найдется таких, которые вполне сознательно относятся к современным событиям, но зато много таких, которые ловко умеют приспосабливаться к моменту. Разительные контрасты можно наблюдать в современной китайской действительности: сегодня человек без копейки, а завтра имеет тысячи; в Пекине большинство чиновников живет впроголодь, а в уездах уездные начальники, например, получают по 20–30 тысяч в год; и, несмотря на голодное существование, чиновники в Пекине не уходят со своих мест: одни надеются, что при смене правительства у них найдутся связи и они займут более «теплые» места; другие, имея право носить значок того или иного ведомства, чувствуют себя в безопасности от вербовки в армию; третьи ждут возврата к прошлому, и только очень немногие честно несут свой долг перед страной и народом. Но у пекинского чиновничества нет такой солидарности, как, например, у купечества: чиновничество разбилось на несколько лагерей, и все интригуют друг против друга, все они хотят хорошо жить и ничего не делать. По откровенному заявлению одного чиновника, «хорошо иметь деньги, посидеть с приятелем за рюмкой вина, сходить в театр» – в этом, по его мнению, весь смысл жизни.
Чиновничество еще и теперь продолжает смотреть на крестьян как на доходную статью, считая, что крестьяне вполне обеспечены и ничего не делают: поработает крестьянин летом, соберет он осенью богатую жатву, продаст, накупит своей семье товаров и сидит потом целую зиму да покуривает трубку. Причину своего бедственного положения чиновники видят исключительно в том, что мужик мало дает денег и государству, и им, чиновникам.
Но и среди консервативного чиновничества начинаются сдвиги, и в моменты обычных пустых разговоров часто уже раздается недоумевающий вопрос «что же делать?» – и делаются попытки к выявлению своих отношений к современному положению в Китае. Первое, что кажется неоспоримым для всего чиновничества (равно как и для всякого китайца вообще), – это отрицательное, определенно враждебное отношение к иностранцам, и не столько к тем, которые живут в Пекине, а к тем, которые сидят где-то далеко. Второе – это пересмотр своих отношений к бывшей Маньчжурской династии; и здесь приходится констатировать, что это отношение складывается не в пользу бывшей монархии. Старые чиновники, вспоминая свою прежнюю службу, находят в ней много темного и тяжелого: рабская роль в отношении вышестоящих, непрочность материального обеспечения, полная зависимость от начальства и т. п. В прошлом чиновник, имеющий месячную ставку в 100 рублей, фактически получал только 70–80 рублей, делалось это очень просто: расписывался он в получении 100 рублей, а получал на руки только 70–80 рублей, и получающий не делал никаких попыток к протесту, заранее зная, что всякий протест будет иметь для него тяжелые последствия, и утешаясь единственно тем, что в будущем, достигнув соответствующей степени служебного положения, он тоже будет оставлять часть чужого жалованья в свою пользу. Третье – это отношение к современным политическим группировкам в Китае. Эти отношения весьма сложны и не поддаются точному определению, разбиваясь на несколько течений. Среди политических группировок пекинского чиновничества можно отметить следующие основные течения: во-первых, создание твердой власти в Пекине как правительственном центре всего Китая – сторонники такой власти разбиваются на два лагеря – чжанцзолинистов и гоминдановцев (но гоминдановцев правого крыла); во-вторых, создание на территории Китая нескольких независимых республик (это мнение последователей расширенного толкования принципа самоуправления).
Эти два мнения в равной мере присущи и купеческим кругам Пекина. Немалую роль в деле распространения того или иного мнения, как и вообще в деле выработки политических взглядов у людей зрелого возраста, играет китайская молодежь. В семьях даже самого старозаветного уклада, там, где имеется молодежь (особенно студенчество), родители охотно прислушиваются к голосу молодого поколения, считая, что их дети, получая теперь европейское образование, более способны разбираться в вопросах текущего момента. По откровенному заявлению самих отцов, они часто поддерживают материально ту или иную группировку только потому, что в этом убедили их дети; и поскольку молодежь в Пекине в данное время живет убеждениями не только правого Гоминдана, но и более правыми убеждениями, постольку и буржуазно-мещанские круги Пекина в целом придерживаются этих убеждений.
Страшное впечатление производит в настоящее время учащаяся молодежь высших учебных заведений Пекина. Большинство этой молодежи в первую очередь занимаются английским языком и очень немногие – французским и русским. Интерес, проявляемый именно к английскому языку, главным образом, определяется чисто экономическими соображениями: в Пекине, как и вообще в Китае, хороший спрос на владеющих английским языком. Однако студенты университета, состоящие на факультете английской филологии, имеют очень слабую общую подготовку и способны отвечать, что Cromwell открыл Америку.
Большинство студенчества очень мало интересуется наукой. Жизнь студентов вне стен учебного заведения проходит праздно: игра в карты, кинематограф, пение и игра на национальных инструментах и пр. Но и в этой праздной жизни, если повнимательнее к ней присмотреться, заметно влечение юных сердец к новой жизни: молодежь совсем редко и неохотно посещает театры и кино с репертуаром, воскрешающим старину; напротив, картины и пьесы из современной жизни Китая, особенно те, в которых в том или ином виде изображена борьба китайского молодого поколения за новую лучшую жизнь, пользуются колоссальным успехом, даже несмотря на слабую постановку. Ведя довольно праздную жизнь, пекинское студенчество все же отдает большую дань политическим вопросам современности, всякое событие бывает предметом долгих и оживленных споров; студенчество стремится понять современность, определить свое отношение к ней.
Показателем студенческих умственных течений может служить та литература, которая пользуется наибольшей популярностью у студенчества. Китайские классики известны очень немногим из молодого поколения, а если и известны, то весьма поверхностно. Правда, в Пекине имеется и общество, и несколько школ, поставивших целью воспитание молодежи в духе конфуцианства, но в этих школах Конфуций преподается под вполне определенным освещением, как противовес слишком радикальным уклонам молодежи на юге. Большой популярностью пользуется у китайской молодежи европейская литература по гуманитарным наукам, переведенная на китайский язык; подобным же успехом пользуется и китайская литература по обществоведению. Повести и романы, сборники рассказов, имеющие определенный идейный уклон, охотно раскупаются и читаются молодежью. Все это, по-видимому, свидетельствует о том, что молодежь настоятельно ищет ответа на волнующие ее вопросы современной жизни Китая. И все-таки в целом приходится отметить, что пекинское студенчество довольно реакционно и малоактивно; конечно, эту реакционность надо понимать относительно, а кроме того, нельзя ее распространять поголовно на все пекинское студенчество, среди которого имеются и очень сознательные и передовые элементы. Можно встретить таких студентов, которые упорно изучают русский язык, имея одну цель, чтобы по первоисточникам найти ту правду, которой они не находят в китайских книгах. Но это передовое студенчество в условиях современного