закатав рукава рубашки, – попивают пиво из маленьких бутылочек и слушают новости по Би-би-си. Кампелло делает им знак оставаться на месте и входит. Женщина сидит за столом, под голой лампочкой, свисающей с потолка. Плащ накинут на плечи, наручников нет. Комиссар садится напротив и сразу переходит к делу:
– Прошу вас, пожалуйста, не говорите, что ничего такого не сделали и что ваше задержание – это произвол.
Она смотрит на него с подозрением. Приятное лицо, снова отмечает Кампелло. Высокая, и ее можно назвать красивой. И разговаривает как воспитанный человек.
– Вы сказали «задержание»? Я не арестована?
Она держится ровно и спокойно смотрит на комиссара. Но когда она говорит, у нее немного дрожит подбородок. У нее тонкие, ухоженные руки, нет ни колец, ни лака для ногтей. Они лежат на столе, и временами она судорожно сцепляет пальцы.
– Пока что нет, – отвечает Кампелло. – Но от этого вам никакой пользы, поскольку в данных обстоятельствах мы можем задержать вас на сколько угодно, до тех пор пока все не обнаружится.
– Вы можете объяснить мне, почему меня здесь держат? – Она указывает на дверь. – И почему эти мужчины входят сюда и говорят мне гадости?
Кампелло устало машет рукой, словно все совершенно очевидно:
– Мы знаем, что вы информируете врага. Что вы шпионка.
Она широко раскрывает глаза:
– Но это же смешно. Я ведь уже сказала…
– Все, что вы уже сказали, не убедит меня в обратном. Я не знаю, работаете вы на нацистов, на итальянцев или на испанскую Фалангу. Или, возможно, на всех сразу.
– Вы это всерьез?
Кампелло обводит рукой допросную и указывает на закрытую дверь:
– По-вашему, это все несерьезно?
Она сплетает пальцы. Скорее напряжена, чем растеряна.
– Я считаю, это все оскорбительно. – Она смотрит на него с вызовом. – Скажите же мне, что я такого сделала, чего не должна была делать.
– Книжный магазин Силтеля Гобовича, – наудачу произносит полицейский.
Она смотрит на него с удивлением, и непонятно, подлинное оно или показное.
– Я работала там всю испанскую войну. Вы, вероятно, можете спросить у хозяина.
– Обязательно спросим, – соглашается Кампелло. – А теперь о террасе.
Женщина по-прежнему невозмутима:
– А что с террасой?
– Оттуда виден весь порт.
– И что?
– Вот вы мне и скажите.
Женщина наклоняет голову и смотрит на него как на идиота:
– Послушайте, сеньор. Я бывала на этой террасе сотни раз… Что в этом странного?
– Ваш фотоаппарат. Тот, что у вас в сумке.
– Я часто беру его с собой, люблю фотографировать. Но сегодня я не снимала.
– Почему?
– Не знаю. – Она колеблется, но тут же объясняет: – Раз на раз не приходится.
– Мы ищем пленку.
– Она в фотоаппарате.
– На той нет ни одного снимка. Я имею в виду другую пленку.
– Какую другую?.. У меня была только одна. Говорю вам, я не снимала.
– Даже с террасы?
– Я никогда не снимала с террасы. Я прекрасно знаю, что запрещено снимать портовые объекты.
– Вы это знаете?
– Конечно… как и все.
Входит Писарро с чашкой горячего какао и ставит ее на стол перед Еленой. Та даже не смотрит.
– Ну, а ваш отец? – спрашивает Кампелло, когда помощник уходит.
– Я вас не понимаю.
– Сейчас поймете. Мы вас подозревали, поэтому прослушивали телефон в магазине Гобовича и в ближайшей будке… Ваши разговоры записаны.
Женщина по-прежнему смотрит на него так, будто совсем не понимает его логики. Наконец она замечает чашку с какао, берет ее в руки, подносит к губам, отпивает глоток и снова ставит на стол.
– И что плохого в этих разговорах? – наконец спрашивает она.
– Ваш отец и двоюродные сестры, вот что. И почтовая открытка.
– Мой отец живет в Малаге, у меня есть родня в Альхесирасе. Тут нет ничего странного.
– Мы проверим.
– Пожалуйста.
Кампелло пристально изучает ее в некоторой задумчивости. Это правда, заключает он, защищается она прекрасно. Без сомнения, даже слишком хорошо. Тогда он достает другой козырь из рукава.
– Когда вы говорили по телефону, вы не назвали свое имя.
– Не назвала?
– Нет. Вы представились Марией.
Взгляд женщины чист, словно глаза у нее из кристаллов льда.
– У вас же есть мое личное дело, – отвечает она спокойно, – где фигурирует мое полное имя… Меня зовут Мария Елена, и мои родственники обычно употребляют первое имя.
– С каких пор?
– С детства.
– Это мы тоже проверим.
– Кто бы сомневался.
Комиссар умеет держать удар. Не меняясь в лице, он достает из кармана пиджака пачку сигарет Елены и ее зажигалку, кладет перед ней.
– Вы вдова, – замечает он. – Вашего мужа убили англичане.
– А моего отца хотели расстрелять франкисты… Поэтому мы скрывались здесь три года… Я не симпатизирую ни нацистам, ни фашистам.
С этими словами она достает из пачки сигарету и щелкает зажигалкой. Кампелло отмечает, что она левша и что пламя в ее пальцах дрожит. Железная баба, думает он про себя. Или умеет такой казаться. И делает это совсем не плохо.
– Послушайте… Не заставляйте меня прибегнуть к другим методам.
Она медленно выпускает дым, прикрыв глаза.
– Надеюсь, это не значит, что вы собираетесь меня пытать.
Кампелло саркастически смеется:
– А вы что, не обучены? Как противостоять допросам